Онтология взрыва - Футымский Игорь (читаем книги бесплатно txt) 📗
Значимость
Универсальный метафизический проект Декарта состоял в отчаянной по смелости попытке углубить логическое основание под башней классической метафизики, расшатанной взрывом идей гуманизма Данте, Эразма и Джордано. Привлекательность философии гуманизма обеспечил по-детски свежий призыв признать право реально осязаемых вещей на уважение к себе. Голос гуманистов, подобно голосу андерсеновского ребенка, впервые авторитету абстрактного мышления античного рационализма противопоставил тактильную реальность личного опыта конкретного человека. После этого неистовому шевалье Декарту оставалось в одном метафизическом законопроекте одновременно пролоббировать как интересы объективного мира, так и право каждого Я на собственный мир и на собственную истину. Учитывая величину интеллектуального скачка проекта, можно догадаться, что это потребовало титанических усилий декартовского сомнения, не менее титанических, чем ученическое рвение не одного поколения его метафизических последователей. Но именно потому, что Декарт как судья реальности хотел быть в согласии с нею, он первый принес в жертву свой принцип радикального сомнения, чтобы освободить свою метафизику от проблемы интерсубъективной значимости знания: " как коллективный мир мышления может существовать без коллективного мира восприятия?"*
*Формулировка А.Н. Уайтхеда.
Идеал коллективного мира восприятия, доведенный Платоном до блеска в его теории мира идей, оказался достаточным средством для объяснения интерсубъективной значимости знания, но он не смог объяснить, почему знание не бывает значимым абсолютно. Ведь даже физика, с ее самыми основательными претензиями на значимость, абсолютно общезначимой не является. **
** Возьмите, например, квантовую теорию калибровочных полей.
Звездное небо не обладает одинаковой значимостью для всех, кто его когда-нибудь видел. И моральный закон внутри нас не обязательно тот же, каким он был внутри Канта. И уж, конечно, трудно ожидать общезначимости оперы "Запорожец за Дунаем" или красоты женщин, едущих в конкретно взятом трамвае. Когда Ницше объяснил, что нет фактов, а есть их интерпретации, это было проявлением элементарного тактильного реализма, которого, например, так не хватало андерсеновской толпе, собравшейся по поводу нового королевского костюма. Истинно то, что значимо, а значимость - величина переменная.
Теории - это результаты наших личных опытов. Но так же, как каждый из нас не может производить все, что он потребляет, мы не производим лично и всех теорий, необходимых нам для выживания. Сам смысл социальности состоит в том, что большую часть теорий мы приобретаем у других. Но личный опыт наш и тут не остается в стороне: он участвует в выборе. Истинность потребляемых теорий определяется личным выбором, то есть все равно личным опытом.
Перенесение вопроса о ценности знания из поля объективной истинности в поле значимостей - это процесс, оплодотворенный кризисом классической метафизики и успехами методологии познания, этой спецслужбы, призванной решать проблемы кризиса. Это процесс, сильно растянутый во времени, как растянуто во времени приживление всего нового и тяжеловесного (например, обрядов и обычаев). Это - не рациональный в классическом смысле импульс, который может быть тут же повсеместно реализован, как только получен в одном месте.
Это - витальный процесс выбора, примерки идей и верований к обстоятельствам жизненного мира. Выбор - это вообще нечто, требующее обстоятельности. Логика витального выбора должна подчиняться по крайней мере одному правилу: время от времени она должна сама себя изменять. Потому что изменяются витальные обстоятельства.
Святое Писание, эта официальная версия все еще современного монотеизма, составленная из удивительно глубоких мест и безнадежных противоречий, оправдывает авторитет Святой Церкви, а авторитет Святого Писания держится на авторитете Церкви. В этом факте нет логики рационального, но есть логика витального, поэтому потребовалось несколько столетий, чтобы сформировались социальные ожидания, достаточные для принятия этой совершенно алогичной диады. Если бы витальная необходимость диады, состоящая из барона Мюнхгаузена с лошадью, с одной стороны, и его руки, вытаскивающей их из болота*,
*Эта диада как нарочно придумана бароном для комментария ситуации со Святым Писанием и Церковью.
