Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори (книги онлайн txt) 📗
Культурный сдвиг уже привел к психическим потерям. Например, психоделики являются мощным образовательным инструментом. Они самым убедительным образом демонстрируют произвольность нашего обычного восприятия. Многим из нас пришлось их попробовать, чтобы узнать, как мало мы знаем. Слишком многие из нас заблудились в лабиринте, решив, что если реальность не означает того, чем мы ее считали, то в ней нет смысла вообще. Я знаю это место. Я и сам там блуждал. Насколько мне известно, оттуда есть только два выхода. Первый - это обращение к религии. Я попробовал даосизм. Другие выбирают различные версии индуизма, буддизма и даже христианства. Смутные времена всегда порождают толпы мессий-самозванцев. Некоторые примыкают к радикальным идеологическим течениям скорее по религиозным, чем по политическим причинам. Кого-то это может удовлетворить, хотя всегда присутствует опасность впасть в сатанизм. Однако я думаю, что тот, кто выбирает готовые системы верований, теряет шанс на подлинно творческое мышление, а, возможно, ничто меньшее нас не спасет.
Второй путь, состоящий в обдумывании вещей и принятии как можно меньшего на веру, более труден. Интеллектуальная активность - от науки и до поэзии - имеет плохую репутацию у моего поколения. Мы считаем, что в этом виновата наша так называемая система образования, которая кажется специально придуманной для того, чтобы не позволить своим жертвам научиться думать. Нас хотят убедить, что мышление - это то, что ты делаешь, когда читаешь учебник. Кроме того, чтобы научиться думать, нужно иметь учителя, который сам умеет думать. Низкий уровень того, что сходит за мышление в большинстве американских академических кругов, может быть оценен только по контрасту с человеком, подобным Грегори Бейтсону. Из этого не следует, впрочем, что мы не должны стремиться к еще лучшему.
Однако сутью всех наших проблем остается плохое мышление, и единственное лекарство от этого - это улучшение мышления. Эта книга - самый лучший известный мне образец хорошего мышления. Я вверяю ее вам, мои братья и сестры по новой культуре, в надежде, что она поможет нам в нашем странствии.
Марк Энгел, Гонолулу, Гавайи, 16 апреля 1971 года
ПРЕДИСЛОВИЕ
Есть люди, способные продолжать устойчиво работать, не имея большого успеха и внешней поддержки. Я не из таких. Мне всегда было нужно, чтобы кто-то еще верил, что моя работа имеет шансы и идет в правильном направлении. Я часто бывал удивлен, как это другие верят в меня, когда я сам очень слабо в себя верил. Порой я даже пытался стряхнуть с себя ответственность, налагаемую на меня их продолжающейся верой. Я говорил себе: "Но ведь они в действительности не знают, что я делаю. Откуда им знать, если я сам не знаю?"
Моя первая антропологическая работа среди байнинцев на острове Новая Британия была неудачной, и у меня был частично неудачный период в исследовании дельфинов. Никакие из этих неудач никогда не ставились мне в упрек.
Следовательно, я должен поблагодарить многих людей и многие организации за то, что они поддерживали меня в те времена, когда я сам не считал себя хорошей ставкой.
Во-первых, я должен поблагодарить Ученый совет колледжа Св. Иоанна (Кембридж), избравший меня своим членом сразу после моей неудачи с байнинцами.
Далее (в хронологическом порядке), я глубоко обязан Маргарет Мид, которая была моей женой и очень близким сотрудником на Бали и в Новой Гвинее и с тех пор продолжает быть моим другом и коллегой.
