Украина. Сон разума - Калинина Асия (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Античная Греция руководствовалась в своем развитии понятием красота. Поэтому мы имеем множество шедевров, оставшихся от этого славного времени. У римлян национальной идеей была слава, у французов — утонченность, у русских — справедливость, у англичан — влиятельность [4].
Какой стала национальная идея американцев — отдельный вопрос. Стоит подойти к нему издалека, чтобы ты, читатель, не обвинил меня в надуманности моих выводов.
8 октября 2014 года в эфире «Вечера с В. Соловьевым» принимал участие американский журналист Майкл Бом. Он настойчиво повторял именно эту мысль, что политика — это грязное дело. Он не употреблял буквально такое определение, но оно, как вы увидите, подразумевалось. Он сказал примерно следующее: «Есть реальная политика, которая не имеет ничего общего с нормами морали. Почему Америка сегодня так ведет себя? Почему осуществляет экспансию? Потому что она — может. А другие — не могут. Вот и все». И еще одну важную мысль высказал Майкл: «Вы твердите о справедливости — нет никакой справедливости! И вы такие же, как мы. И будь у вас возможность делать то, что делает Америка, вы бы делали!»
Итак, название вроде бы найдено: реальная политика. Некоторые еще говорят «геополитика», подразумевая, что это та политика, перед которой меркнет значение норм морали… Неужели это так и есть? Неужели мир так жесток, что однажды может раздавить отдельного человека без сожаления? Если это необходимо для реальной политики?
К счастью, это не так. Яркий ответ Майклу дал Владимир Соловьев. Он сказал: «Мне вспоминается суд над каннибалом. Когда судья спросил подсудимого: «Как вы могли есть человеческое мясо?!» — тот ответил: «Да если бы сами попробовали, вас бы за уши не оттащили!» Этот каннибал, — пояснил Соловьев, — меряет всех по себе. Он думает, что все такие же, как он. Только он посмел, а остальные — нет. Это психология недоросля — подростка. Ребенок отождествляет свои реакции с реакциями окружения. Взрослый человек другой. Мы — другие! Не такие, как вы».
И действительно, стоит сделать хотя бы небольшие экскурсы в историю, чтобы убедиться в том, что Россия действительно руководствовалась принципами справедливости. Это понятие для нее — не пустой звук. Приходя на новые земли, Россия начинала их обустраивать. Не грабить и вывозить все, что было на них ценного, включая людей, а повышать уровень жизни жителей новых своих территорий. Разумеется, Россия получала от этого и выгоду. Но весь вопрос в том, что получая выгоду, она не забывала о справедливости! Именно поэтому в России никогда официально не существовало рабства. Новых граждан империи встраивали в общее пространство, давая им работу, права и новые возможности.
В Новороссии, например, земли раздавались всем желающим: и местным, и приезжим. Это привело к бурному экономическому росту. В 1787 году Екатерина II с группой иностранных гостей предприняла поездку по землям Новороссии. Иностранцы знали, что совсем недавно это была пустынная степь, без городов, дорог, почти без оседлого населения. Вот что писал граф де Людольф в письме домой об этой поездке:
«Признаюсь, что я был поражен всем, что видел, мне казалось, что я вижу волшебную палочку феи, которая всюду создает дворцы и города. Палочка князя Потемкина могущественна, но она ложится тяжелым гнетом на Россию… Вы без сомнения думаете, друг мой, что Херсон пустыня, что мы живем под землей; разуверьтесь. Я составил себе об этом городе такое плохое понятие, особенно при мысли, что еще восемь лет тому назад здесь не было никакого жилья, что я был крайне поражен всем, что видел… Князь Потемкин… бросил на учреждение здесь города семь миллионов рублей». И далее в письме следуют похвалы «кремлю», домам, планировке улиц, «саду императрицы» («в нем 80 тысяч всевозможных плодовых деревьев, которые процветают»), построенному для императрицы дворцу, верфи и т. д. [5]
Процесс вовлечения местных жителей в хозяйственную и иную деятельность происходил и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Выводить отсталые народы на более высокий уровень жизни в обмен на то, что пришел на их земли (причем не отбирать их, а присутствовать в качестве власти) — разве это не показатель справедливости?
