САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА - Дейс Герман Алибабаевич (книги без сокращений TXT) 📗
- Козлы, - возразил Жорка. На что лошадинообразный стремительно приблизился к Жорке и провёл какой-то эффективный приём дзюдо, после чего Жорка взмахнул ногами и грохнулся на спину. Сакуров по достоинству оценил приём, но ещё больше ему «понравилась» холодная расчётливость этого головастого дегенерата: он подошёл к инвалиду Жорке именно с той стороны, откуда меньше всего мог ожидать какого-либо противодействия от бывшего десантника. Константин Матвеевич рефлекторно дёрнулся к Жоркиному обидчику, но никакой повёл пушкой в его сторону, и Сакуров снова замер.
- Так что, будете платить? – напомнил иудобразный, поигрывая в руке свайкой. – Или...?
- Берите, чёрт с вами, - разрешил Сакуров. Он был подавлен, но не настолько, чтобы самому сгружать картошку для этих культурных козлов.
Пока шли переговоры, чуть впереди них встал ещё один грузовик и ещё одна иномарка. Несколько аналогичных пар проехали мимо, но ехать им предстояло ровно столько, сколько потребовалось бы иномарке с другими интеллигентными братанами нынешнего мэра бывшего Ленинграда, чтобы прижать преследуемый грузовик к обочине. Справлялись с работой они легко, словно и не устали, помогая своему шефу в таком трудном деле, как переименование бывшего Ленинграда в нынешний Питер.
- Возьмём? – весело спросил кучерявый своего головастого кореша. Тот исподлобья зыркнул на Сакурова и молча кивнул. В общем, парни они оказались не гордые.
Облегчившись на двести пятьдесят килограммов (интеллигентные братаны мэра Питера педантично взвесили «пошлину» новомодными электронными весами), приятели покатили дальше. Водила молчал, словно воды в рот набрал, Сакурову было не до сна, а Жорка снова матерился, щупая спину.
- Ушибс-си? – прорвало водилу. В его голосе звучало тайное злорадство.
- На дорогу смотри, - зарычал Жорка, - а то я сейчас тебя ушибу!
«Как бы он не запил», - с тревогой подумал Сакуров.
- Да я смотрю, - не испугался водила. – Освежиться бы?
- Перед Петрозаводском, - лаконично отрезал Жорка.
- Да ты чо? – возмутился водила. – Побойси Бога…
- Сам-то ты его боишься? – спросил Жорка.
- Эх! – воскликнул водила и с огорчения выжал из своего рыдвана все восемьдесят пять.
«Молодец! – мысленно похвалил Сакуров сначала Жорку, а потом водилу. – Эдак мы будем в Петрозаводске уже к обеду…»
Подумав так, Сакуров, наверно, всех их сглазил, потому что через сто километров лопнул ремень компрессора. Первое время после этого водила пытался ехать без тормозов, но вскоре встал и, проклиная свою долю, полез под капот. Запасного ремня у него не оказалось и пришлось тормозить доброхотов. Доброхоты тормозили нехотя, а за ремень, если таковой у них оказывался, просили тройную цену. Пришлось отдать ещё два мешка картошки. И, пока суд да дело, время перевалило за полдень, до Петрозаводска оставалось ещё черт те сколько, а водила завёл старую песню насчёт освежиться. Хорошо ещё, он не требовал сводить его в какую-нибудь придорожную харчевню, потому что ему очень нравилось закусывать пережаренными вонючими чебуреками.
- На, пей, чтоб ты треснул! – сказал Жорка, водила треснул дозу, съел чебурек, потом минут двадцать сидел в кустах, пердя на всю округу и комментируя процесс выхода экскремента с приличествующими случаю народными шутками и прибаутками.
- Ну, как тебе наш фольклор? – ухмыльнулся Жорка. – Где б ты услышал такой в своём Сухуми?
- Почему это он ваш? – машинально возразил Сакуров, имея в виду тот печальный факт, что он, Константин Матвеевич, тоже русский. Вернее – наполовину. Одновременно Сакуров ощутил острую тоску, навеянную той мыслью, что вот жил он раньше в замечательной советской Грузии, и не ведал своего счастья. То есть, ведал, но не полностью, потому что раньше ему это счастье казалось просто нормальной жизнью.