В 1942 году на конференции Фонда Мейси (Масу Foundation) я встретил Уоррена Мак-Каллоха и Джулиана Бигелоу (Warren McCulloch, Julian Bigelow), которые тогда возбужденно говорили об "обратной связи". Работа над книгой "Нейвен" (Naven, a Survey of Problems Suggested by a Composite Picture of Culture of a New Guinea Tribe Drawn from Three Points of View. Cambridge, 1936) привела меня на самый передний край того, что позднее стало кибернетикой, но мне недоставало концепции отрицательной обратной связи. Вернувшись после войны из-за границы, я пошел к Фрэнку Фремон-Смиту (Frank Fremont-Smith) из Фонда Мейси и попросил устроить конференцию по этому тогда загадочному вопросу. Фрэнк сказал, что он только что организовал такую конференцию с Мак-Каллохом в качестве председателя. Так и получилось, что мне посчастливилось быть членом тех знаменитых конференций Мейси по кибернетике. Мой долг перед Уорреном Мак-Каллохом, Норбертом Винером (Norbert Wiener), Джоном фон Нейманом (John Von Neumann), Эвелин Хатчинсон (Evelyn Hutchinson) и другими членами этих конференций ясно виден во всем, что я написал со времен Второй мировой войны.
В своих первых попытках синтеза кибернетических идей с антропологическими данными я получал поддержку от Гуг-генхаймовского научного совета.
В период моего вхождения в область психиатрии Юрген Руш (Jurgen Ruesh), с которым я работал в клинике Портера (Лэнгли), посвятил меня в многочисленные любопытные подробности мира психиатрии.
С 1949 по 1962-й я занимал должность "этнолога" в Госпитале ветеранов (Пало-Альто), где мне была предоставлена удивительная свобода изучать все, что я находил интересным. Эту свободу и защиту от внешних требований мне предоставил директор госпиталя доктор Джон Дж.Прасмак (John J.Prusmack).
В этот период Бернар Зигель (Bernard Siegel) предложил, чтобы издательство Станфордского университета переиздало мою книгу "Нейвен", которая лежала без движения со времени первой публикации в 1936 году. Мне также посчастливилось получить ленту со съемками игровых последовательностей между выдрами в зоопарке Флейшхаккера, которая показалась мне достаточно теоретически интересной, чтобы оправдать небольшую исследовательскую программу.
Своим первым исследовательским грантом в области психиатрии я обязан покойному Честеру Барнарду (Chester Barnard) из Фонда Рокфеллера, который несколько лет подряд держал экземпляр "Нейвена" как настольную книгу. Грант был дан для изучения "роли парадоксов абстрагирования в коммуникации".
По этому гранту Джей Хейли, Джон Уикленд и Билл Фрай (Jay Haley, John Weakland, Bill Fry) присоединились ко мне и образовали небольшую исследовательскую группу внутри Госпиталя ветеранов.
Однако снова последовала неудача. Грант был дан только на два года, Честер Барнард ушел в отставку, а мы, по мнению персонала Фонда, не имели достаточных результатов, оправдывающих возобновление гранта. Грант истек, но моя группа продолжала оставаться со мной без оплаты. Работа продолжалась, и через несколько дней после окончания срока гранта, когда я писал отчаянное письмо Норберту Винеру, прося у него совета, где получить новый грант, гипотеза "двойного послания" встала на свое место.
В конце концов нас спасли Фрэнк Фремон-Смит и Фонд Мейси.
После этого были гранты от Фонда психиатрии и от Национального института психического здоровья.
Постепенно выяснилось, что для дальнейшего продвижения в изучении логической типизации коммуникации я должен работать с живым материалом, и я начал работать с осьминогами. Моя жена Лоис работала со мной, и больше года мы держали около дюжины осьминогов в своей гостиной. Эта предварительная работа была многообещающей, однако нуждалась в повторении и расширении в лучших условиях. На это грантов не нашлось.
В этот момент появился Джон Лилли (John Lilly) и пригласил меня стать директором его дельфинария-лаборатории на Виргинских островах. Я проработал там около года и заинтересовался проблемами коммуникации китовых, но мне кажется, что я не создан для роли администратора лаборатории с сомнительным финансированием, расположенной в месте, где управлять делами невыносимо трудно.
Пока я сражался с этими проблемами, мне дали Премию для развития научной карьеры от Национального института психического здоровья. Эти премии распределял Берт Бут (Bert Booth), и я многим обязан его продолжающейся вере в меня и интересу.
В 1963 году Тейлор Прайор (Taylor Pryor) из Фонда океана (Гавайи) пригласил меня в свой Институт океана для работы с китовыми, а также для работы над другими проблемами коммуникации животных и людей. Именно здесь я написал больше половины данной книги, включая полностью всю часть "Эпистемология и экология".
