Новая философская энциклопедия. Том первый. А - Д. - Коллектив авторов (книги бесплатно без TXT) 📗
551
ГРАММАТОЛОГИЯ можно сказать и о научной традиции (Соссюр, Якобсон, Леви-Стросс). Эти вопросы поставлены в книге «О грамматологии» (1967) — классическом труде Деррида, где были впервые развернуто показаны принципы и приемы деконструкции. Предлог «о» в заглавии точно передает сутьдела: мысль не может прямо и цепко взять предмет, находящийся «в корнях всех наук», и вынуждена блуждать «вокруг» и «около». В книге две основные части. В 1-й вводится ряд понятий, во 2-й — они апробируются на примере Руссо. «Эпоха Руссо» понимается как текст, а ее исследование — как чтение, причем речь идет о чтении «Опыта о происхождении языков» — сочинения «маргинального», при жизни автора не опубликованного и не имеющего четкой датировки — и это тоже черта деконструктивного стиля. Одно из важнейших понятий грамматологии — знак: это одновременно и орудие метафизики, и средство ее деконструкции. Со знаком нужно обращаться так, чтобы он, плоть от плоти западной метафизики, смог шагнуть за ее пределы, а для этого требуются маневры на грани военных хитростей («стратагем»). Но как в отсутствии письма увидеть письмо? Для нас главный знак — речевой, а письмо — это знак знака или вторичный знак. Однако если приглядеться, мы увидим, что в разросшейся цепочке посредников любой знак, а не только письменный отсылает скорее к другому знаку, чем к предмету (референту, означаемому). Иначе говоря, всякий знак оказывается в каком-то смысле письменным и при этом опирается на широко понимаемое письмо (прото-письмо, archi-ecriture) как само условие членораздельности — мысли, языка, опыта. И все же для доступа к этому «письму» нам нужен особый поворот мысли, особый опыт. Таков опыт различАния [dififerAnce — неологизм Деррида — отличим от общепринятого термина «различие» (difference) только графически, на письме] — в этом понятии связаны операции различения, отсрочивания и пространственной разбивки. Ясно, что это не обычный опыт восприятия и не обобщенный опыт науки. Он кажется близким к трансцендентальному, требуя редукций, сходных с феноменологическими. Но в нужный момент Деррида напоминает, что нам доступен только «квази-трансцендентальный» «квази-опыт». Опорное понятие различАния ведет за собой ряд взаимосоотнесенных понятий (след, прото-след, грамма, про-грамма, графия, буква и др.). Во 2-й части «О грамматологии» эти понятия прилагаются к «эпохе Руссо», а из нового материала в свою очередь извлекаются понятия, которые тоже включаются в игру деконструкции. Тема Руссо эпатажно вводится цитатой из «Исповеди» об онанизме как «опасном восполнении» (supplement), и эта фраза становится у Деррида названием композиционно и логически важной главы. Личный и даже интимный опыт Руссо строится так же, как и все в природе-культуре — по принципу «восполнения». Это понятие вместе с рядом других, близких ему по смыслу и означающих дополнение, прибавку, но также замену и подмену, становится емкой концептуальной формой, позволяющей по-новому осмыслить соотношение природы и культуры, внутреннего и внешнего и др. В самом деле, Руссо думал, будто культура вторглась в природу и нарушила ее девственную чистоту. Деррида, деконс- труируя Руссо, думает иначе. Здесь не может идти речи о какой-то внешней агрессии, потому что внедрение в природу чего-либо извне одновременно и невозможно (иначе это свидетельствовало бы об ущербности природы, а она совершенна по определению), и необходимо (все, что кажется нам внешним, уже заключено в природе, что и делает ее свободной от недостатков). Внешнее и внутреннее тут взаимодействуют непривычным для нас образом: ничто не может стать внешним дополнением, однако это происходит, причем так весомо, что исходное данное оказывается подмененным. А затем этот процесс нанизывания звеньев в цепочке отношений поворачивает вспять: «культура», «искусственность», воцарившаяся на месте природы, оказывается, несмотря на всю видимость самодостаточности, такой же уязвимой, какой прежде была природа, и точно так же запрашивает своего дополнения-восполнения. Как онанизм, о котором Руссо с дерзкой и целомудренной откровенностью писал в «Исповеди», восполнял (воображением, уловками — «культурой») нехватку реальных контактов с женщинами, так потом Тереза (девушка из народа) становится посредником