Лекции по средневековой философии. Выпуск 1. Средневековая христианская философия Запада - Суини Майкл
Во введении, которое Августин предпосылает доказательству существования Бога, он последовательно вводит пять основных положений. Начинает он с несомненной истины: я уверен в своем собственном существовании [24]. Уже став однажды жертвой скептицизма академиков, Августин избавляется от сомнения, показав, что сомнение в собственном существовании является подтверждением последнего, поскольку невозможно мыслить, не существуя. И дело не только в том, что мы можем выводить существование из мысли, но в том, что в акте сомнения мы и имеем опыт собственного существования. Мысль неотделима от существования, так что и отрицая его, невозможно выйти за его пределы. Следующая посылка Августина — необходимость порядка. Я знаю, что я существую, но я также знаю, что я живу и познаю, а жить лучше, чем просто существовать, и познавать лучше, чем просто жить [25]. Доказательство бытия Бога начинается с постулирования собственного бытия, в котором есть определенный порядок. Другими словами, аргументация начинается с исследования внутреннего человека, и в третьей посылке продолжается движение внутри человека: в познании существует иерархия, в которой высшую позицию занимает то, что наиболее удалено от внешних чувств [26]. Четвертая посылка задает принцип этой иерархии: тот, кто выносит суждение, выше того, о ком выносится суждение [27]. Внутренне чувство судит о внешних чувствах, а разум судит о внутреннем чувстве. В человеческом познании внутреннее и высшее совпадают. Последняя посылка указывает на то, что превышает человеческое познание: если есть что-то выше человеческого разума, то это Бог [28]. В этом рассуждении предпринимается попытка доказать, что есть нечто превышающее человеческий разум, вечное и неизменное, и что это может быть только Бог.
Эти пять посылок отмечают шаги аргументации, но они также представляют собой рассказ о внутреннем путешествии души к Богу — о её возвращении к Богу. И доказательство, и духовная жизнь начинаются с обращения от мира к самому себе, а внутри себя — от чувств к разуму. Отказываясь от погруженности во внешний мир, мы буквально возвращаемся к нашим чувствам, т. е. к душе как к инструменту познания. Поднимаясь внутри человеческой души от низших этажей познания к высшим, мы оставляем материальное и внешнее позади. Тем не менее внутреннее путешествие нельзя назвать прогрессирующим солипсизмом. Мы бы остались наедине с собой, если бы человеческий разум был высшей реальностью; итог внутреннего пути был бы темницей, если бы в конце этого восхождения не открывался новый путь — за пределы разума. Рассуждение Августина опирается на доказательство того, что разум, не меньше чем чувства, открыт вовне. Однако разум открыт не внешнему телесному миру, расположенному ниже души, но вечному и неизменному миру над ним. Главным результатом доказательства и духовного путешествия является обнаружение реальности, более общей для всех, чем телесный мир, и понимание того, что разум от природы открыт этой реальности. Внутренний путь становится внешним в тот момент, когда он перестает быть частным и становится общим. Одна из основных целей этого рассуждения — показать, что существуют уровни частного и всеобщего и что нам доступна всеобщая реальность над разумом.
Познание уровней всеобщего мы начинаем с чувств. С помощью чувств мы получаем сведения об общем материальном мире [29]. Деятельность органов чувств индивидуальна, в силу чего мы не можем испытывать чувств друг друга, однако мы можем ощущать один и тот же объект. Я не могу видеть твоим зрением, но мы вправе говорить, что видим один и тот же предмет, хотя и с разных точек зрения. Однако существуют ограничения и для общей природы чувств [30]. Вкусовые ощущения являются наиболее индивидуальными из всех. Два человека могут попробовать одну и ту же булку, но им не удастся попробовать один и тот же кусочек хлеба, поскольку в акте вкусового ощущения воспринимаемый предмет превращается в тело того, кто ощущает. В случае со вкусовым ощущением то, что я познаю, является непосредственно моим, поскольку оно становится мной самим [31]. Обоняние подобно вкусу [32]. Осязание является более общим, чем вкус или запах, поскольку мы можем ощущать один и тот же объект, но материальность и индивидуальность этого чувства видна в том, что два человека не могут осязать один и тот же участок поверхности предмета одновременно [33]. Общий характер зрения и слуха ещё более очевиден, поскольку два человека могут одновременно и видеть и слышать один и тот же объект, хотя их ощущения и будут отличаться в силу их различного положения по отношению к объекту [34]. Чем более общим является чувство, тем менее материален акт ощущения: чем меньше акт ощущения воздействует на объект, тем более общим для восприятия может быть этот объект [35]. Благодаря чувствам мы открыты общему для всех внешнему миру, однако они индивидуальны настолько, насколько акт ощущения предполагает участие материи.
Мы уже показали, что внутреннее выше внешнего и что разум главнее чувств. Теперь, в чисто интеллектуальном познании математических истин, нам может открыться более общая реальность [36]. Одна и та же математическая истина может быть известна многим людям: в этом случае нет физического контакта с объектом, при наличии которого опыт был бы исключительно индивидуальным. В том, что 7 + 3 — 10, нет ничего частного, индивидуального [37]. Математическая истина вечна и неизменна, всегда и для каждого она одна и та же [38]. В такой истине человеку открывается общая реальность, превышающая человеческий разум. Математическая истина одинакова для всех в силу того, что никто не выносит суждений о ней, но о всяком выносится суждение в соответствии с ней [39]. Внутреннее путешествие становится внешним или экстатическим, когда мы обнаруживаем, что, хотя человеческий разум выше телесных вещей, над ним располагается неизменная истина. Совершив восхождение к разуму, мы испытываем не гордость, а смирение: мы обнаруживаем, что тот критерий, сверяясь с которым разум выносит суждения, не принадлежит нашему разуму, это всеобщее достояние, а не частная собственность. Согласно пятой посылке вводного рассуждения, обнаружение неизменной истины доказывает существование Бога [40]. Бог является вечным и неизменным критерием истины [41]. Отказ от внешнего материального мира как критерия реальности приводит к Богу как к окончательной реальности [42].
Наиболее смелым шагом в этом рассуждении, безусловно, является утверждение о том, что все, превышающее человеческий разум, есть Бог, т. е. все вечное и неизменное есть Бог. Иными словами, проблема в том, что существование Бога отождествляется с существованием математической истины. Остается неясным, каким образом демонстрация вечности и неизменности математической истины доказывает существование Бога. Определение числа, даваемое Августином, помогает сократить дистанцию между Богом и математической истиной: «Число получает название потому, сколько в нем единиц: например, если в числе две единицы, оно называется „два“… И вообще любое число имеет имя по числу единиц в нем, отсюда и называется таким-то числом» (8). Числа состоят из единиц, поэтому число один есть основа всякой математики. Августин утверждает, что тела не могут быть источником наших знаний о единстве, поскольку ни одно из тел не является по-настоящему единым [43]. Всякое тело состоит из пространственных частей и его существование разделено во времени, а то, что характеризуется множественностью, не может служить основой знания о едином. В телах есть подобие единичности, но они не единичны. А распознать в телах это подобие единичности нам позволяет только то, что действительно единично; ведь мы знаем о подобии только имея представление об оригинале [44]. Поэтому знание единичного предшествует знанию многого и поскольку ничто из материального и изменяющегося не является единичным, знание нематериального является основой знания материального, а изменение осознается нами благодаря знанию о неизменном. Только Бог поистине един и неизменен, поэтому знание Бога предшествует знанию творения. Без знания Бога — критерия единичности — невозможно познание математики, материи и изменения. Бог, признаем мы это или нет, является основой нашего познания.
