Метод практики: природа и структура - Щавелёв Сергей (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Для подобных выводов имеются известные основания. За пределами науки в самом деле гораздо чаще встречается антиметод – случайных проб и многих ошибок; псевдостратегия поведения – «стимул – ответная реакция», способ «дикой кошки», как говорят американцы, имея в виду непредсказуемость «прыжков» слабоорганизованной или же сознательно раскрепощенной от методических «пут», рамок мысли.
Между нами, читатель, говоря, подобные отступления от четкого метода допускают не только практики, но и ученые. Самое странное – изредка такого рода эксцессы приносят положительный результат. Широко известны случайные, неожиданные открытия в естествознании, скажем, ботаником Р.Броуном одноименного движения молекул; физиком А. Беккерелем – естественной радиоактивности{Как невольно пошутила одна из моих студенток при ответе на экзамене: «Беккерель открыл радиоактивность, а Склодовская-Кюри получила Нобелевскую премию».}; музыкантом и астрономом-любителем В. Гершелем – планеты Уран; и проч. Приведем еще факт, вошедший в легенду среда археологов. Графиня П.С.Уварова – видная исследовательница отечественных древностей и выдающийся организатор их охраны – на раскопках Старой Рязани, повинуясь странному капризу и вопреки всем заповедям научной методики, взялась ковырять зонтиком стенку раскопа. Порча стратиграфии памятника в данном случае привела к находке уникального клада древнерусских украшений.
Столь эксцентричные эпизоды научной практики не умаляют значения выверенного метода. Они лишь демонстрируют многосложность познания и признанную самими методологами «энергию заблуждения».
Высокая методологизированность науки не дает, на мой взгляд, оснований для заключения, будто одна она располагает методом, а вненаучное познание от него и даже от теории в широком смысле этих определений отлучено. Как размыслил еще Козьма Прутков, «антонов есть огонь, но нет того закону, чтобы огонь всегда принадлежал Антону».
Обозначенный вопрос не снимается и великодушным расширением» со стороны эпистемологов использовать, адаптировать по своей природе методы в других сферах общественной мысли и жизни. Согласно типичному же отзыву Э.Г.Юдина, «научное знание в целом играет роль методологии по отношению к совокупной практической деятельности человека»4. Этот в общем-то верный тезис нуждается в существенной конкретизации на; того, какая науке помогает каков практике и, главное, как именно. Если б, допустим, Р.Бойль бился над рецептами стиральных порошков, а Д.И.Менделеев ограничился рецептурой русской водки, химия не далеко бы ушла именно как наука.
Точнее будет, думается, вести речь об особенностях и реальных преимуществах /но отнюдь не о монополии/ научного познания в области методологии по сравнению с остальными разновидностями человеческого духа, инея при этом в виду, – вненаучные познания по части метода обладают собственными преимуществами, сильным сторонам даже по сравнению с самой наукой. Тот же, весьма авторитетный по части методологии автор, Г.А.Подкорытов, признает все-таки, что «методичностью характеризуются все познавательные действия, включая непосредственное наблюдение человеком действительности, аналитический ум исследователя и творческую фантазию художника»5.
Ко всему этому сопоставлению можно добавить тезис о практике как совокупности методологических предпосылок по отношению к основаниям и целям научного познания в какой бы то ни было области.
Не случайно исходное в наших рассуждениях понятие теории удивительно многозначно. С меня здесь достанет указать самые распространенные его применения. Прежде всего, оно употребляется для разграничения теоретического, умозрительного и эмпирического, фактического уровней внутри самого научного исследования. Кроме того, как любого рода идеальное отображение, мысленное объяснение действительности, теория отличается от практика, так или иначе преобразующего предметы материального действия, либо отношения к ним субъекта. Наконец, термин «теория» означает совокупность, систему выраженного в прескриптивном /описывающем, констатирующем/ виде знания о законах устройства, функционирования и развития некоего объекта – в противоположность методу, т. е. прескриптивному /предписывающему, побуждающему/ знанию порядка и правил деятельности субъекта с объектом. Тут перед нами как бы сослагательное и повелительное наклонения знания, если проводить аналогию с грамматикой. Именно эти последние, соотносительные значения категорий «теория» а особенно «метод» мы и предлагаем распространить на область вненаучного познания и практики в целом.
В самом общем виде разницу между теорией и методом можно уточнить, отнеся их соответственно к содержательной, предметной и формальной, структурной сторонам человеческой деятельности, прежде всего познавательной. Напомним принятое в традиционной логике определение формы мышления как строения сознаваемого содержания; способа организации, упорядочения, взаимосвязи его составных частей. Несмотря на некоторую условность такого определения6, оно позволяет заметить определенную самостоятельность, нейтральность логической формы познавательного процесса по отношению к его же эмпирическому и теоретическому содержанию. Это последнее составляют понятийно, фактически и иначе выраженные знания объективных свойств и отношений вещей. Тогда как логическая форма отображает не просто объект познания и преобразования, не столько сам по себе внешний мир, сколько длительный опыт взаимодействия субъекта и объекта. Наиболее массовидные и эффективные варианты логических структур мысли – анализ и синтез, аналогия и противопоставление, обобщение и индивидуализация и т. п. – как раз и составили исходные, важнейшие методы познания практики.
Встречаются попытки выдать метод за прямое воспроизведение имевшего мира. «Истинный метод представляет собой аналог процесса развития, отражение связей и отношений явлений природы…»7, – формулирует Н.В.Наливайко расхожее в учебной литературе мнение. На самом деле, свою ближайшую основу методология извлекает не из противостоящих субъекту предметов и процессов самих по себе, а из практики их использования, «покорения», «приручения» человеком. Объективная «логика» вещей своеобразно преломляется сквозь призму логики практики их основания и преобразования. В противном случае фигуры логики и вообще положения методологии в могли бы претендовать на универсальность, инвариантность внутри бесконечно разнообразного и вечно изменчивого содержания познания, как чувственного, так и рационального.
Основная задача теории – дать истинное знание об научаемом предмете, выяснить что он на самом деле собой представляет. К области же методологии гносеологическое понятие истины едва ли применимо. Методы бывают не истинные или ложные, но правильные или неправильные, шире же глядя – эффективнее или бесполезные, более или менее результативные. Пафос метода – определять, сколь точно следует мыслить о предмете, каким образом надлежит эффективно взаимодействовать с ним. Гомункул в «Фаусте» Гёте выступает заправским методологом, когда рекомендует своему создателю Вагнеру думать не только над тем, что тот изучает, но и как с этим обходиться.
Следуя столь мудрому совету, мы уже говорили выше о том, что представляет собой знание, используемое практиками; каковы источники его пополнения, в чем состоит типичное содержание таких познаний. Следовательно, – скажем теперь словами Гегеля, – то, что предстоит здесь еще рассмотреть, это не какое-то содержание как таковое, а всеобщность его форм, т. е. метод»8.
Хотя метод, разделяющий отличительные признаки формы познавания /в только что поясненном ее широком значении/ и служит оружием субъекта, но он вовсе не целиком субъективен. Составляющие метод нормы отнюдь не результат произвольной конвенции создатели, пользователей, как то пытался доказать К.Р.Поппер, сравнивавши их с правилами шахматной игры. Объективную основу метода составляют познанные закономерности бытия и мышления, зафиксированные в содержании теоретического знания. Способ же организации объективного знания в методически правильную процедуру дальнейшей деятельности с объектом действительно во многом субъективен, предопределен особенностями человеческой психики и возможностями предметно-орудийного действия.
