Происхождение фашизма - Рассел Бертран Артур Уильям (книги онлайн полностью txt) 📗
Это навело меня на мысль о тех причинах, которые лежат в основе широкого распространения иррациональной и даже антирациональной доктрины, анализируемой нами в данной статье. Во все времена существуют всевозможные теории, проповедуемые всевозможными пророками, но популярными становятся те, которые учитывают настроения, создаваемые обстоятельствами времени. Доктрины современных иррационалистов, как мы видели, характеризуются следующим: подчеркиванием воли как противоположности мысли и чувству; прославлением силы; верой в интуитивное «постулирование» предположений в противовес наблюдениям и индукции. Это состояние ума – естественная реакция тех, кто имеет привычку управлять современными механизмами, такими как аэропланы, а также тех, у кого меньше власти, чем прежде, и нет возможности найти какое-либо рациональное основание для восстановления своего прежнего превосходства. Индустриальное общество и война, создавая привычку к механической силе, становятся причиной огромных перемен в экономической и политической власти, и поэтому приводят большие группы людей в состояние практического самоутверждения. Отсюда и рост фашизма.
Сравнивая мир 1920 г. и 1820 г., мы обнаруживаем, что увеличилась власть у части крупных промышленников, наемных рабочих, женщин, еретиков и евреев. (Под «еретиками» я подразумеваю тех, чья религия не принадлежала к господствующей в их стране.) Соответственно, происходила утрата власти монархов, аристократии, священнослужителей, нижней прослойки среднего класса и мужчин в противоположность представительницам женского пола. Крупные промышленники, хотя и стали сильнее, чем в любой другой предыдущий период, чувствуют себя небезопасно из-за угрозы социализма, и особенно из-за страха перед Москвой. Заинтересованные в войне – генералы, адмиралы, авиаторы и фирмы, производящие оружие, – находятся в сходной ситуации: сильные в настоящий момент, но под угрозой «отвратительной шайки» большевиков и пацифистов. Некоторые слои общества уже потерпели поражение: короли и знать, лавочники, люди, оппонирующие религиозной терпимости и сожалеющие о днях мужского господства на женщинами. Похоже, они определенно потерпели крушение, экономическое и культурное развитие не оставило им места в современном мире. Естественно, они были недовольны, а в количественном отношении их было довольно много. Ницшеанская философия была психологически искусно приспособлена к их душевным потребностям, и очень мудро, что капиталисты и милитаристы использовали ее для сплочения поверженных в партию, которая должна поддерживать средневековую реакцию в отношении всего, за исключением промышленности и войны. Что касается промышленности и войны, то здесь все должно было быть современно в техническом отношении, но не в распределении сил и власти после достижения мира, который сделал социалистов опасными для существующих магнатов.
Таким образом, иррациональные элементы в нацистской философии существуют, говоря политическим языком, благодаря необходимости заручиться поддержкой той части населения, у которой больше нет никакого raison d'etre (средство или смысл к существованию (франц.), в то время как относительно разумные элементы привносят промышленники и военные. Первые элементы – «иррациональные», потому что едва ли возможна ситуация, когда мелкие торговцы, например, смогут реализовывать свои надежды, и фантастические верования – это их единственное прибежище от безысходности. Per contra (напротив (лат,), надежды промышленников и военных могут быть реализованы фашистскими методами и едва ли каким-либо другим путем. Тот факт, что их надежды могут осуществиться только через разрушение цивилизации, делает их не просто иррациональными, но сатанинскими. Эти люди составляют лучшую, с интеллектуальной точки зрения, и худшую, с моральной точки зрения, часть данного движения; остальные, ослепленные блеском славы, героизма и самопожертвования, становятся невосприимчивыми к своим настоящим интересам и, охваченные эмоциями, позволяют использовать себя для достижения чужих целей. Такова психопатология нацизма.