при переходе от лицемерного общества назад к «природе». Материал подстановок и восполнений различный, но их логика — одна. Разрастающийся слой посредников заменяет прямые контакты. И неслучайно сам Руссо выбирает «письмо» (скрываться и писать), чтобы предстать перед людьми в своем подлинном облике — сделать это в непосредственном общении ему не удается. Письменный текст оказывается для него единственным доступом к «реальной жизни»: «не существует ничего, кроме текста». В общей форме писательский проект Руссо стал писательским проектом самого Деррида. Руссо удалось показать грани, пределы, пороги, едва уловимые переход качеств и состояний. Так, он отыскивает в воображаемой глубине времен такое состояние, при котором язык уже родился, но еще не испортился, уже силен напевностью, но еще не артикулирован (этому соответствует неартикулированная вокализация, или «невма»). Этот опыт рождения языка где-то между природой и культурой есть «почти невозможный» опыт. Такой же опыт переживания невозможного был у Руссо на о. Сен-Пьер, где он, в шоке от ушиба, находился как бы между жизнью и смертью. И все же Руссо, один из немногих мыслителей, сделавших традиционную для западной культуры редукцию письма темой своих размышлений, так и не смог помыслить «письмо до речи» и поэтому остался в метафизике наличия, в схеме антиномий добра и зла, жизни и смерти, означающего и означаемого, письма и речи. Что же получается в итоге? Руссо — разобран, философская традиция — тоже, весь опыт находится в «разобранном состоянии», но по-прежнему упрямо тяготеет к «наличию», «данности», «присутствию». При этом иногда оказывается, что, называя свой опыт «чтением», Деррида не различает разные его виды — внутритекстовое, антитекстовое и даже междустрочное чтение, так что проследить, насколько полной была деконструкция, мы не можем. Как дальновидный политик, Деррида никогда не дает невыполнимых обещаний и не отчитывается перед нами о выполнении или невыполнении своего грандиозного антиметафизического проекта. Грамматологический проект в целом остается, по-видимому, «невозможной возможностью», но для Деррида это не основание для того, чтобы остановить деконструкцию: напротив, вновь подтвержденная жизнестойкость
552
ГРАМШИ метафизики становится для философии деконструкции новым стимулом к продолжению ее игр и ее трудов. Лит.: Derrida J. De la grammatologie. P., 1967 (рус. пер. M., 2000). См. также ст. Ж. Деррида и лит. к этой ст. Я. С. Автономова
ГРАМШИ(Gramsci) Антонио (22 января 1891, Алее, Сардиния — 27 апреля 1937, Рим) — итальянский политический деятель, философ-марксист, один из основателей Итальянской коммунистической партии (ИКП). После окончания начальной школы учился в гимназии в Санту Луссурджу, затем — в лицее в Кальяри. Окончив лицей в 1911, Грамши поступает на факультет гуманитарных наук Туринского университета. В 1913 он вступает в Итальянскую социалистическую партию и публикует первые статьи. Его жизнь разделяется на три этапа: 1913—18 — написание ранних статей; 1919—26 — активная политическая деятельность (редактор «Ордине нуово», вдохновитель фабрично-заводских советов, руководитель ИКП с 1924), 1926—37 — заключение в фашистском застенке (создание главного труда — «Тюремных тетрадей» в 1929—35). После публикаций «Тюремных тетрадей» в 1948—51 в Италии, а затем в других странах взгляды Грамши получают широкое распространение в левых кругах Запада. Их приверженцы («грамшисты» или «историцисты») нередко в той или иной степени противопоставляют себя ортодоксальному марксизму-ленинизму. Основная направленность философских разработок Грамши — критика понимания марксизма как объективистского экономического детерминизма (или экономизма) и осмысление марксистской философии как «философии практики», в полной мере учитывающей активную роль воли и сознания людей как факторов исторического развития. В «Тюремных тетрадях» Грамши подчеркивает, что в результате революции, приводящей к победе новый класс, власть господствующего класса держится не только на насилии, но и на согласии, не только на принуждении, но и на убеждении. Всю проблематику классовых союзов Грамши обозначает понятием «гегемония». Гегемония имеет две стороны: горизонтальную — классовый союз под руководством одного класса — и вертикальную — возвышение этого класса до общенационального, государственного