Языческий империализм - Эвола Юлиус (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
В конце жизни Эвола подверг серьезному переосмыслению многое из того, что он написал ранее. В результате, переиздания его трудов очень часто содержат многочисленные поправки, изменения и коррекции. В книге "Путь Киновари" Эвола пояснил, что некоторые его книги имели чисто прагматическую, политическую специфику, определявшуюся потребностью момента. У некоторых книг Эвола даже изменил названия. Показательно, что "Языческий Империализм" был единственным трудом, который Эвола переиздавать вообще отказался. Иными словами, эту работу он считал наиболее прагматической, невыверенной и полемически заостренной. Но в то же время именно "Языческий Империализм" содержал в зародыше все те темы, которые были позднее развиты им в "Восстании против современного мира" и в других политико-традиционалистских книгах.
"Языческий Империализм" в его итальянском варианте был полемическим завершением целой серии статей, опубликованных Эволой в различных журналах против «гвельфской» ориентации итальянского фашизма, то есть против "католического фашизма". Этот итальянский вариант имел подзаголовок "Фашизм перед лицом евро-христианской опасности — полемика против тезисов партии гвельфов". Книга изобиловала конкретными политическими подробностями, которые были сняты в немецком варианте, более общем, объективном и сдержанном. Сам Эвола позже признавался: "В книге — и я должен признать это — радикализм политической мысли и жесткий стиль сочетался с юношеским отсутствием меры и политического чувства, с утопическим неведением относительно реального положения дел". На самом деле, "Языческий Империализм" был написан не столько в защиту фашизма, сколько в целях его критики, в целях придания ему особого аристократического и традиционалистского характера, которым он никогда в действительности не обладал.
В принципе, это полемическое произведение содержало много моментов, от которых Эвола впоследствии отказался. Наиболее принципиальными погрешностями данной работы сам он считал чрезмерное восхищение "римской языческой традицией", которая в своем позднем историческом проявлении была отнюдь не так идеальна и полноценна, как казалось в то время Эволе. По его собственному признанию, позже ему стало ясно, что поздний дохристианский Рим был не столько выражением древнейших сакральных, солнечных арийских ценностей, сколько декадентским смешением выродившихся арийских культов с лунными и еретическими синкретическими культами Востока. С другой стороны, сама христианская традиция, которую Эвола в юности был склонен рассматривать как "учение духовного пролетариата", тоже не была столь однозначной, хотя, несмотря на различные эпизоды его жизни, — одно время он даже пребывал в христианском монастыре в качестве монаха, — Эвола все же до конца не принял христианства как полноценной и аутентичной традиции (как это сделали многие другие традиционалисты, основываясь на тезисах Рене Генона).
Само название "Языческий Империализм", которое Эвола сделал прагматическим тезисом гибеллинской версии Консервативной Революции, было не слишком удачным. В "Пути Киновари" Эвола писал: "…ограниченность этого названия была очевидной, так как я вовсе не имел в виду ни «империализма», поскольку этот сугубо современный термин обозначает чисто негативную тенденцию, сопряженную с отчаянным национализмом, ни «язычества», поскольку этот термин является уничижительным и чисто христианским. Следовало бы в историческом контексте, скорее, говорить о "традиционности римского типа" ("tradizionalita romana")". Таким образом, словосочетание оказалось неудачным и популярным не стало, однако, комплекс идей, заложенных в данной работе, многим культурным и политическим деятелям той эпохи приоткрыл особое, сугубо традиционалистское и эзотерическое, видение консервативно-революционных перспектив. Что же касается Германии, то переработанный и во многом исправленный вариант этой книги ("Heidnische Imperialismus") ложился на совершенно иную идейную и культурную почву, так как элементы индо-европейской, арийской традиции с дохристианскими корнями в архаичной и почвенной Германии были намного более органичными и конкретными, нежели в профанической, «культурной» и «модернистической» Италии. Показательно, что среди германских консервативных революционеров, а позже среди национал-социалистов, термины «фашизм», "фашист", «фашистский» имели бранный характер и обозначали «футуризм», "модернистский романтизм", нечто «индивидуалистическое», "утопическое" и «несерьезное».