Я беседовал с промышленниками и военными, поддерживающими фашизм как разумное учение, но их здравомыслие весьма относительно. Тиссен полагает, что посредством нацистского движения он может уничтожить социализм и одновременно невероятно расширить свой рынок сбыта. Однако сейчас, кажется, нет достаточных оснований полагать, что он прав, так же как думать, что были правы его предшественники в 1914 г. Ему нужно раздуть немецкую самоуверенность и националистические чувства до очень опасной степени, наиболее возможным результатом чего будет еще одна неудачная война. Даже начальный огромный успех не принес бы окончательной победы; сегодня, как и двадцать лет назад, немецкое правительство забывает о существовании Америки.
Есть один очень важный элемент, говорящий против нацизма, хотя он может рассматриваться как поддержка реакции, – я имею в виду организованную религию. Философия движения, получившего наивысшее выражение в нацизме, является в некотором смысле логическим развитием протестантизма. Этика Фихте и Карлейля – кальвинистская, и у Мадзини, который всю свою жизнь находился в состоянии оппозиции к Риму, была совершенно лютеровская вера в непогрешимость индивидуального сознания. Ницше страстно верил в ценность индивида и считал, что герой не должен подчиняться власти; в этом он развивал протестантский дух бунта. Можно было бы ожидать, что протестантская Церковь поддержит нацистское движение, и до определенной степени она так и сделала. Но во всех пунктах, общих для протестантизма и католицизма, оно противоречит новой философии. Ницше – явный антихристианин, и по прочтении сочинений Хьюстона Чемберлена создается впечатление, что христианство – это деградировавший предрассудок, появившийся среди полукровок-космополитов Востока. Отказ от смирения, любви к ближнему, кротости противоречит учению Госпела; и антисемитизм, как теоретический, так и практический, с трудом согласуется с религией еврейского происхождения. По этим причинам нацизм и христианство вряд ли будут друзьями, и вполне вероятно, что их антагонизм может привести к падению нацизма.
Существует еще одна причина, по которой современный культ безумия, будь то в Германии или еще где-нибудь, несовместим с традиционной формой христианства. Вдохновленное иудаизмом, христианство приняло понятие Истины, связанное с добродетелью Веры. Понятие и добродетель уцелели, подвергнувшись «искреннему сомнению», и, как все христианские добродетели, сохранились среди викторианских атеистов. Но постепенно влияние скептицизма и рекламы сделало безнадежным делом поиски истины, но очень выгодным – защиту лжи. Интеллектуальная честность, таким образом, была уничтожена. Гитлер, объясняя нацистскую программу, говорит:
«Национальное государство смотрит на науку, как на средство увеличения национальной гордости. Именно с этой точки зрения должна преподаваться не только мировая история, но и история цивилизации. Изобретатель должен быть великим не просто как изобретатель, но даже более – как соотечественник. Восхищение любым великим деянием должно совмещаться с гордостью, потому что его успешный создатель – это представитель нашей собственной нации. Мы должны выделять величайших из массы великих имен в немецкой истории и ставить их в пример молодежи таким впечатляющим образом, чтобы они смогли стать опорой непоколебимых националистических чувств».
Концепция науки как поиска истины настолько полностью исчезла из сознания Гитлера, что он даже не спорит с этим. Как мы знаем, теория относительности считалась плохой, так как была придумана евреем. Инквизиция отвергала доктрину Галилея, потому что считала ее неверной, но Гитлер принимает или отвергает доктрины по политическим причинам, не принимая во внимание их истинность или ложность. Бедный Уильям Джеймс, который придумал эту точку зрения, был бы в ужасе от того, как ее используют; но если однажды отказываются от понятия объективной истины, то ясно, что вопрос «во что я должен верить?» будет решаться, как я писал в 1907 г., «обращением к военной силе и суду больших батальонов», а не методами теологии или науки. Государства, чья политика основывается на выступлении против разума, должны, следовательно, оказаться в состоянии конфликта не только с образованием, но и с церковью, везде, где уцелело истинное христианство.
