Третья волна - Тоффлер Элвин (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Цивилизация Второй волны создала полностью новый образ реальности, базирующийся на своеобразных представлениях о времени и пространстве, материи и причинности. Собирая обломки прошлого, по — новому комбинируя их воедино, используя опыты и эмпирические исследования, она круто изменила представления людей о мире вокруг себя и о себе в этом мире.
Податливость времени
В одной из предыдущих глав мы рассматривали, как распространение индустриализма зависело от синхронизации человеческого поведения и ритма машины. Синхронизация являлась одним из ведущих принципов цивилизации Второй волны, и всюду люди эпохи индустриализма участвовали в гонке за временем, желая не отстать, мельком нервно поглядывали на часы.
Чтобы осознать время и добиться синхронизации, люди должны были изменить свои представления о времени, мысленный образ времени. А для этого была необходима «податливость времени».
Земледельческие народы, которым нужно было знать, когда сажать и когда собирать урожай, с замечательной точностью разработали систему измерения длинных промежутков времени. Поскольку им не требовалась строгая синхронизация труда, крестьяне редко определяли точные единицы для измерения коротких промежутков. Они обычно делили время не на неизменные единицы, подобные часам и минутам, а на неопределенные, неточные отрезки, исходя из количества времени, необходимого для выполнения какого — либо будничного дела. От фермера можно было услышать определение «время дойки одной коровы». На Мадагаскаре получила распространение единица времени, названная «варка риса», минута же обозначалась — «жарка одной саранчи». Англичане упоминали об «отче наш», т. е. времени, требующемся для чтения молитвы.
Таким образом, поскольку обмен между общинами или селениями был незначителен, а для работы этого не требовалось, единицы, запечатлевшие мысленный образ времени, менялись от места к месту и от сезона к сезону. Например, в средневековой Северной Европе световой день был поделен на равные часы. Но так как продолжительность дня постоянно менялась, один «час» в декабре был короче, чем «час» в марте или июне [173].
Вместо неопределенного промежутка «отче наш» индустриальным обществам нужны были очень точные единицы, вроде часа, минуты или секунды. И эти единицы должны были быть стандартными и не меняться в зависимости от времени года или места.
Сейчас весь мир четко поделен на временные пояса.
Мы говорим о «стандарте» времени. Летчики на всем земном шаре соотносятся со временем «зулу», т. е. средним временем по Гринвичу. По международному соглашению Гринвич в Англии стал точкой всемирного времени, от которой ведется остальной отсчет. Периодически, действуя одновременно и словно подчиняясь чьей — то единой воле, миллионы людей ставят свои часы на час вперед или назад, и что бы ни говорило нам наше внутреннее чувство о том, что время тянется медленно или же, напротив, быстро пролетает, один час теперь — это равнозначный, стандартизированный час [174].
Цивилизация Второй волны не просто поделила время на более точные и стандартные части. Она разместила эти части в прямую бесконечную линию, которая протянулась назад, в прошлое и вперед — в будущее.
В самом деле, представление о линейности времени так глубоко укоренилось в нашем мышлении, что большинству из нас, выросших в обществах Второй волны, трудно представить себе какую — либо альтернативу. Однако во многих доиндустриальных обществах и некоторых обществах Первой волны даже сегодня воспринимают время в форме круга, а не прямой линии. У майя, буддистов и индусов время было круговым и вечно повторяющимся, история повторялась нескончаемо, и даже жизни могли повторяться через реинкарнацию.
Идея о том, что время подобно большому кругу, отразилась в индуистском понятии калъпы, мирового периода продолжительностью в четыре тысячи миллионов лет или один день Брахмы, начинавшийся с создания и заканчивавшийся исчезновением, с тем чтобы возродиться вновь [175]. Понятие о круговом времени встречается у Платона и Аристотеля, один из учеников которого — Эудемус — описывал себя проживавшим тот же самый момент снова и снова, как в кругообороте. То же утверждал и Пифагор. В книге «Время и восточный человек» Джозеф Нидхэм писал: «Для индо — эллина… время циклично и вечно». Поскольку в Китае преобладало представление о линейном времени, Нидхэм отмечал: «Конечно же, циклическое время было известно среди ранних философов даосизма» [176].
