Мистерии Евразии - Дугин Александр Гельевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Надо отметить символизм греческого охотника Ориона, чья история несет на себе явные признаки очень архаического сюжета, связанного с мистерией зимнего солнцестояния. В его истории есть тема Гипербореи (посягательство на жительницу Гипербореи — деву Опис), убийство его стрелой из лука Артемиды, хождение по морю, ослепление и новое обретение зрения после инициатического путешествия навстречу солнечным лучам и т. д. Созвездие Ориона древними египтянами считалось небесной фигурой Озириса, а индусы располагали на этом же участке звездного неба, созвездие mrga-shirsha, самого Шиву. [61]
Все эти сюжеты и культовые ритуалы сопряжены именно с идеограммой Tiu, относятся к мистерии Зимнего Солнцестояния и являются развертыванием древнейшего гиперборейского символизма. Зимнее Солнцестояние вплотную сопряжено с универсальной идеей конца старого и начала нового, с волшебной точкой бытия, когда смерть превращается в воскресение, гибель открывает врата к бессмертию. По модели этого уникального момента Года построены все сакральные мотивы, связанные с наиболее важным моментом всякого цикла — неважно гигантского вселенского (конец мира) или совсем незначительного (конец суток или еще меньшего промежутка времени).
3. Два равно Трем
Вирт указывает на то, что последняя буква древнего финикийского алфавита фонетически была t, и произносилась tau, taw, а ее иероглифом был знак
или
Этот же знак также означал звук t в древнеарабском письме (тамудическом, сафаитском, сабейском, лихьяническом), а также в ливийском (нумидском, берберском).
"Таким образом, в конце алфавита, т. е. Года, — пишет Вирт, — стоял знак креста или якоря, озвученный зимнесолнцестоянческим именем бога — tau, taw, в некоторых случаях — tua. Символ «Двойного» —
Якорь — перевернутый знак Tiu в округлом начертании — означает "снисхождение "Света Мира" на дно темных вод, спуск в зимний ад.
Показательно, что в ранне христианской символике якорь был знаком самого Христа.
Древние календарные круги делились на разные сектора. Самым древним и арктическим было деление на две половины (отсюда "Сын Божий" — "Двойной"). Следующее по универсальности членение было троичным, разделяющим год на три равные части — три сезона; скандинавские рунические круги сохранили такое деление в формуле трех aettir, трех направлений. В точке зимнего солнцестояния начало весеннего сектора, по обе стороны от летнего солнцестояния — летний сектор, и, наконец, вниз, к осенне-зимнему периоду — третий сектор. Этот третий сектор назывался Tys att [62] и символизировался нашим знаком Tiu.
Tiu близок к Tyr, т. е. к концепции t в ur'е. И все это относится к третьей предновогодней части круга. Вирт объясняет фонетическое происхождение озвучивания числа 3 — три, tri в большинстве индоевропейских языков — именно этим обстоятельством! Отсюда сакрализация троичности в самых древних традициях. Устойчивый архаический сюжет "третьего (младшего) брата", который, уступая обоим братьям по всем показателям, становится, однако, спасителем, победителем и искупителем после всех испытаний и злоключений. Этот сюжет чрезвычайно распространен во всем индоевропейском фольклоре — от индийского через иранский, славянский, германский до исландского и кельтского. Если понять, что речь идет о Tiu, то такая сакрализация числа Три станет прозрачной. В раннем христианстве, распространявшемся в областях (начиная с Галилеи), где никогда не прерывалась древняя гиперборейская традиция — в Малой Азии, Греции, Италии, Фессалии, Анатолии и т. д. — все этим моменты прекрасно осознавались — на последнем месте в алфавите стоял Крест (иногда распятия изображались в виде буквы
он же был Якорем Спасения, он же — Сыном Божьим и Двойным (две природы), он же — лицом Пресвятой Троицы…
Сын Божий, нисходящий в ur, чтобы спасти мир и даровать ему воскресение.
Если слово Три развилось фонетически из идеи снисхождения Tiu, Tua, Tu в ur, то само слово Два [63] — древне-верхне-немецкое — zwa, англосаксонское twa, латинское duo, древнеиндийское d(u)vau и т. д. возникло из вокализации идеограммы Сына Божьего самого по себе Tua — tva — tav — dva и т. д. Таким образом, на архаическом культово-календарном уровне была внутренняя связь между Двумя и Тремя, которая сохранилась даже в языке. Оба слова относятся к, Сыну Божьему, космическому Спасителю. И снова мы видим поразительное совпадение с ранне-христианской традицией, которая строит догматы Церкви на парадоксальном и сверхрациональном сочетании в личности Иисуса Христа сакральных чисел Два и Три: Он — одно из лиц Троицы, и в нем Две природы (божественная и человеческая). Обе идеи заложены в древнейшем христианском перстосложении — три сложенных пальца символизируют Троицу, два других — две природы Христа.
4. Божественное зверь-дерево
"Heilbringer" (Tiu, Tyr,) в своем снисхождении тождественен идеограмме Дерева — отсюда многочисленные мифы о «людях-деревьях», "лесных людях" и т. д. Символизм Дерева, леса, избрание леса в качестве места развертывания мифологического сюжета или капища восходит именно к этой гиперборейской фигуре, которая никогда не означала никакого конкретного предмета в отдельности, вопреки эволюционистской теории о происхождении букв и знаков из пиктограмм, схематически изображающих реальных существ или предметы. Напротив, иероглиф Tiu как осенне-зимняя часть Года, как символ нисхождения Света Мира (не обязательно солнца, именно Света, как более общего и более метафизического понятия), — иными словами, как абстрактная идея — лежал в основе наименований, культового почитания и сакрального осмысления реально существующих зверей, растений, предметов и явлений. Космический Спаситель в нисходящей траектории и его идеограмма — первичной всех остальных вещей, комплексов, ансамблей, ситуаций и т. д., на которые изначальный смысл переносился по аналогии, на основании внешнего или внутреннего сходства.
Так Дерево как ось мира, как священный знак сакрализовано именно на основании его внешнего сходства с идеограммой Heilbringer'а. Особенно выразительно с этой идеограммой совпадали опущенные ветви ели и черно-белый, и не удивительно, что древние индоевропейцы выбрали два этих дерева в качестве наиболее центральных, почитаемых.
В немецком языке название ели — Tanne, а березы — Birke. Оба эти слова, по логике Вирта, должны быть связаны с тем же изначальным мифологическим комплексом Tiu, а следовательно, в них должна заключаться протоидея предновогоднего спуска Света Мира в нижние регионы вселенной (в землю, под землю, в воды, в материнское чрево мира, в ночь, в камень и т. д.). Кроме того, Вирт показывает, что названия березы и ели могут меняться местами, так как первичным в обоих случаях является именно концептуально-идеографическая форма, связанная с календарно-философским осмыслением цикла. Так у североамериканских индейцев дакоты, которые также почитают березу сакральным культовым деревом, она называется tan-pa. Это сочетание tan, по Вирту, является примородиальным и означает "нисхождение, Tiu в an", а сочетание an, вообще, звук — n- является древнейшей гиперборейской фонемой для обозначения Матери Земли, камня, низа, лона, нижней части годового цикла. Итак, культовая формула tan [64] является концептуальным синонимом tur, tyr, т. е. Tiu в ur'е.
