АНГЕЛЫ СТРАШАТСЯ - Бейтсон Грегори (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
В историческом плане новые разработки, ставшие заметными во второй мировой войне и в последующий период, почти полностью изменили все, что мы говорим и думаем о мыслительном процессе и о системе «разум-тело», как общем, самокорректирующем, самоуничтожающемся единстве.
Кибернетика в широком смысле является, насколько я знаю, единственным серьезным началом мышления в целом.
Если мы подойдем к явлениям разума с этими новыми инструментами, тогда генетика и общий детерминизм формы и роста – то, что определяет симметрию высшего лица (глаза по обе стороны носа), все, что направляется сигналами от ДНК, – может быть признано как часть мыслительной организации тела. Часть холизма.
Если же мы поставим двойной вопрос: «Каким должен быть человек, чтобы он мог определить болезнь, или разрушение, или уродство?» и «Какими должны быть болезнь, разрушение, уродство, чтобы человек мог познать их?», новые способы мышления представляют ответ в виде утверждения, что саморекурсивная коммуникативная система может осознавать нарушение своей собственной функции. Это может быть как боль, так и другие виды осознания. Она может также осознавать гармонию своих функций, и это осознание может стать основой для благоговения и осознания прекрасного в большей системе.
И наконец, следует определить отрасли знаний, занимающиеся новыми способами мышления. Это возвращает нас к понятию ответственности. Это то слово, которое я обычно не употребляю. Но позвольте мне употребить его здесь со всей серьезностью. Как нам растолковать ответственность всех тех, кто имеет дело с живыми системами? У всех есть ответственность перед мечтой, ответственность как индивидуальная, так и коллективная.
И опять мы встаем перед новым вариантом уже упоминавшейся загадки: каким должен быть человек, чтобы познать и взаимодействовать с живыми системами, и какими должны быть эти системы, чтобы их можно было познать? Ответы на эту загадку должны быть взяты из математики, естественной истории, эстетики, а также из радости жизни и любви – то есть из всего, что помогает сформулировать эту мечту.
Я напоминал вам ранее, что человеку свойственно изучать не только детали, но и глубоко содержательные философии, чтобы стать тем по форме и сути, каким хочет видеть его наша культура. Мифы, среди которых протекает наша жизнь, приобретают достоверность в той мере, в какой они становятся частью нас самих. В таких мифах не сомневаются, они глубоко входят в нас, зачастую неосознанно, то есть это вопросы веры.
Именно перед этими мифами все наши ученые, политики и учителя должны чувствовать ответственность. Доктора, адвокаты и представители прессы разделяют ответственность перед динамичными мифами – ответами, которые они дают на загадку Сфинкса.
XVII. ИТАК, ЗАЧЕМ НУЖНА МЕТАФОРА? (МКБ)
Эта книга заставила меня избегать вечеров с коктейлями, таких социальных мероприятий, когда дружелюбные незнакомцы, узнав, что я провожу время весной за работой над книгой, спрашивали бы меня о ее содержании. Сначала я бы рассказала им о задумке этой книга, о задаче завершения работы, которую из-за смерти не успел закончить мой отец. Но они продолжали бы спрашивать, о чем все-таки эта книга? «Ну, – колебалась бы я, – это философская книга». Пауза.
"Видите ли, – говорила бы я, – Грегори выработал ряд идей о природе мыслительного процесса, идей, взятых из кибернетики, которая, по его мнению, формировала основу нового понимания эпистемологии живых систем. Он, конечно, не считал задачу завершенной и был убежден, что если бы это новое понимание разделялось многими людьми, люди действовали бы совершенно по-другому в отношении вопросов экологического баланса, а также войны и мира. Он также полагал, что развитие такой чувствительности к природным системам имеет отношение к эстетике и «священному».
