Лестница в бездну - Бакусев Вадим Маркович (книги хорошего качества TXT) 📗
Прежде чем сделать первый шаг первого поворота лестницы в бездну, я оборачиваюсь, чтобы с симпатией и благодарностью поглядеть на человека, без инициативы и многообразной, в том числе стимулирующей мышление поддержки которого, без его освежающей критики, вероятно, никогда не написал бы этой книги или написал бы ее хуже, на человека, все это время шедшего рядом со мной, — Дмитрия Фьюче.
Поворот I. Матрица
Думали ли Вы, сэр, что целый мир
может вместить такое множество ослов? —
Как они рассматривали и обозревали нас,
когда мы переходили ручей в глубине
этой долины! — Когда же мы взобрались
вон на тот холм и скрылись из виду, —
Боже ты мой, что за рев
подняли они все разом!
Уровень 1.Божество, требующее жертв: что такое европейская психическая матрица
Тяжкая скрипучая дверь отвалена с усилием; перед нами гулкая пыльная тьма; направив свет вперед, мы видим чьи-то одинокие следы в первозданной пыли — вот они невдалеке подходят к глухой стене и сворачивают вдоль нее. Это первый поворот предстоящей нам лабиринтовой лестницы, и мы (кажется, первыми примерно за сто и еще двадцать лет) пройдем его сначала где-то рядом с будто бы загадочными следами, потом — я уже вспоминаю, что будет дальше, потому что не раз хаживал здесь с разведкой — отойдем от них, но окончательно из виду никогда не потеряем, а время от времени будем пересекать их и идти где-то поблизости.
В нашу лестницу иногда станут вливаться и на время сливаться с ней боковые проходы, и тогда мы обнаружим, помимо изначально путеводных, еще и другие, столь же немногочисленные и не слишком твердые, а скорее уж зыбкие следы. Мы будем продвигаться вперед, от поворота к повороту, стараясь держать в поле зрения следы двух-трех предшественников и не соблазняясь тупиками и лишними, боковыми ходами, удлиняющими и запутывающими дорогу, но в конце концов все равно впадающими в нее.
Света на нашем пути заметно прибудет, когда мы справимся с первой, но зато самой трудной задачей — посмотрим в лицо нашему абстрактному герою, назовем его по имени и скажем, что он такое.
Европейской психической матрицей я называю фундаментальный массовый психический склад — исторически сформировавшийся у европейцев общий психический хабитус, определяющий главное направление и основные, сущностные черты их исторической (коллективной) и почти всегда — индивидуальной жизни (командных установок и ценностей, поведения и мировоззрения). Выражение «психическая матрица» (а слово «матрица», matrix, означает на латыни «матка, утроба», либо «главный ствол дерева», либо «первопричина», — иными словами, это порождающая и, в нашем случае, постоянно воспроизводящая самое себя модель) я без всякого стеснения заимствовал у К. Г. Юнга, пускавшего его иногда в ход в самом общем и почти неуловимом смысле (см. его книгу «Эон»). — Мне говорят, что оно не очень удачно, потому что вызывает неприятные современные словесные ассоциации, но я и этим не смущаюсь — уж очень оно технически удобно для изложения — главным образом потому, что от него просто и естественно производится емкий и краткий эпитет «матричный» (и его корреляты «нематричный» и «антиматричный»).
Этот глубинный склад жизни, вернее, его зародыши, явился на свет вместе с европейской цивилизацией (которую мы будем строго отличать от культуры — я объясню это ниже) и в ходе истории постепенно, поначалу не без борьбы и труда, вытеснил сперва исконный, древнейший естественный психический склад, а потом — одну за другой — и все свои альтернативы, потенциальные и реальные. Его определяющие черты заданы специфическим соотношением, специфическим балансом, а точнее, дисбалансом двух основных структурообразующих моментов всякой психики (коллективной и индивидуальной), а именно сознания и бессознательного.
