Восток и Запад - Генон Рене (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Восточные люди (мы говорим только о тех, кто на самом деле может таким считаться) никогда не согласятся принимать во внимание какую-нибудь иную цивилизацию, не обладающую, как их собственные, традиционным характером; но не может быть и речи о том, чтобы однажды вдруг, без всякой подготовки, придать такой характер цивилизации, полностью его лишенной; мечтания и утопии не в нашем вкусе, стоит оставить для неосмотрительных энтузиастов тот неизлечимый «оптимизм», который делает их неспособными признать, что можно, а что нельзя выполнить в определенных условиях. Восточные люди, придающие времени лишь очень относительную ценность, хорошо знают, что это такое, и они не стали бы совершать те ошибки, в которые могут быть вовлечены западные люди из-за своей болезненной спешки, вносимой в любое их начинание и непоправимо подрывающее стабильность: когда думают, что достигли цели, все рушится; это как если бы захотели построить здание на зыбкой почве, не дав себе труда начать с закладки прочного фундамента под тем предлогом, что его не видно. Конечно, те, кто предпринимает труд, о котором идет речь, не должен надеяться немедленно достичь видимых результатов; но их работа не будет из-за этого менее эффективной и реальной, как раз наоборот, не имея никакой надежды когда-нибудь увидеть внешний расцвет, они лично приобретут отнюдь не меньше удовлетворения и неоценимых преимуществ. Нет даже никакой общей меры между результатами внутренней работы самого высокого порядка и всем тем, что может быть обретено в области условного; если западные люди думают иначе и здесь также переворачивают естественные отношения, то потому, что они не могут возвыситься над чувственными вещами; всегда легко отрицать ценность того, о чем не знаешь, а когда не способны достичь этого, то это лучшее средство утешиться в своей немощи, средство, к тому же, доступное всем. Может быть, скажут: если это так и если эта внутренняя работа, с которой надо начинать, только и является существенной, то почему занимаются другими вещами? Потому что, хотя условное лишь только вторично, но оно, тем не менее, существует; когда мы находимся в проявленном мире, мы не можем полностью от него отрешиться; однако, поскольку все должно исходить из принципов, остальное может достигаться в некотором роде «сверх этого»; очень ошиблись бы, запрещая себе предполагать такую возможность. Существует еще одна причина, в большей степени присущая современным условиям западного духа: этот дух, будучи тем что он есть, имеет мало шансов заинтересовать даже возможную элиту (мы хотим сказать, тех, кто обладает необходимыми, но еще не развитыми интеллектуальными способностями) реализацией, которая должна оставаться чисто внутренней, по крайней мере, она предстает только в этом аспекте; гораздо легче будет ее заинтересовать, показав, что сама эта реализация должна произвести, пусть отдаленные, результаты во внешнем; что, на самом деле, является истинной правдой. Если цель всегда одна и та же, то существует много различных путей ее достижения или, лучше сказать, приближения к ней, ибо с того момента, как в трансцендентной области достигли метафизики, все различия исчезают; среди всех этих путей надо выбрать наилучшим образом соответствующий тем умам, которым он адресован. Особенно, вначале, все, что угодно или почти все может служить «опорой» иди поводом; там, где не организовано никакое традиционное образование, где интеллектуальное развитие встречается исключительно редко, иногда очень трудно сказать, чем оно было определено; самые разные и самые неожиданные вещи могли ему послужить отправной точкой, сообразно индивидуальной природе и согласно внешним обстоятельствам. Во всяком случае, не тому, что посвящали себя чистой интеллектуальности, обязаны потерей того влияния, которое она может и должна, пусть не прямо, оказывать во всех областях, и даже не обязательно это влияние должно быть намеренным. Добавим (хотя это и трудно для понимания), что никакая традиция никогда не запрещала тем, кого она привела к определенным вершинам, направлять затем в более низшие области, не теряя при этом то, что они приобрели и что не может быть у них отнято, «духовные влияния», сконцентрированные в них, которые, распределяясь по ступеням согласно их иерархическим отношениям, распространяются там как отражение и причастность к высшему интеллекту [29].