Фу, я должна вздохнуть после такого длинного заявления, ибо я сказала слишком много и слишком быстро. Нельзя на вечере коктейлей сказать, что книга, над которой ты работаешь, «обо всем». Ни больше, ни меньше. И неизбежно затуманиваются глаза, когда в одном и том же предложении встречаются слова типа эпистемология, эстетика и кибернетика. К сложности задумки Грегори я добавила еще одну тему к книге (в дополнение ко «всему»). Изучая книгу-рукопись, чтобы понять направление, в котором двигался Грегори, решая, добавлять или убирать тот или иной материал для большей ясности, я старалась так построить эту книгу, чтобы показать, как мыслил Грегори. Эта книга о мыслительном процессе и о процессе мышления. Поисковая работа Грегори очевидна во многих вопросах, но, возможно, именно это побудит читателя самому вникнуть в эти вопросы и разрабатывать их дальше, используя доступные сегодня средства и информацию.
Мыслительный пейзаж, в котором работал Грегори, для большинства из нас чужд, как если бы мы исследовали совершенно чужую культуру или другой вид. Мне приходилось сознательно делать корректировку сложившихся мнений, и это стало основой в признании знания как артефакта: знание обязательно зависит от заранее составленных мнений, которые следует иногда проверять или изменять.
Странно, конечно, после всех лет, в течение которых считалось, что Грегори отошел от антропологии и занялся другими областями знаний, что его работа признана имеющей отношение к основным антропологическим вопросам. Антропологи часто пытаются войти в какой-то степени в концептуальный мир другой культуры. Те, кто изучает этнографию, каждый раз, когда они читают о чужом обществе, выучивают несколько слов экзотического языка, так как они нужны для выражения понятий, не существующих в западном мышлении. Некоторые из этих слов вошли и в наши языки (например, табу). Часто приводится объяснение целой системы: пантеон богов, календарь и т.д. На острове Бали, к примеру, указания о маршруте следования даются, исходя из движения к священной горе посредине острова или к морю. Нельзя передать способ концептуализации жителями Бали географии, не обращаясь как к физической форме их мира, так и к его метафизике. Исследователь, движущийся между горой и берегом моря вместе с жителями Бали, войдет и в мир их мышления.
Большинство антропологов находят необходимым практиковать более одного способа мышления и наблюдения. С одной стороны, они пользуются инструментами объективной записи и измерений. С другой стороны, выслушивают с полной серьезностью рассказы о волшебстве, колдовстве и богах… А между этими двумя крайностями уделяют внимание объяснениям обычной жизни, в которых другие виды символических элементов даются в виде причин: деньги, честь, коммунистическая угроза, гостеприимство, сексуальная привлекательность.
Полностью разделить их нельзя, потому что как бы ясно ни было этнографу, что туберкулез «реален», а колдовство «нереально», и то, и другое включены в причинность наблюдаемых образцов поведения. Не уделяя внимания обоим, вы не сможете активно действовать или дать объяснение увиденному. Таким же образом не может успешно лечить врач, если он имеет дело с пациентом только в рамках тех переменных, которые могут быть выделены в лаборатории. Итак, на самом деле в человеческих действиях и взаимодействиях «реальным» может оказаться как раз колдовство, а не туберкулез. Идея лечения при помощи успокаивающих средств может быть эффективной против идеи симптома, и боль, которую мы испытываем, также является идеей, видом мысленного образа.
Вот эта мысль и пронизывает работу Грегори. Да, в движении между созданным человеком значением и физической реальностью имеется глубокая необходимость для каждого антрополога мыслить в терминах того, что Грегори называл стыком между Креатурой и Плеромой, где встречаются умственное и материальное.
Но вопрос еще более фундаментален. Потому что Грегори утверждает, что та же самая проблема существует во всем биологическом мире. Этнограф изучает общество, которое живет посредством коммуникации: без передачи изученных образцов адаптации люди не смогут выжить. Мы, как этнографы, изучаем сигналы, коды и организационные формы, которые скрепляют общество и регулируют его повседневную жизнь. При этом мы должны двигаться от одной частной эпистемологии к другой. Но все они человеческие, все – часть Креатуры. Если мы будем изучать только реальности, доступные, скажем, физикам и биохимикам, картина будет неполной. Грегори считает, что все наши описания организмов или взаимодействующих групп организмов должны включать характеристики их сигнальных систем, то есть он предполагает, что для понимания организмов, их следует понять, в первую очередь, этнографически.