Так вот, суть европейской психической матрицы состоит в дисбалансе психики как системы, как целого: то, что должно быть ближе к ее периферии, а именно комплекс «разум — сознательное “я”», заняло в психике центральное место. Это центральное место не зарезервировано ни для какого элемента психики, а предназначено «всего лишь» для удержания всей системы в равновесии, само будучи своего рода пустотой, как бы ничто, но ничто, пронизанным напряжением или натяжением, ничто, которое само есть эти напряжение и натяжение, — так чаши весов укреплены на одной оси.
Равновесие, о котором идет речь, — динамическое: оно отнюдь не исключает развития и даже осциллирующих перипетий между поддерживаемыми в нем элементами (каждого — на своем собственном месте), но даже предполагает их. Наиболее же общие такие элементы, «чаши весов», как нетрудно догадаться, — это сознание и бессознательное. Напряжения между этими противоположностями постоянно создаются и снимаются, чтобы уступить место новым, чем и обеспечивается развитие психической системы (Юнг назвал этот процесс трансцендентной функцией). Если одна из этих «чаш» занимает или пытается занять место оси, на которой вращаются или стоят «чаши», чтобы заставить целое вращаться вокруг себя, то система, как совсем уж легко понять, будет фатально повреждена.
Этой узурпирующей центральное положение чашей может быть только сознание, а точнее, одна его специальная функция, разум в модусе мышления, — хотя бы уже потому, что подлинный центр сил психической системы с его функцией поддержания равновесия, живого баланса энергий, относится к сфере бессознательного. Такой взгляд на психику как систему — не мое изобретение: это изобретение К. Г. Юнга, я лишь изложил своими словами его мысль, взятую в ее в максимально обобщенном виде и, на мой собственный взгляд, в этом виде бесспорную (то, что я назвал тут осью равновесия, Юнг назвал бы самостью, см. ниже).
Юнг же сделал и другой, дальнейший вывод: если такой дисбаланс, такое фатальное повреждение произошло, то саморегулирующаяся система, какой является психика, а она почти целиком есть бессознательное, пытается восстановить нарушение, выгнав сознание с захваченного им места. Если ей это удается, то сознательное «я» может получить удар, от которого уже не оправится, что зависит от степени самоуверенности и безоглядности его узурпации, то есть сперва вложенной им самим, а потом отнятой у него в том же количестве энергии. Если не удается, то система рано или поздно разрушается, гибнет, поскольку в ней оказывается перекрытым важнейший энергетический канал, идущий от бессознательного и питающий сознание.
Правда, Юнг говорил об индивидуальной психике, а здесь речь как будто бы идет о чем-то ином — о психике коллективной, да еще «в исторических масштабах (или историческом измерении)». Но что это разные вещи — только видимость, ведь коллективная психика есть не более чем удобная абстракция, уравнение для суммы (точнее, может быть, интеграла) индивидуальных психик, и сама по себе не существует (другое дело — коллективность, коллективное качество всякой индивидуальной психики, то есть ее бессознательность [1], наряду с другим качеством или модусом, сознанием). То же самое относится и к «историческим закономерностям» — они не существуют за пределами каждой конкретной индивидуальной психики, представляя собой всего лишь их «интегралы», а потому интересуют меня только в этом качестве.
«Исторические закономерности»? При большом желании можно, конечно, сказать и так — только надо понимать, что это будет сокращенная формула, выражающая сумму изменений всех индивидуальных психик жителей такой-то страны или эпохи. Правда, эта сумма проявляется как реальность, но она — лишь функция и сама по себе не существует, будучи своего рода мнимой величиной, с какими работают математики. Зато реально существуют отношения между этими индивидуальными психиками (в качестве их функций) — как правило, унаследованные, традиционные, а, значит, бессознательные; они, видимо, редуцируются к коллективному слою индивидуальных психик (вопрос еще не исследован). А раз существуют отношения, то существуют, конечно, и типы обществ с их структурами (по большому счету таких типов всего два, о чем я скажу много ниже).