Мифы для жизни - Кэмпбелл Джозеф (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Как я уже сказал, распространенные верования традиционно рассматривают персонажей и события мифов как фактическую истину, – особенно это относится к иудаизму и христианству. Исход из Египта состоялся, Воскресение Христа произошло. Историческая наука ставит под сомнение подобные факты – а следовательно, и моральные принципы, которые на них опираются.
Тем не менее, когда эти сюжеты рассматриваются не как хроника происшествий, а как воображаемые события, мысленно наложенные на историческую канву, когда приходит осознание их сходства с подобными «историями», рожденными в любом другом месте – в Китае, Индии и на Юкатане, – суть дела становится очевидной. Универсальные мифологические образы, безусловно, следует отклонить в качестве фактов истории и принять как факты разума, «правду разума, явленную через фантазийное содержание», как однажды сформулировала моя знакомая, покойная Майя Дерен. На историках, археологах и специалистах по доисторической эпохе лежит задача выявить непригодность мифов как источника фактов, подтвердив, что нет одного богоизбранного народа в многонациональном мире, нет обретенной истины, которой мы все должны поклоняться, нет одной единственно верной церкви. В то же время все более насущной и даже безотлагательной задачей психологов и специалистов по сравнительной мифологии становится не только распознать, проанализировать и объяснить спрятанные в символах «факты разума», но выработать способы сохранить их здоровый дух и – поскольку старые традиции исчезают вместе с уходящим прошлым – помочь человечеству познать и понять систему фактов мира собственной души так же, как окружающего мира.
В этом плане за последние примерно три четверти века позиция психологов претерпела заметное изменение. Читая великую и заслуженно превозносимую «Золотую ветвь» сэра Джеймса Фрэзера, первое издание которой вышло в 1890 году, мы вступаем в диалог с типичным автором XIX века, который был убежден, что суеверия мифологии в конце концов будут опровергнуты наукой и навсегда забыты. Он видел основу мифа в магии, а магии – в психологии. Однако его психология была преимущественно рационалистичной по сути, недостаточно внимательной к глубинным иррациональным побуждениям нашей натуры; он предполагал, что достаточно показать неразумность обычая или верования, и они тут же исчезнут. Легко убедиться, как он ошибался, застав любого профессора философии в боулинге: понаблюдайте, как он крутится и изгибается, когда уже выпустил шар из руки и хочет, чтобы тот катился по зигзагу, собирая кегли. Фрэзеровское объяснение магии состояло в том, что если одно явление ассоциируется с другим в сознании, люди начинают верить в их связь на самом деле. Потрясите погремушкой, напоминающей шум дождя, и вскоре пойдет дождь. Совершите ритуальное совокупление, и плодородие почвы восстановится. Фигурку врага, названную его именем, нашпигуйте булавками, и тогда враг умрет. Можно, впрочем, воздействовать на обрывок одежды, прядь волос, обрезок ногтя или другую частицу, некогда соприкасавшуюся со своим хозяином, и получить похожий результат. Первый закон магии по Фрэзеру гласит, что «подобное производит подобное», «следствие похоже на свою причину», а второй – что «предметы, которые однажды находились в соприкосновении друг с другом, продолжают действовать друг на друга на расстоянии и после потери прямого контакта». Фрэзер считал, что и магия, и религия главной и конечной целью имеют власть над внешним миром, причем магия действует механически, подражательными действиями, а религия – молитвами и жертвоприношениями, обращенными к персонифицированным силам, предположительно управляющим природными явлениями. Похоже, он вообще не задумывался об актуальности и важности магии и религии для внутреннего мира, поэтому был уверен, что по мере научно-технического прогресса магия и религия постепенно исчезнут, ведь цели, которым они, по его мнению, служат, лучше и гораздо надежнее обеспечиваются наукой.