Как бы то ни было, именно благодаря публикации "Языческого Империализма" на немецком языке немецкие интеллектуалы, политики, идеологи и т. д. впервые познакомились с традиционалистским направлением. Труды Генона и его последователей были в то время немцам совершенно неизвестны. Именно через Эволу, через его конференции, лекции, статьи и книги Германия стала открывать для себя традиционализм и свойственную ему уникальную и законченную позицию по отношению как к истории, так и к настоящему. До выхода в 1933 году " Языческого Империализма" в издательстве «Арманен-Ферлаг» в Германии наиболее духовные элементы консервативно-революционного движения основывались на «ариизированной» версии теософизма, нео-спиритуализма и оккультизма, что в подавляющем большинстве случаев вносило в их концепции непоправимые погрешности, неточности, заблуждения и даже крайне опасные искажения традиционных доктрин. Большинство же авторов оставалось на чисто профаническом, философском, культурологическом или историографическом уровне, что с необходимостью ограничивало общий горизонт консервативно-революционных идей.
Хотя "Языческий Империализм" в итальянской версии и не получил серьезного резонанса, хотя в названии и заключалась определенная двусмысленность и неточность, хотя многие тезисы этой книги и были явно преувеличенными, все это отнюдь не умаляет ценности этого важнейшего труда. Он остается классическим памятником традиционалистской версии Консервативной Революции, и именно в нем следует искать генезис многих идей, доктрин и учений, которые позже получили широкое распространение, хотя и в более сглаженной, фрагментарной и скрытой форме у самых различных европейских авторов подчас прямо противоположных направлений. Можно сказать, что "Языческий Империализм" — это нечто чрезмерное, но при этом, быть может, более насыщенное смыслом, подразумеванием, намеками, энергией, семенами неожиданной и блистательной идеологии, нежели другие выдержанные, но не столь яркие труды того же направления, и в том числе труды самого Эволы. Если чрезмерность — порок в политике, так как она искажает реалистические пропорции конкретных действий, то в идеологии — это, напротив, достоинство, поскольку только обобщение и обращение к принципам может осветить всю полноту идеологических соответствий и связей. Как бы то ни было, сам термин "языческий империализм" остается выразительной концепцией, даже в том случае, если в книге под таким названием и в соответствующем движении, строго говоря, нет ничего «языческого» и «империалистического».
В своей книге "Оседлать Тигра" Эвола в конце жизни писал, что в условиях полной деградации послевоенного мира, приближающегося к самой низшей циклической точке всей человеческой истории, в ситуации, когда сама возможность Консервативной Революции была исключена после поражения стран Оси, в той или иной степени связанных с этой Революцией, у "обособленных людей", т. е. у людей, внутренне принадлежащих к миру Традиции, а не к десакрализированному "современному миру", остается только один выход — " фронт катакомб", попытка преобразовать "яд в лекарство " путем личного неприятия всего окружающего извращенного бытия. Эвола вынес из своей активной, насыщенной, трагической и героической жизни ощущение невозможности реализации традиционалистских консервативно-революционных идеалов в современном мире: там, где антидемократические и антикоммунистические силы смогли победить, там они, по большей части, остались глухи к Сакральному и не предприняли никаких серьезных попыток к подлинной традиционной Реставрации. Истинные традиционалисты так и продолжали оставаться на периферии в течение всей короткой истории существования государств Третьей Силы. С другой стороны, давление современного мира даже на эти половинчатые формы было столь велико, что и они не могли стать устойчивыми и переломить процесса «демократизации» и «коммунизации» современной цивилизации, которые для традиционалистов суть воплощение анти-Традиции, а следовательно, абсолютного зла. Более того, в результате многочисленных манипуляций с теми или иными консервативно-революционными концепциями, на идеологическом, партийном, политическом и даже культурном уровне стало невозможно отделить здравое зерно от пародии, истину от имитации. «Правые» ценности — которые должны были бы быть близки традиционалистам — стали отождествляться с «капитализмом» или интересами государственной бюрократии, а среди «левых» ценностей — которые должны были бы быть чужды традиционалистам — появились мотивы справедливой, верной и глубокой критики современной анти-традиционной цивилизации. Таким образом, пропорции между «правым» и «левым» были смещены. Кроме того «подрывные» силы контр-инициации, той таинственной организации, которая, по мнению традиционалистов, управляет негативными процессами в цивилизации, стараются путем интеллектуального, финансового и пропагандистского контроля поставить себе на службу самые разнообразные концепции, исказив их изначальный смысл в соответствии со своими надобностями. Поэтому Эвола в конце концов пришел к убеждению, что единственным критерием «подлинности» для человека, стремящегося противостоять "современному миру", остается "качество внутренней обособленности", «дифференцированности», а также органическое неприятие всех ценностей актуальной цивилизации, всех ее мифов и лозунгов, всех ее псевдосвятынь и псевдозаконов. Трагический исход неудавшихся попыток Консервативной Революции в Европе еще раз подтвердил необходимость изначальной фазы "тотального отрицания", которую на практике познал Эвола в своей юности.
