Пруссачество и социализм - Шпенглер Освальд (бесплатные версии книг TXT) 📗

говцами и торгующими рабочими. При помощи

забастовки покупателю отказывают в товаре

<труд>. Посредством забастовки противной сто-

роны - локаута - отказывают покупателю <де-

нег>. Запасная армия рабочих обеспечивает сбыт

товара продавцам денег, а запасная армия пред-

принимателей (недостаток рабочих рук) обеспе-

чивает сбыт продавцам труда. Забастовка - это

отличительный признак несоциалистичности

марксизма, классический признак его проис-

хождения от философии торговцев, к которой

Маркс примыкал по инстинкту и привычке.

Напротив, в государстве труд не товар, а обя-

занность по отношению к целому. Прусская де-

мократизация состоит именно в том, что она не

делает никакой разницы в оценке нравственно-

го достоинства труда: судья и ученый <трудят-

ся> так же, как рудокоп и плавильщик железа.

Таким образом, когда во время немецкой рево-

люции рабочий физического труда стал грабить

остальной народ, выжимая за возможно мень-

шее количество работы большее количество де-

нег, и обнаружил стремление поднять значение

своего <товара> по сравнению со всяким дру-

гим, то это было проявлением английского ду-

ха. В основе забастовки как средства борьбы ле-

жит предположение, что нет народа как госу-

дарства, а существуют только партии. Идея сво-

бодной борьбы за заработную плату и исключи-

тельное право устанавливать эту плату после

победы пролетарской партии - идея марксист-

ская и, следовательно, английская.

Прусская идея состоит в беспартийном, госу-

дарственном регулировании заработной платы

123

за каждый род труда, сообразно с общим хозяй-

ственным положением; плата эта планомерно

распределяется по профессиям, в интересах все-

го народа, а не одного лишь отдельного профес-

сионального класса. Это порядок определения

содержания чиновников, распространенный на

всех трудящихся. Он включает в себя запреще-

ние забастовки как противогосударственного

и торгашеского частного метода. Право опреде-

ления ставок на труд должно быть отнято и у ра-

ботодателей и рабочих и передано общему хо-

зяйственному совету, так чтобы обе стороны счи-

тались с вполне определенной величиной, как

это уже издавна практикуется с другими ставка-

ми сообразно стоимости управления промыш-

ленным предприятием и стоимости жизни*.

Марксизм с точки зрения прирожденных

свойств пруссака-социалиста лишен смысла.

Он может их отрицать и стремиться ослабить,

но они в конце концов окажутся сильнее, как

все живое и естественное по сравнению с теори-

ей. Там, где господствует английский дух,

марксизм у себя дома, здесь его лучше понима-

ют, чем истинный социализм, и здесь, с возник-

новением серьезного единоборства между обеи-

ми хозяйственными партиями, парламентаризм

*При этом следовало бы установить систему, по которой

каждый трудящийся, офицер и административный чи-

новник так же, как рабочий физического труда, имел бы

текущий счет в своего рода государственной сберега-

тельной кассе, куда все обязанные что-либо вносить

должны направлять свои взносы. Отдельным лицам на

основании определенного правила распределения пола-

гается известная сумма, соразмерная с числом лет служ-

бы и величиной семьи.

124

старого склада обречен на гибель. Обе партии

имущих, образовавшиеся из представителей

высшего класса, были организованы как объе-

динения политического характера и в конце

концов оказывались солидарными в хозяйст-

венных вопросах. Даже борьба за систему сво-

бодной торговли, в которой к 50-м годам XIX ве-

ка - последней эре классического парламента-

ризма - победили виги, закончилась полным

соглашением. Тори и виги отличались друг от

друга только постольку, поскольку одни отдава-

ли предпочтение войне и покорению, другие -

купеческому проникновению, смелости и хит-

рости пирата. Ныне же экономические противо-

речия порождают две новые партии - партию

денег и партию труда - и эта борьба не может

более вестись парламентскими средствами.

Здесь спор идет уже не о форме, но о самой сущ-

ности, и поскольку обе партии отказываются

подчиниться чуждому им принципу, принципу

государства, его беспартийному авторитету, нет

выхода, кроме окончательного подчинения од-

ной хозяйственной партии другой.

XX

Маркс распространил на всю историю картину

промышленной Англии, воспринятую им и без

того в весьма схематическом и сомнительном по-

нимании. Он утверждает, что его хозяйственная

система годится для всего человеческого общест-

ва, прибавляя при этом, что она - самое сущест-

венное в ходе истории. Маркс похож здесь на

Дарвина, который также исходил из Мальтуса,

125

и утверждал, что его система сохраняет значение

для <всех организмов>, между тем как на деле

она приложима только к высшим человекопо-

добным животным, и становится абсурдной, ес-

ли отдельные законы, такие, как половой под-

бор, мимикрию и наследственность, серьезно

применять к грибовидным или кораллам.

Материалистическое понимание истории, ко-

торое признает экономическое состояние причи-

ной (в физическом смысле слова), а религию,

право, нравы, искусство и науку лишь функция-

ми экономики, несомненно в нашей поздней ста-

дии развития обладает какой-то убедительнос-

тью, так как оно обращается к мышлению безре-

лигиозных и лишенных традиций людей боль-

ших городов. Материалистическое понимание

истории убедительно не потому, что хозяйствен-

ное положение действительно стало <причи-

ной>, а оттого, что искусство и религия стали

бессильными, пустыми и внешними и на деле

производят впечатление теней единственно

сильно развитой формы, выражающей совре-

менность. Все это прежде всего английское - ре-

лигия как Cant, искусство как Comfort для выс-

шего класса и подаяние для низшего (<искусство

для народа>), - проникли в другие страны вме-

сте с английским жизненным стилем.

Гегель стоит над уровнем исторической дей-

ствительности, его же ученик Маркс - ниже

этого уровня. Если устранить метафизику Геге-

ля, то в его лице выступает политический мыс-

литель, обладающий таким сильным понима-

нием действительности, какого второго не зна-

ет новая философия. Он ставит, как пруссак по

126

духовному сродству, в центр своего весьма глу-

бокого, почти по-гетевски задуманного разви-

тия государство, с той же уверенностью, с ка-

кой Маркс, как англичанин по духу, ставил

в центре своего механически-дарвинистическо-

го понятия <эволюции> (по-немецки <прогрес-

са>) хозяйство. Государство, по Гегелю, есть

творческое начало истории, политика - это

история. <Человеческое общество> - не его

слово. Высшие чиновники поколения Бисмар-

ка были по большей части строгими гегельян-

цами. Маркс же мыслит историю вне государ-