А вот какой пример справедливости приводит Олесь Бузина в своей книге «Вурдалак Тарас Шевченко». Он касается болезненной для украинцев темы — ликвидации Запорожской Сечи. Оказывается, ликвидация была чисто административным актом. Ни казаки, ни их имущество от этого не пострадали. Бузина пишет:
«…давайте разберемся с тем, что обычно называют «уничтожением». Ни один (подчеркиваю, ни один!) запорожец при этом не был убит, ранен или покалечен — то есть «уничтожен». Возможно, что в суматохе кто-то получил по морде, но на Сечи так часто и с таким смаком давали по морде, что уставшая история в конце концов перестала фиксировать подобные мелочи. По-настоящему пострадали трое — кошевой Петр Калнышевский, писарь Глоба и судья Павло Головатый (не путать с другим Головатым — Антоном, стараниями которого Запорожское войско было восстановлено). Всех троих сослали в монастыри. Калнышевского — на Соловки. Остальных — в Сибирь. Почему именно их? Потому, что с 1767 года петербургское правительство подозревало кошевого в двойной игре в пользу Турции. О строгости режима на Соловках можно судить по тому, что после опалы Калнышевский прожил еще 28 лет и умер в 1803 году — стодесятилетним.
А что же с остальной старшиной? Заставили пахать степь на Потемкина? Перепороли на радостях поголовно по врожденной московитской склонности к зверству? Не угадали. Их «репрессировали» — то есть, приравняв к российскому дворянству, наделили армейскими чинами и землей. Причем землю оставляли ту, которой владели до «ликвидации». А кому не доставало до положенных на дворянское рыло полутора тысяч десятин, еще и прирезали! Чтоб не обидно было. Некоторые «по знакомству» не остановились даже на полутора тысячах. Атаман Вершацкий, например, оттяпал себе на Днепре 7950 десятин. Атаман Кирпан — 11 912. А есаул Пишмич «приватизировал» почти двенадцать с половиной тысяч! Так что Сечь, как говорится, приговорили ко всеобщему удовольствию. Многие прибарахлившиеся «братчики» даже облизывались на радостях. Простые же экс-сечевики, по замыслу Потемкина, должны были по доброй воле поступить в гусарские и пикинерские полки. Но тут он явно недооценил тот исторический фактор, который сам Шевченко называл «невозмутимым хохлацким упрямством». Служить в каких-то там гусарах запорожцы явно не желали, не в силах расстаться с шароварами ради узких рейтуз. Вместо этого часть казаков дала деру за Дунай, а остальные разбрелись по плавням, таская из тины карасей и дожидаясь очередной перемены политического курса.
В конце концов «хохлацкое упрямство» доконало даже неукротимого екатерининского орла. Шестого апреля 1784 года Потемкин, предвидя очередную войну с турками, добыл разрешение императрицы обновить Войско Запорожское «на манер Донского», чтобы не оставлять южные границы империи распахнутыми, как ворота корчмы.
Поначалу оно так и называлось — «Верное Запорожское Войско». А потом получило новое название — Черноморское. Потемкину же достался диковинный титул Гетмана казацких войск Екатеринославских и Черноморских. Так что последним нашим гетманом был именно он — даже умер на руках черноморцев из своего конвоя.
В 1792 г. после победоносной турецкой войны, в которой казаки героически захватили крепость Хаджибей на месте нынешней Одессы и со стороны Дуная ворвались в Измаил, Екатерина II пожаловала черноморцам в вечное владение Кубань, отобранную у ногайских татар Суворовым. Бывшие запорожцы получили гигантский шмат целинной земли, удивительно похожий на тот, которого их некогда лишили, и право войскового управления. Все тридцать восемь запорожских куреней под теми же названиями были перенесены на Кубань!» [6]