В Мурманск приехали, если считать от момента завершения ремонта компрессора, в четыре утра на следующий день после следующего. Последние пятьсот вёрст достались Сакурову, потому что никто не доверил бы пьяному рулиле в разноцветных шмотках пилить по сопкам. К тому же по ночам он спал. А Сакуров, привыкший в своё время гонять на собственной «волге» по горам, тем не менее, устал, как собака. Поэтому, прибыв в Мурманск и поставив машину в удобном месте возле центрального городского рынка, путь к которому подсказал какой-то ночной прохожий, Сакуров заснул, а Жорка заступил на дежурство. Он сошёл на условный асфальт стоянки и стал бдительно охранять грузовик, имея в виду вездесущих ворюг, промышляющих чем бы то ни было. В семь утра Жорка разбудил Сакурова с водилой, водила остался сторожить грузовик с картошкой, а односельчане отправились искать милицию. В восемь часов они проникли в паспортный отдел ближайшего отделения, и тамошний начальник выдал им данные бывшего однокашника Сакурова за сравнительно небольшой гонорар. В гонорар входила и оплата телефонной услуги. То есть, Константин Матвеевич позвонил своему однокашнику прямо из кабинета паспортного милиционера. Трубку подняла жена и сообщила, что приятель в рейсе. В это время кто-то позвал жену приятеля басом, и жена приятеля поспешила отделаться от Сакурова, сославшись на убегающее молоко.
- Нету дома, - слегка расстроенным голосом сообщил Сакуров.
- Что ж, будем выкручиваться сами, - сказал Жорка, и приятели поспешили на рынок. Там они покормили водилу, заплатили за место и вкатили грузовик через специальные ворота для большегрузного транспорта. Рядом с воротами имелся специальный ряд, водила там припарковался, Константин Матвеевич сходил за весами, и торговля началась. Местные брали картошку охотно, потому что цену Жорка с Сакуровым не задирали, а корнеплоды выглядели очень прилично. Особенно по сравнению с той польской ерундой, которой торговали местные спекулянты. Водила мирно спал в кабине, торговля продолжалась, но вскоре на рынок прибыли местные рэкетиры и всё пошло коту под хвост. Дело в том, что местные рэкетиры, беря в пример семью главы ново образовавшейся РФ и их ближайших сподвижников, хотели разбогатеть также легко и быстро. Поэтому трясли рыночных тружеников по повышенной таксе. При этом не отличали спекулянтов от честных крестьян. Труженики прилавка, надо сказать, не возмущались, и возмещались на покупателе. Возмущаться начал один Жорка. Сначала, правда, он пытался договориться миром. И, когда к грузовику с мирно дрыхнущим водилой подканали три местных богатыря из бывших спортсменов (ещё трое делали вид, будто прогуливаются рядом), Жорка сделал пришибленный вид и в ответ на требование выдать определённую сумму заискивающе забормотал на каком-то совершенно невозможном сленге, смеси деревенского и блатного жаргона.
- Да вы чо, братаны? Это жа почти половина всего таго, чо я, в натуре, выручу.
- Мы тебе не братаны, - с откровенным презрением прервал Жорку один из местных рэкетиров, - гони бабки или отваливай с рынка.
- Да вы чо, граждане? – плаксиво возразил Жорка и попытался апеллировать своим убогим видом к близстоящим коммерсантам, но те только злорадно ухмылялись.
- Ну? – повысил голос один из рэкетиров, суровый малый конкретно спортивного вида в хороших полуспортивных шмотках.
- Но я же, чёрт возьми, не спекулянт, - нормальным голосом сказал Жорка, - и за место я уже, мать вашу, заплатил!
Сакуров, правильно оценив речевую перемену приятеля, незаметно снял с торгового столика полукилограммовую гирьку.
- Даю тебе десять секунд, - деловито предложил рэкетир и сделал знак своим, - время пошло.
- Ребята! – попытался использовать последний мирный довод Жорка. – Помимо того, что я честный крестьянин, я ещё и инвалид Афганистана. Могу предъявить удостоверение.
- Твоё время кончилось, - бесстрастно доложил рэкетир, а Сакуров перехватил гирьку поудобней и метнул её в этого выродка, яркого представителя нового поколения россиян, убеждённых сторонников методов Абрамовича, Чубайса и братанов Шохиных. Сначала Сакуров хотел размозжить башку этого представителя, но в последний момент рука дрогнула, и гирька угодила рэкетиру в грудь. Спортивный малый хрюкнул и прилёг возле Жорки. Но его место с бывалой оперативностью заняли сразу трое подельников и принялись окучивать Жорку. Ещё двое пошли на Сакурова.
