Творческая эволюция - Бергсон Анри (электронные книги без регистрации txt) 📗
Рассматриваемая с этой стороны, эволюция жизни приобретает более точный смысл, хотя ее и нельзя свести к идее в истинном значении этого слова. Все происходит так, как будто бы в материю проник широкий поток сознания, отягченный, как всякое сознание, безмерным множеством взаимопроникающих возможностей. Он увлек материю к организации, но его движение бесконечно ею замедлялось и одновременно бесконечно разделялось. В самом деле, с одной стороны, сознание должно было замереть, как куколка в коконе, где она готовит свои крылья, с другой стороны, заключенные в сознании многочисленные тенденции разделились между расходящимися рядами организмов, которые при этом скорее направляли эти тенденции вовне, в движения, чем внутрь - в представления. По ходу этой эволюции, в то время как одни организмы засыпали все глубже и глубже, другие все больше просыпались, и оцепенение одних служило активности других. Но пробуждение могло осуществиться двумя разными способами. Жизнь, то есть сознание, брошенное в материю, сосредоточивало свое внимание или на собственном движении, или на материи, через которую оно проходило. Оно шло, таким образом, в направлении либо интуиции, либо интеллекта. Интуиция на первый взгляд кажется гораздо предпочтительнее интеллекта, ибо жизнь и сознание остаются здесь внутри самих себя. Но картина эволюции живых существ показывает нам, что интуиция не могла идти очень далеко. Сознание оказалось здесь до такой степени сжатым своим покровом, что оно должно было сузить интуицию до инстинкта, то есть охватить лишь очень незначительную часть жизни, ту, которая интересовала его практически; и к тому же охватить во мраке - касаться, почти ее не видя. С этой стороны горизонт тотчас же закрылся. Напротив, сознание, ставшее интеллектом, то есть сосредоточившееся прежде всего на материи, становится, по-видимому, внешним относительно самого себя; но именно потому, что оно подходит к предметам извне, ему и удается двигаться в их среде, устранять воздвигаемые ими преграды, расширять бесконечно свою область. Добившись свободы, оно может также углубиться внутрь и разбудить дремлющие в нем интуитивные возможности.
С этой точки зрения, не только сознание предстает движущим началом эволюции, но, кроме того, человек занимает привилегированное место среди самих наделенных сознанием существ. Между ним и животными существует различие уже не в степени, но в природе. Таковым должно быть заключение нашей следующей главы; здесь же мы покажем, каким образом оно вытекает из предшествующего анализа.
Примечательным фактом является крайняя диспропорция между самим изобретением и его последствиями. Мы сказали, что интеллект был отлит по форме материи и что прежде всего он стремится к фабрикации. Но фабрикует ли он ради самой фабрикации, или невольно и даже бессознательно преследует при этом совсем иную цель? Фабриковать - это значит придавать материи форму, смягчать, покорять, превращать ее в орудие с тем, чтобы стать над ней господином. Этим господством человечество и пользуется гораздо больше, чем материальными результатами самого изобретения. Если мы извлекаем непосредственную пользу из сфабрикованного предмета, как могло бы делать разумное животное, если далее эта польза есть все, чего добивался изобретатель, она является чем-то очень незначительным в сравнении с новыми идеями, с новыми чувствами, которые изобретение может вызвать повсеместно, как если бы главным его результатом было возвышение нас над самими собой, а значит, расширение нашего горизонта. Диспропорция между действием и причиной здесь настолько велика, что трудно допустить, чтобы причина производила свое действие. Она его запускает, указывая ему, правда, его направление. Словом, все происходит так, как будто главною целью интеллекта - в его воздействии на материю - было дать выход чему-то, что материя задерживает.
