Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗

Греческая трагедия как мифическое событие

1. Миф у Эсхила

Прочтение этого раздела ничего не приносит. Хюбнер просто пересказывает сюжеты трагедий Эсхила.

Действующие лица в них - боги, титаны и герои. Не люди.

Это подчеркивается Куртом. Он пишет, в частности:

"В трагедии "Прометей" человек не фигурирует вообще (сам Прометей является титаном); в "Орестее" главный герой лишь воплощает божественную волю и не показывает никаких человеческих черт; в трагедии "Персы" хоть и идет речь о людях, но она повествует о божественном суде и именно потому, что люди в своей гордыне не обращали внимание на богов".

"Впервые лишь в трагедии "Семеро против Фив" человек выступает не как игрушка мифических сил (Орест), не только как объект справедливой мести за гордыню и дерзость (Ксеркс), но как самостоятельная личность...".

Этим Курт хочет, видимо, сказать, что источником трагедии как литературно-драматического произведения служит Миф. Так что многие эллинские мифы дошли до нас в поэтическом переложении трагиков.

Что ж, это общеизвестно.... И более ничего!

Но, погодите.... Кажется, есть что-то выходящее за рамки заявленной в заглавии темы. А именно, политическая роль театра в Древней Элладе.

Курт пишет в конце раздела:

"Свободная личность стремится восстать против богов не из гордыни, а исходя из нового чувства справедливости. Но какое бы восхищение она при этом ни вызывала, она оплачивает эту гордость своей гибелью. Хотел ли Эсхил тем самым определить границы и меру рождающегося индивидуализма, который сопровождался также и политическим переломом?".

Таким образом, заимствованное Эсхилом у Мифа противоборство олимпийцев и хтонических богов служит, по мнению Хюбнера, основанием морального суда над личностью. Так что театр, объясняя человека и его судьбы, с помощью мифа, этим своим объяснением принадлежит уже политической культуре полиса, обладающей известной автономией по отношению к религии.

Потому Курт начинает этот раздел, рисуя ситуацию в мире богов как ПОЛИТИЧЕСКУЮ.

Он пишет:

"Работы Эсхила отражают ту напряженную ситуацию, в которую попал греческий миф на заключительной фазе развития, а именно ситуацию противостояния властвовавших в классическую эпоху олимпийских богов и хтонических сил, вернувшихся из далекого прошлого при помощи стихийного насилия. Это и есть тот контекст, в котором, по Эсхилу, случается трагедия".

Тот же контекст сохраняется, по мнению Хюбнера, и у Софокла.

В разделе...

2. Миф у Софокла

Курт пишет:

"Противостояние хтонических и олимпийских сил и у Софокла является постоянно повторяющейся темой".

И эта тема увязывается Куртом с моральными и политическими свободами лица.

Так, он пишет далее о Софокле:

"Свободная личность выступает в его трудах более явно, чем в трагедиях Эсхила".

Высказанные замечания позволяют нам провести различие между праздничным обрядом и театральным представлением.

Если праздничный ритуал принадлежит самой Жизни полиса, как она есть в общении богов и людей, то театр принадлежит публичной рефлексии, или сознанию гражданина.

В плане личной воли это означает, что в богослужении разворачивается реальное межличное общение, и действия имярека продиктованы его почтением к присутствующему Богу; а в сознательном поведении воля имярека в отношениях с согражданином определяется его этическим "рацио", сформированным в том числе и театром, спектакли которого, на основе мифов, объясняют человеку его самого, - давая понять, какие боги борются между собой за его волю, и задавая ему правильную личную позицию в этой борьбе.

Курт приводит хороший пример такой основанной на мифе этической рефлексии мира людей и богов.

Он пишет:

"Трагедия "Трахинянки" показывает, как много блеска своей доныне нетронутой власти утратили олимпийцы. Мир, который предстает перед нами, полон лжи и коварного обмана. Геракл обманывает свою супругу Деяниру с Иолой. Деянира стремится удержать его с помощью колдовства, которое всучил ей Несс, с полным сознанием того, что ей это не поможет, а Геракла погубит. Как только она узнает об ужасных последствиях своего деяния, ее сын Гилл сдается перед лицом ее отчаяния и побуждает ее к самоубийству. Умирающий Геракл не только убивает невинного посыльного, принесшего смертоносный плащ, вымоченный в отравленной крови Несса, и остается безразличным к трагической ошибке и смерти жены, но он еще заставляет Гилла принять бесчестье и жениться на сопернице его матери, Иоле. Однако самым коварным из всех оказывается Зевс. С помощью своих двусмысленных откровений он чудовищно обманывает Геракла. В конце Гилл вновь призывает людей в свидетели против богов, которые требуют, чтобы их превозносили как основу и отцов всего сущего, и все же бесстрастно взирают на его скорбь . Нет ничего, добавляет хор, в чем не присутствовал бы Зевс...".

Последнее особенно интересно, так как указывает на слабость и двусмысленность нашего сознательного логического суждения о чём бы то ни было перед лицом неведомой нам Воли Высших Сил. Имярек, опирающийся на сознание в осуществлении свободы воли, ориентирующийся на моральное рацио, вдруг обнаруживает, что безупречная, как будто, логика "добра" терпит крах пр столкновении с реальной волей богов, с Судьбой....

Это особенно хорошо иллюстрируется трагедией Софокла "Царь Эдип", пример которой приводит здесь Курт Хюбнер.

Он пишет, излагая сюжет трагедии:

"Царь Фив Лай, желая предотвратить предсказанное отцеубийство, решает бросить младенца Эдипа на произвол судьбы. Однако его намерение сталкивается с сочувствием доброго пастуха, который передает Эдипа бездетным супругам. Став взрослым, Эдип вопрошает оракула. Однако, вместо того чтобы дать ответы на его вопросы, тот отталкивает его, предсказывая, что он убьет отца и опозорит мать. Эдип тоже стремится избежать несчастья и покидает дом, считая приемных родителей за родных. И именно это благое намерение приводит к встрече Эдипа с Лаем и убийству последнего. В конце концов бог приводит Эдипа в Фивы. Там он освобождает город от смертоносного сфинкса и пожинает заслуженную славу. Именно благодаря этому он получает руку овдовевшей царицы, являющейся его матерью. После того как всякая мыслимая попытка избежать преступления как раз и приводит к нему, зло распространяется на весь город...".

Сказанное роднит эллинский театр с философскими школами той же Эллады, и сближает драматурга - того же Софокла - с учителями мудрости.

Описанное нами теперь различие ритуального воспроизведения Начала, или Архэ, о котором повествует Предание (= Миф), и театрального спектакля замечено Куртом. Он, согласно с нами, указывает на рефлексивный характер трагедии, когда пишет, что...

"...Трагедия Софокла опирается целиком на мифические представления. Среди прочих на те, согласно которым человек является ареной игры божественных сил...".

То есть, не миф разыгрывается на сцене, но - некие представления о человеке, основанные на мифе.

Ключевым, в данном контексте, является слово "представления".

Замечает Курт также этический характер названной рефлексии мифа, центром которой является для него вопрос ВИНЫ.

Он пишет о "вине", в связи с историей Эдипа:

"... и всякая вина в конечном счете имеет "объективную", а не "субъективную" причину".

Последнее утверждение, однако, принадлежит уже не рефлексии Софокла, а собственной рефлексии Курта Хюбнера.