с другой стороны, оказалась столь же большой, как у христианской доктрины, она была бы в течение необходимого для этого времени принята, а вместе с ней - та рациональность, которая оправдывала бы ее формально. Рациовитальные основания нашей жизни, открытые 20-м веком, внесли радикальные изменения в правила метафизической игры. Если понятие истины в старой метафизике целиком и полностью относилось к теории познания, то понятие значимости, которое старый Объективный мир мультиплицирует в континуумальное хитросплетение множества личных миров, вторгается в фундаментальные основания Универсума - в онтологию. Онтология. Если теория проявляет интерес к самим основаниям реальности, то это - онтология. Любая наука как теория в конечном счете сводится к изучению чего-то, порождающего причины - бытия, ограниченного рамками своих частных интересов, и в этом смысле имеет свою онтологическую структуру. Частный спрос на структуру основательных причин определяет свою глубину бытийных принципов, на которой этот спрос надеется получить приемлемую верификацию, или на худой конец, опровержение.
Для классической механики глубина этих принципов - законы Ньютона и сохранения, для квантовой - уравнение Шредингера. Уравнения Максвелла достаточны для онтологических амбиций электродинамики.
Если верно, что глубину бытийных принципов теории определяет глубина ее верификации, то степень доверия к онтологической структуре теории определяется мерой ее универсальной значимости. Существует на удивление простой показатель того, когда истинность онтологической базы теории становится предметом веры. Он обнаруживает неожиданную связь между теорией познания и областью криминального. Это - мера ответственности, которая законодательно предъявляется обществом авторам инженерных проектов, сделанных на основании канонического знания в границах каждой из верифицированных теорий. Выберите теорию, востребованное обществом применение которой не повлечет никакой меры ответственности за отрицательные последствия этого шага - это и будет наименее верифицированное знание. То есть знание, о котором можно говорить, что внутри него отсутствует значимая бытийная структура. Дедуктивное ядро науки всегда содержит в себе какую-то метафизику, а метафизика - онтологию. Значимость знания тем выше, чем больше оно позволяет инженерных применений внутри себя, не вызывая при этом необходимости возвращаться к выяснению своей онтологии.
Алхимия для себя инженерных применений не допускала, потому что ее идея химического превращения металлов из дешевых в дорогие не была выстроена на сколько-нибудь прочной онтологической основе. (Правда, она способствовала множеству полезных применений внутри накопленного опыта, а самое главное создала верификационную базу для будущих естественнонаучных теорий.)
Если сосчитать глобальные научные лаборатории, внутри которых сегодня работают инженерные мастерские, трудно избежать чувства удивления по поводу того, сколько их мало: физика, химия, математика (как источник информационной инженерии), да генная биология, примыкающая к ним. Все, что в медицине можно считать поставленным на инженерную основу, тоже так или иначе пересекается с этими науками. Ни психология, ни экономика, ни весь комплекс социальных наук в своем сегодняшнем состоянии не обладают теоретической значимостью, достаточной для полноприводной инженерии.
Недаром Джордж Сорос, весь успех которого нанизан на его стартовое недоверие к устоявшимся схемам знания, назвал книгу о своем опыте в финансовом ремесле "Алхимия финансов". Реальность совсем не однородна по отношению к методам ее изучения, объясняет Сорос. Те ее участки, в которых взаимодействие изучающего Я с ее фрагментами незначительно, обслуживаются старыми добрыми научными технологиями, отличающимися однозначной определенностью и точечной четкостью модельных образов. К такому идеалу научности приучила нас классическая физика, но он не работает там, где взаимодействие Я с изучаемыми обстоятельствами реальности заметно влияет на состояние реальности. Эту отличительную и решающую близость Я и реальности Сорос называет рефлексивностью, что довольно точно адресует нас к теории множеств и к парадоксу Бертрана Рассела.
