Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении - Ильенков Эвальд Васильевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Но этого-то и не понял Фейербах в своей критике Гегеля. Поэтому он и в социологии, и в теории познания остается на точке зрения абстрактного индивида, вопреки его собственным декламациям о том, что его точкой зрения является "конкретный", "реальный", "действительный" человек...
"Конкретным" этот человек оказался лишь в воображении, лишь в фантазии Фейербаха. Действительной "конкретности" человека он так и не разглядел.
И это, кроме всего прочего, означает, что сами термины "конкретное" и "абстрактное" Фейербах употребляет как раз наоборот по сравнению с их подлинным философским смыслом: то, что он называет "конкретным", есть на самом деле, как это блестяще показали Маркс и Энгельс, крайне абстрактное и наоборот.
Фейербах именует "конкретным" совокупность чувственно воспринимаемых качеств, присущих каждому индивиду, или -- качеств, общих всем индивидам, и из этих качеств строит свое представление о "человеке".
С точки же зрения диалектики, с точки зрения Маркса и Энгельса, это и есть самое абстрактное (гораздо более абстрактное, чем гегелевское) изображение человека...
Гегель понимает (или старается понять) человека в сплетении общественных связей, в системе всеобщего взаимодействия, в формах этого исторически развивающегося взаимодействия. Это, согласно терминологии Маркса, и есть шаг на пути к подлинно конкретному пониманию.
Фейербах же изолирует индивида, "очищает" его от всего того, чем тот обязан общественному организму, -- и в итоге добывает крайне абстрактное представление о нем, хотя и продолжает считать, что это-то и есть самое "конкретное"...
Маркс и Энгельс впервые показали с точки зрения материализма, в чем заключается подлинная "конкретность" человеческого существования, что это за объективная реальность, к которой философия вправе применять термин "конкретное" в полном его значении.
Конкретная "сущность человека" была усмотрена ими не в ряду тех общих каждому индивиду свойств, не в ряду "абстрактов", а в совокупном процессе общественной жизни и в законах ее развития.
Вопрос о конкретной природе человека ставится и решается ими как вопрос о развитии системы общественных отношений человека к человеку и человека к природе. Всеобщая (общественно-конкретная) система взаимодействия людей и вещей и выступает по отношению к отдельному индивиду как его собственная, вне и независимо от него сложившаяся, человеческая действительность.
Приобщаясь путем индивидуального образования к этой -- к своей собственной "конкретно-человеческой" сущности, индивид и становится человеком. Тем самым он индивидуально воспроизводит в себе эту сущность, которой он от рождения вовсе не обладал, и становится ее единичным воплощением, ее реальным конкретным осуществлением.
В какой мере, однако, он ее сможет воплотить, -- зависит не от него, а опять-таки от характера всеобщего взаимодействия людей в обществе, от общественной формы разделения труда.
Классово-антагонистическое разделение труда превращает каждого индивида в крайне одностороннего человека, в "частичного" человека. Оно развивает в нем одни человеческие способности за счет того, что устраняет возможность развития других. Одна способность развивается в одних индивидах, другая -- в других, и именно эта односторонность индивидуального развития связывает индивидов друг с другом как людей и оказывается единственной формой, в которой совершается всеобщее развитие.
Конкретная полнота человеческого развития осуществляется здесь именно за счет полноты личностного, индивидуального развития, за счет того, что каждый индивид, взятый порознь, оказывается ущербным, односторонним, абстрактным человеком.
И если Фейербах такого -- объективно абстрактного -- индивида считает "конкретным" человеком, то в этом заключается не только логическая фальшь его позиции, но и слепота буржуазного теоретика, идеологическая иллюзия, скрывающая подлинное положение дел.
Чтобы составить "конкретное" представление о "сущности человека", о "человеке" как таковом, Фейербах абстрагируется от всех реальных различий, общественно-развитых историей, -- он ищет то "общее", что портному одинаково свойственно с живописцем, слесарю -- с конторщиком, хлеборобу -- со священослужителем, а наемному рабочему -- с предпринимателем... В ряду свойств, одинаково общих для индивида любого класса и любой профессии, он и старается обнаружить "сущность человека", "подлинную, конкретную" природу человеческого существа...
То есть он абстрагируется как раз от всего того, что на деле и составляет реальную, развивающуюся через противоположности сущность человечества -- совокупность взаимообуславливающих способов человеческой жизнедеятельности.
Его индивид и есть мнимо-конкретный индивид, -- на деле этот индивид представляет собой чистейшую абстракцию.
Согласно логике Маркса и Энгельса, конкретное теоретическое представление о человеке, конкретное выражение "сущности человека" может быть образовано совсем обратным путем -- путем рассмотрения как раз тех различий и противоположностей -- классовых, профессиональных и индивидуальных, от которых Фейербах отворачивает взор. "Сущность человека" реальна только как развитая и расчлененная система способностей, как многосложная система разделения труда, образующая соответствующим своим потребностям индивидов -- математиков, плотников, ткачей, философов, наемных рабочих, предпринимателей, банкиров и лакеев...
Иначе говоря, теоретическое раскрытие "сущности человека" может состоять единственно в раскрытии той необходимости, которая рождает и развивает все многоразличные проявления общественной человеческой жизнедеятельности, все способы этой жизнедеятельности.
И если говорить о наиболее общей характеристике этой системы, о "всеобщей дефиниции" человеческой природы, то эта характеристика должна выражать реальную, объективно всеобщую основу, на которой разрастается с необходимостью все богатство человеческой культуры. Человек, как известно, обособляется от животного мира там и тогда, где и когда он начинает трудиться с помощью им же самим созданных орудий труда.
Производство орудий труда и есть первая (и по существу и по времени, и "логически", и исторически) форма человеческой жизнедеятельности, человеческого существования.
Так что реально-всеобщая основа всего человеческого есть как раз производство орудий производства. Именно из нее, в качестве ее следствий, развились все остальные многообразные качества человеческого существа, -- и сознание, и воля, и речь, и мышление, и прямая походка, и способность эстетически воспринимать окружающий мир, и т.д. и т.п.
И если попытаться дать всеобщее определение "человека", то оно будет звучать так:
ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ СУЩЕСТВО, ПРОИЗВОДЯЩЕЕ ОРУДИЯ ТРУДА.
Это и будет характерным примером конкретно-всеобщего определения, конкретной абстракции понятия.
Рассмотрим это конкретно-всеобщее определение с точки зрения его чисто логического состава. Здесь мы сразу убедимся что оно основывается на совершенно иных представлениях о соотношении "всеобщего" и "особенного", "всеобщего" и "единичного", нежели определение Фейербаха.
Прежде всего констатируем, что вышеприведенное определение фиксирует вовсе не абстрактно-общее каждому единичному представителю рода человеческого свойство, "признак", не "абстракт", присущий каждому отдельному индивиду, а нечто совсем иное.
Ведь ясно, что, исходя из принципа абстрактного тождества, это определение вообще получить невозможно. Оно получено при явном нарушении этого принципа. Более того, это определение, будучи даже уже выработанным, никакими софизмами не подводится под старые логические критерии "всеобщего" понятия. Старая логика, если она хочет оставаться верной своему фундаментальному принципу, не имеет права признавать это определение всеобщим определением человека.
Оно, это определение, с точки зрения старой логики чересчур, недозволительно "конкретно" для того, чтобы быть всеобщим. Ведь под него никак не подведешь посредством простой формальной абстракции, с помощью силлогистической фигуры, таких несомненных представителей человеческого рода, как Моцарт и Рафаэль, Пушкин или Аристотель...
