Вопросы социализма (сборник) - Богданов Александр Александрович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Призывая к преодолению пролетариатом «культурной несамостоятельности» в рамках особой формы рабочего движения, Богданов не терял надежды на превращение в ходе длительной полосы исторического развития реального рабочего класса в тот абстрактный «зрелый» пролетариат, который соответствовал бы его теоретическому идеалу. Тем самым создатель «организационной науки» не избежал односторонности социолога-субъективиста, который, «начиная свое рассуждение якобы с „живых личностей“… вкладывает в эти личности такие „помыслы и чувства“, которые он считает рациональными», и, «изолируя своих „личностей“ от конкретной общественной обстановки», лишает себя возможности «изучить действительные их помыслы и чувства», т. е. «начинает с утопии»… [69] В пролетарской утопии Богданова место «критически мыслящих личностей» народнической школы социологии занял рабочий класс.
Второе утопическое слагаемое богдановской концепции социализма — воспроизведение на принципиально новой основе представления об организации человеческого общества через организацию человеческого знания. Провозглашая «организационное мышление», создание Пролетарской энциклопедии и «монистическую» интеграцию разных областей науки обязательным условием «положительно-практического» осуществления социализма, Богданов отходил от исторического материализма К. Маркса и Ф. Энгельса к социалистически окрашенному сциентизму [70], ведущему свое происхождение от учения Сен-Симона о промышленной системе [71].
Утопия исходит из проектирования совершенной социальной организации на основе какого-либо отвлеченного принципа. Утописты XVIII–XIX вв., особенно Ш. Фурье, стремились показать соответствие идеального строя с «человеческой природой», с «понятием разумно-нравственной жизни» [72]. Утопические же элементы системы Богданова связаны с универсализацией другого отвлеченного принципа — «научно-организованного труда». При этом недооцененной оказалась как раз полнота проявлений человеческой природы, что особенно сказалось на некоторых сторонах концепции «пролетарской культуры».
Богданов рассматривал социализм прежде всего как производство, основанное на сознательно-товарищеских началах. «Все — трудящиеся, и в сфере труда они удовлетворяют жажду творчества… Они совершенствуют технику и познание — а стало быть и собственную природу» [73]. Но осуществимо ли «абсолютное выявление творческих дарований человека» [74] только в присвоении вещества природы в процессе труда, в материально-преобразовательной деятельности? Надо сказать, что основоположники марксизма не оставили ясного ответа на этот вопрос [75]. С одной стороны, они писали о совпадении развития производительных сил общества с развитием богатства человеческой природы, о превращении именно производительного труда из тяжкого бремени в наслаждение [76], с другой стороны — что свобода лежит «по ту сторону сферы собственно материального производства» [77], что при коммунизме мерой общественного богатства будет не рабочее, а свободное время [78]. «Свобода труда» или «свобода от труда» — что является разрешением четко зафиксированной в человеческом существовании дихотомии «производство — досуг»?
Антагонистическим формациям присущ выбор второго варианта, когда досуг (= время для свободного развития) присваивается господствующими классами наряду с прибавочным продуктом. Благодаря такому присвоению возникают высшие формы духовной культуры. «… Математические искусства, — писал, например, Аристотель, — были созданы прежде всего в Египте, ибо там было предоставлено жрецам время для досуга» [79]. С греческой античности начинается осознание человеком своего «я». Но это осознание было доступно лишь узкому элитарному слою, свободному от материального производства. Более того, оно подчеркнуто противостоит участию в производительном труде — уделу рабов, «говорящих орудий». Даже математика освобождалась Пифагором от практических приложений и наряду с философией и искусством становилась «чем-то вроде религиозного созерцания, дабы приблизиться к божеству» [80].
Богданов уже в «Кратком курсе экономической науки» уделил внимание пренебрежению к производительному труду, доставшемуся человечеству в наследство от греко-римской цивилизации. Позднее он противопоставит «созерцательной тенденции» философии (начиная с греческой) — тектологию, «всеобщую естественную науку» о способах решения непосредственных жизненно-практических задач техники, хозяйства, быта [81]. Богданову будет вторить выдающийся педагог Павел Блонский, теоретик и практик единой трудовой политехнической школы: «Теоретическая культура — культура досужных классов… Это культура отчужденных от технически совершенного производства лиц» [82].
Реакцией на связь «досужной культуры» с социальным неравенством становятся и грубоуравнительные манифесты бабувизма с их подозрением к «аристократии духа», и вульгарно-социологические перехлесты русского радикализма — от шестидесятников [83] до пролеткультовцев и нотовцев 20х гг. Развитая социалистическая традиция, ставящая задачу создания общества на научно планируемой основе и исходящая из того, что в таком обществе каждый будет работать не только головой, но и руками, выдвигает в противовес элитарному идеалу «досужной жизни» идеал преобразования природы трудом ассоциированного человечества, красной нитью проходящий от Сен-Симона через Маркса и Энгельса — к Богданову.
«Настоящее разрешение проклятого вопроса старой философии о необходимости и свободе», считал Богданов, лежит «в сознательном коллективном творчестве, закономерно и планомерно изменяющем мир» [84]. Природа рассматривалась им как великий враг и в то же время полный таинственного очарования друг человека, борющегося со слепыми силами стихийности. Не следует забывать, что утопия «Красная звезда», на страницах которой возникает образ природы-мстительницы, была написана в 1908 г., потрясшем Европу «безжалостным концом Мессины» [85] — унесшим многие тысячи жизней катастрофическим землетрясением на Сицилии. «Распалилась месть Культуры, которая вздыбилась „стальной щетиною“ штыков и машин, — писал Александр Блок. — Это — только знак того, что распалилась и другая месть — месть стихийная и земная. Между двух костров раскалившейся мести, между двух станов мы и живем» [86]. Богданов принадлежал к числу тех ученых и сторонников прогресса, которые, по словам Блока, уверяли, что «наука если еще и не совсем победила природу, то через 3000 лет победит» [87].
Однако природа действительно мстит за попытки обуздать ее силами технического прогресса. XX век показал, что деятельность человека, преобразующего природу, приобретает характер, опасный для него самого, и «отношение человека к природе, реализуемое машинными методами, обнаруживает свой предел в естественных возможностях биосферы» [88]. Homo faber прочувствовал «антиномию, что Природа и История, стихии и разум не приводимы друг к другу» [89]. Жажду избавления от античеловеческих случайностей приходится ограничивать рамками экологического императива. Необходимым дополнением «товарищеского сотрудничества» становится сотрудничество с природой, не ограничивающееся «коллективно-страховым аспектом задач научной техники» [90].