Как бы там ни было, одновременно с томами Фрэзера в Париже вышел ряд не менее важных публикаций выдающегося невролога Жана-Мартена Шарко об истерии, афазии, гипнотических состояниях и тому подобном, помимо прочего продемонстрировавших связь полученных результатов с иконографией и искусством. Зигмунд Фрейд, проведший 1885 год под его руководством, за первую четверть нынешнего века вывел изучение истерии, сновидений и мифов на новую глубину. Согласно взглядам Фрейда, мифы являются психологическим каркасом сновидений. Мифы – это, так сказать, сны общества, а сновидения – личные мифы. По его мнению, и то и другое – симптомы подавления детского влечения к кровосмешению, а единственное существенное отличие религии от невроза состоит в том, что первая в большей степени публична. Человек с неврозом ощущает стыд, одиночество и обособленность в своей болезни, тогда как боги являют собой проекции общества на экран Вселенной. Религия и неврозы в равной степени – проявления подсознательных навязчивых страхов и заблуждений. Более того, все виды искусств, в частности религиозных, представляются Фрейду одинаково патологичными, впрочем, как и любая философия. Сама цивилизация, по сути, является патологическим заменителем для подсознательных детских разочарований. Фрейд, как и Фрэзер, оценивал сферы мифов, магии и религии отрицательно, считал их ошибками, которые в конце концов будут опровергнуты, превзойдены и вытеснены наукой.
Совершенно другой подход обозначил Карл Густав Юнг, в представлении которого образы мифологии и религии служат положительным, жизнеутверждающим целям. Согласно его точке зрения, у каждой из наших «внутренностей» – не только связанных с сексом и агрессией – есть своя цель и назначение; одни подчиняются сознательному контролю, а другие – нет. Наше ориентированное вовне сознание, нацеленное на повседневные заботы, может потерять контакт с этими внутренними силами, и правильно прочитанные мифы, утверждает Юнг, служат средством восстановить его. Языком образов они рассказывают человеку о духовных силах, которые ему нужно познать и интегрировать в жизнь, о силах, которые представляют ту мудрость человеческого рода, благодаря которой мы пережили тысячелетия. Их нельзя заменить или вытеснить открытиями науки, которая имеет отношение скорее к внешнему миру, чем к глубинам, в которые мы погружаемся во сне. Посредством диалога с этими внутренними силами в сновидениях и через изучение мифов мы можем шире и глубже исследовать собственное, более мудрое внутреннее «Я» и примириться с ним. Таким образом, общество, которое лелеет и поддерживает жизнь своих мифов, сможет подпитываться из чистейших и богатейших духовных источников.
Однако в этом есть и опасность. Сновидения и мифы, унаследованные из архаики, могут оторвать от мира современного сознания, законсервировать человека в непригодных для жизни сегодня шаблонах архаичных переживаний и мышления. По этой причине, утверждает Юнг, нужен диалог, а не впадение в одну из крайностей, непрерывный диалог посредством символических форм, которые возникают в подсознании и осмысливаются сознанием.
Что же происходит с детьми общества, которое отказывается от возможности подобного взаимодействия и, цепляясь за свои родовые сновидения как за непреложный атрибут абсолютной истины, отвергает все, что предлагают сознание, разум, наука, и факты? Есть одна известная история, которая может послужить подходящим предупреждением.
Как знает любой школьник, то, что мы считаем наукой, предположительно зародилось в античной Греции. Аккумулированные там знания распространились и стали известны в Азии, через Персию в Индии и еще дальше, в Китае. Но в каждом из восточных царств к тому времени уже получили развитие собственные направления мифологической мысли, и на объективные, прагматические, исследовательские и экспериментальные подходы греческой науки не обратили внимания. Сравните, например, с научной точки зрения науку в Библии, священной книге Востока, составленной в основном после того, как маккавеи избавились от греческого влияния, – скажем, с наукой Аристотеля, не говоря уж об Аристархе Самосском (ок. 275 г. до н. э.), для кого Земля была небесным телом, вращающимся по орбите вокруг солнца. Эратосфен (ок. 250 г. до н. э.) уже верно вычислил окружность Земли, равную 250 000 стадиев (39 689 км, точная длина по экватору 40 075 км). Гиппарх (ок. 240 г. до н. э.) рассчитал с точностью до нескольких миль диаметр Луны и среднее расстояние до нее от Земли. И просто попробуйте представить, сколько пролилось крови, пота и настоящих слез – ведь за ересь людей сжигали на костре, – всего этого можно было избежать, если бы вместо закрытия всех языческих школ Греции в 529 г. н. э. Юстиниан поддержал их! Вместо этих школ мы и наши потомки получили первую и вторую главы Книги Бытия и более чем тысячелетнюю задержку развития не только науки, но и всей мировой культуры.