В познании принципов и восстановлении «традиционных наук» существует еще одна задача или другая часть той же задачи, действие которой непосредственно заставит себя почувствовать в социальном плане; она, впрочем, является единственной, для которой, в значительной степени, Запад может найти решение в самом себе; это требует некоторых разъяснений. В Средние века западная цивилизация обладала неоспоримо традиционным характером; трудно сказать, можно ли его сравнивать по полноте с восточными цивилизациями, в особенности, приводя те или иные формальные свидетельства. Если придерживаться того, что известно, то западная традиция, существовавшая в это время, была по форме религиозной традицией; но это не означает, что там не было ничего другого, по этой причине элита не может быть лишена чистой интеллектуальности, высшей из всех форм. Мы уже говорили, что здесь не существует никакой несовместимости, и приводили в этом отношении пример ислама; мы вспомнили здесь об этом, потому что мусульманская цивилизация по своему типу в наибольшей степени, за небольшим отступлением, приближается к типу европейской цивилизации Средних веков; эту аналогию следовало бы учитывать. С другой стороны, не надо забывать, что религиозные или теологические истины, так таковые, не рассматриваются с чисто интеллектуальной точки зрения и не обладают универсальностью, принадлежащей только метафизике, они суть принципы лишь в относительном смысле; и если бы принципы в собственном смысле слова, приложением которых они являются, не были бы известны совершенно осознанным образом хотя бы некоторым, сколь немногочисленными бы они ни были, то трудно было бы предположить, что внешне религиозная традиция могла иметь такое влияние, которое она, действительно, имела в течение столь длительного периода, и что она производила в различных областях, не относящихся к ней непосредственно, все те результаты, которые засвидетельствованы историей и которые не могут полностью скрыть ее современные фальсификаторы. Наконец, надо сказать, что в схоластической доктрине есть по крайней мере часть метафизической истины, может быть, недостаточно свободной от философских условностей и слишком нечетко отделяемой от теологии; конечно, это не всеобщая метафизика, но все же это метафизика, в то время как у наших современников ее нет и следа [30]; говорить, что там есть метафизика, означает, что эта доктрина, со всем тем, что она охватывает, должна с необходимостью находиться в согласии со всеми другими метафизическими доктринами. Восточные учения идут гораздо дальше и в разных направлениях; но, может быть, в Средние века на Западе были дополнения к тому, чему обучали внешним образом, и эти дополнения, предназначенные исключительно для очень закрытой среды, никогда не были сформулированы в каком-нибудь письменном тексте, так что самое большее, что можно найти в этом отношении, это только символические намеки, достаточно ясные для того, кто знает, о чем идет речь, но совершенно непостижимые для любого другого. Мы хорошо знаем, что в настоящее время в различных религиозных средах существует очень четкая тенденция отрицать всякий «эзотеризм» как для прошлого, так и для настоящего; но мы думаем, что эта тенденция, помимо того, что она заключает в себе некоторые добровольные уступки современному духу, по большей части происходит от того, что слишком много думают о ложном эзотеризме некоторых наших современников, не имеющем абсолютно ничего общего с подлинным эзотеризмом, который мы имеем в виду и многие следы которого еще можно найти, если не быть затронутым никакой предвзятой идеей. Как бы то ни было, есть бесспорный факт: Европа Средних веков делала несколько попыток установить отношения с восточными народами, и эти отношения оказали значительное воздействие в сфере идей; известно, хотя, может быть, еще недостаточно, чем она обязана арабам, естественным посредникам между Западом и самыми отдаленными районами Востока; были также прямые отношения с Центральной Азией и с самим Китаем. Уместно было бы более внимательно изучить эпоху Карла Великого, а также крестовых походов, когда, если имелись внешние битвы, то в равной степени были и знания на более внутреннем плане, если можно так выразиться; мы должны отметить, что битвы обеих традиций друг против друга, порожденные в равной мере их религиозной формой, не имеют никакого основания и не могут происходить там, где традиция не облекается в эту форму, как это имеет место в более восточных традициях; в этом последнем случае не может быть ни антагонизма, ни даже простой конкуренции. У нас еще будет случай вернуться к этому; в настоящий момент мы хотим подчеркнуть то, что западная цивилизация Средних веков со всеми ее истинно умозрительными познаниями (даже оставляя в стороне вопрос о том, как далеко они простирались) и с ее социальным иерархическим устройством была, в достаточной мере, сравнима с восточными цивилизациями, чтобы был возможен определенный интеллектуальный обмен (с той же оговоркой), характер современной цивилизации, напротив, делает его абсолютно невозможным.