Также и в Европе до начала индустриализации существовала такая альтернативная концепция времени. «На протяжении всего средневекового периода, — писал математик Г. Д. Уитроу, — циклическая и линейная концепции времени находились в столкновении. Линейное понятие подпитывали владельцы частных торговых предприятий и рост денежной экономики. До тех пор пока власть была сконцентрирована в земельных владениях, время ощущалось в изобилии и было связано с неизменным циклом земледелия» [177].
Когда Вторая волна набрала силу, стародавний конфликт был улажен: линейное время одержало верх. Эта идея стала доминирующей во всех индустриальных обществах. На Востоке и на Западе время начали рассматривать как прямой путь, простиравшийся из далекого прошлого через настоящее к будущему, и подобная концепция, чуждая миллиардам людей, которые жили до индустриальной цивилизации, стала базисной для экономического, научного и политического планирования, будь то в исполнительных органах IBM, Японского агентства экономического планирования (Japanese Economic Planning Agency) или же в советской академии.
Линейное время — необходимая предпосылка для индуст — реальных воззрений на эволюцию и прогресс. Такая концепция подтверждала возможность поступательного движения. Ведь если время циркулярно, а не линейно, если события движутся по кругу, а не вперед, то это наводит на мысль, что история повторяется, а эволюция и прогресс — всего лишь тени на стене времени.
Синхронизация. Стандартизация. Линейность. Эти понятия перевернули укоренившиеся представления и заставили простых людей совсем по — иному обращаться со временем в повседневной жизни. Но если время подверглось преобразованиям, то же должно было произойти и с пространством, чтобы и оно соответствовало новой индуст — реальности.
Новая вместимость пространства
Задолго до начала цивилизации Первой волны, когда наши очень далекие предки занимались в основном охотой и скотоводством, добывая пропитание, необходимое, чтобы выжить, они постоянно находились в движении. Гонимые голодом, холодом или экологическими бедами, следуя за погодой или дичью, они действительно отличались «высокой мобильностью» — легко перемещались с места на место, не стремились обзаводиться обременительным хозяйством и странствовали по миру. Для того чтобы прокормиться, группе из 50 человек — мужчин, женщин и детей — необходима была территория, в шесть раз превышавшая площадь острова Манхэттен, или же они могли кочевать, проходя ежегодно с той же целью сотни миль. Современные географы называют это «пространственно — экстенсивным» образом жизни [178].
Цивилизация Второй волны, напротив, воспитала расу людей, «избегающих перемещений». Земледелие постепенно вытеснило кочевой образ жизни, на смену кочевым тропам пришли возделанные поля и оседлое население. Уже больше не странствуя беспрестанно по бескрайним просторам, крестьянин с семьей жил на одном месте, усердно обрабатывая свой небольшой участок земли.
К периоду, непосредственно предшествующему возникновению индустриальной цивилизации, широко раскинувшиеся неогороженные поля окружали скопления крестьянских хижин. За исключением купцов, ученых людей и солдат, подавляющее большинство населения проводило всю свою жизнь на очень ограниченном пространстве [179]. На утренней заре люди выходили в поле, с наступлением сумерек возвращались домой. Еще они знали дорогу в церковь. Чрезвычайно редко они отправлялись в соседнее селение, расположенное за шесть или семь миль. Конечно же, существовали различия, обусловленные климатом и местностью, и все же, как писал историк Дж. Р. Хейл, «вероятно, не будет большой ошибкой предположить, что большей частью люди за свою жизнь не совершали поездки длиннее, чем в пятнадцать миль» [180]. Земледелие породило «пространственно ограниченную» цивилизацию.