уровня. Класс, претендующий на гегемонию, не может обойтись без соответствующей идеологии, которую распространяют интеллигенты-идеологи. В Италии при переходе от феодализма к капитализму гегемония буржуазии не осуществлялась, вследствие чего в этой стране долго существовала «экономико-корпоративная» ситуация, которую Грамши характеризует как худшую форму феодального общества, форму наименее прогрессивную и наиболее застойную. Объединив Италию в территориальном и государственном отношении, буржуазия не объединила ее в социальном плане. Такой переход к буржуазному строю, осуществленный без активной поддержки широких (гл. о. крестьянских) масс, Грамши называет «пассивной революцией». Когда же государство подверглось дополнительной угрозе со стороны рабочего класса, господствующий класс предпочел вообще отказаться от демократических форм правления и перешел к открыто насильственной фашистской диктатуре. Так Грамши объясняет феномен фашизма. В результате завоевания гегемонии, а затем и государственной власти определенным классом в ходе одновременного движения «вширь» (установление классовых союзов) и «ввысь» (переход от экономического уровня к политическому, от базиса к надстройке) устанавливается единство базиса и надстройки, которое Грамши называет «историческим блоком». Сюда входит отражение всех производственных отношений, а не только, скажем, капиталистических. «На Востоке, — пишет Грамши, — государство было всем, гражданское общество находилось в первичном состоянии. На Западе между государством и гражданским обществом были упорядоченные взаимоотношения, и если государство начинало шататься, тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества. Государство было лишь передовой траншеей, позади которой была прочная цепь крепостей и казематов...» (Избр. произв., в 3 т., т. 3. М., 1959. с. 200). Так Грамши устанавливает различие между Россией и Западом. Переосмысливая марксистскую философию, он останавливается гл. о. на идеях Н. И. Бухарина и Б. Кроче. Он резко критикует и того и другого, предлагая свою концепцию философии. Суть ее — в «историзации» марксистской философии. «Философия практики — это абсолютный «историзм», абсолютное обмирщение и земной характер мысли, абсолютное очеловечение истории. Именно в этом направлении следует искать основную нить новой концепции мира» (Избр. произв. М., 1980, с. 295). С философской точки зрения как общество, так и природу нельзя рассматривать сами по себе, абстрагируясь от человека и его практического и познавательного отношения к миру. Иначе неизбежен экономический детерминизм, который Грамши стремится исключить. Человек непрерывно меняется с изменением социальных отношений, а это значит, что меняется его практическое отношение к миру, а также взаимоотношение теории и практики. Схватить это меняющееся отношение можно через исследование общества в его развитии. В этом смысле «философия практики» есть не что иное, как методология истории и политики, а также искусства, экономики, этики и теории естественных наук. Грамши объединяет диалектический и исторический материализм. Диалектика должна быть теорией познания и внутренней сущностью исторической науки и науки о политике. Она должна быть инструментом конкретного анализа, должна ориентироваться на изучение общества не как рассеченного на отдельные плоскости — материальную и идеальную, экономическую и политическую, — а в их единстве, взаимопереходах. Поэтому Грамши говорит о науке диалектики, или гносеологии, в которой общие понятия истории, политики, экономики связываются в органическое единство. В книге «Тюремные тетради» Грамши развертывает также целую программу «интеллектуально-моральной реформы» в области культуры, науки, искусства, образования, языка. Здесь речь идет о воспитании нового человека с помощью системы образования, печати, литературы и т. д. Новое начинает создаваться не после, а до и во время разрушения старого. А главное, конечная цель — ликвидация самого разделения на руководителей и руководимых, коммунистическое самоуправление со стороны трудящихся, на которое надо ориентироваться с самого начала. Соч.: Ореге, v. 1 — 12. Torino, 1947—71; Quaderni del сагсеге, 4 v., 1975; Избр. произв. в 3 т. М., 1957-59; Избр. произв. М., 1980; Формирование человека. М., 1983; Искусство и политика, т. I, V. М., 1991; Тюремные тетради в 3 ч., ч. 1. М., 1991.