Такое же впечатление возникает от сравнения мозга человека и животных. Вначале кажется, что различие - только в объеме и сложности. Но, судя по функционированию, здесь должно быть и нечто совершенно иное. У животного двигательные механизмы, приведенные в действие мозгом, или, другими словами, навыки, приобретенные волей, не имеют иной цели и иного действия, кроме выполнения движений, очерченных этими навыками, заложенных в этих механизмах. У человека же двигательный навык может иметь и другой результат, несоизмеримый с указанным. Он может служить препятствием другим двигательным навыкам и, побеждая тем самым автоматизм, давать свободу сознанию. Известно, сколь обширную область в человеческом мозге занимает язык. Мозговые механизмы, соответствующие словам, имеют ту особенность, что могут приходить в столкновение либо с другими механизмами, к примеру, теми, которые соответствуют самим вещам, либо друг с другом: в это время сознание, которое могло быть вовлечено в действие и поглощено им, овладевает собой и освобождается.
Следовательно, различие должно быть более радикальным, чем могло бы показаться при поверхностном исследовании. Такое же различие существует между механизмом, поглощающим внимание, и тем, от которого можно отвлечься. Паровая машина, какой ее задумал Ньюкомен, требовала присутствия человека, обязанностью которого было лишь управлять кранами, то вводя в цилиндр пар, то направляя на него холодный дождь, чтобы вызвать конденсацию пара. Рассказывают, что ребенок, которому была поручена эта работа, когда ему наскучило ее выполнять, додумался соединить веревкой рукоятки кранов с коромыслом машины. С тех пор машина сама стала открывать и закрывать свои краны; она работала без посторонней помощи. Если бы теперь наблюдатель сравнил устройство этой второй машины с первой, не интересуясь детьми, обязанными смотреть за ними, то он нашел бы в ней лишь небольшое усложнение. И это, действительно, все, что можно заметить, если смотреть только на машины. Но если бросить взгляд на детей, то окажется, что в то время, как один поглощен надзором, другой может играть на свободе, и в этом отношении между машинами существует радикальное различие, ибо первая порабощает внимание, а вторая освобождает его. Такого же рода различие, думается, можно обнаружить между мозгом животного и мозгом человека.
Итак, если бы мы захотели использовать термины телеологии, следовало бы сказать, что сознание, вынужденное для собственного освобождения разделить организацию на две взаимодополняющие части, с одной стороны - растения, с другой - животных, искало выход в двух направлениях - в инстинкте и в интеллекте: оно не обнаружило его в инстинкте, а на пути интеллекта выход был найден только благодаря резкому скачку от животного к человеку. Так что в конечном итоге именно человек составляет смысл всей организации жизни на нашей планете. Но это - лишь определенный способ выражения. В реальности же существуют только известное жизненное течение и другое, ему противоположное; отсюда вся эволюция жизни. Теперь необходимо исследовать как можно ближе противоположность двух этих течений. Быть может, мы откроем тогда их общий источник, а тем самым сумеем проникнуть и в наиболее темные области метафизики. Но так как оба направления, по которым нам предстоит следовать, обозначены, с одной стороны, в интеллекте, а с другой - в инстинкте и интуиции, - мы не боимся сбиться с пути. Картина эволюции жизни подсказывает нам определенную концепцию познания, а также метафизику, которые взаимно предполагают друг друга. Представленные в отчетливом виде, эта метафизика и эта критика смогут, в свою очередь, пролить свет на эволюцию в целом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О ЗНАЧЕНИИ ЖИЗНИ. ПОРЯДОК В ПРИРОДЕ И ФОРМА ИНТЕЛЛЕКТА
В первой главе мы провели демаркационную линию между неорганическим и организованным, но вместе с тем мы отмечали, что рассечение материи на неорганизованные тела зависит от наших чувств и от нашего интеллекта, а материя, рассматриваемая как неделимое целое, должна быть скорее течением, чем вещью. Тем самым мы прокладываем путь к сближению между инертным и живым.
С другой стороны, мы показали во второй главе, что та же противоположность существует между интеллектом, отлитым по форме неорганизованной материи, и инстинктом, согласующимся с некоторыми определениями жизни. Но, добавляли мы, и инстинкт и интеллект выделяются на едином фоне, который можно было бы назвать, за неимением лучшего слова, Сознанием в целом и который должен быть коэкстенсивным всей жизни. Этим мы подсказывали мысль о возможности выведения интеллекта из сознания, которое его охватывает.
