Антология реалистической феноменологии - Коллектив авторов (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Возможность обнаружения в естественном сознании такого смутного представления едва ли стал бы отрицать даже позитивист Авенариус. Тем не менее, он, пожалуй, ответил бы на наш вопрос так: это представление ведет к объективным противоречиям, и его фактическое наличие в реальном сознании, несмотря на эти противоречия, можно объяснить только известными психологическими закономерностями.
Ход мысли здесь в принципиальной форме был бы примерно таким: [143] полагать так называемую «действительность», не содержащую в себе ни малейшего отношения к восприятию, противоречит смыслу действительности. Ибо «сознание действительности» в первоначальном и незамутненном смысле есть не что иное, как осознанное восприятие чего-либо или осознанное обладание «содержанием ощущения». Но как на этом основании может представляться действительное? Очевидно, лишь на основании сознания того, что представляемое будет или при определенных условиях может восприниматься. Таким образом, в соответствии с этой теорией нечто уже действительное, т. е. действительное в первоначальном смысле, невозможно представить; ибо представление предмета вовсе не является восприятием этого предмета, а сознание действительности может иметь место только в восприятии как таковом.
Само же представление возможного процесса восприятия предмета, связанное с представлением предмета, следовало бы назвать представлением «действительного бытия» этого предмета. «Действительным» в этом расширенном смысле было бы в таком случае
1. то, что воспринимается «прямо сейчас»,
2. то, что можно воспринять при определенных условиях. [144] Однако характерное и существенное для нас сохраняется и при таком изменении способа выражения; и состоит это характерное и существенное в том, что в представлении действительный предмет именно как действительный может встречаться только на окольном пути представления, проходящего через «возможное восприятие».
Таким образом, если в ходе дальнейших анализов нам удастся показать, что сознание действительности сопряжено, или хотя бы может сопрягаться, с переживанием представления так, что представление возможного переживания восприятия не будет иметь совершенно никакой релевантной функции, то тем самым мы докажем, что это отождествление переживания восприятия с сознанием действительности ложно, а также что момент, благодаря которому в переживании представления представляемый предмет феноменально становится представляемым «действительным» предметом, можно и должно постигать как нечто своеобразное. Но вместе с тем обнаружилась бы беспочвенность мнения, заключающегося в том, что абсурдно представление о «независимом» от воспринимающего Я внешнем мире и что, следовательно, несостоятелен и весь теоретико-познавательный вопрос о правомерном признании этого мира; к тому же, этот вопрос теории познания и, прежде всего, вопрос о том, что представляет собой по сущностному содержанию такой «бытийно-самостоятельный» мир, пришлось бы ставить заново.
В порядке методического замечания добавим, что путь, специально выбранный нами из множества других, для того, чтобы установить фактическое наличие совершенно своеобразной идеи «реального бытия», в пределах этой работы должен служить не только тому, чтобы прояснить этот факт по возможности в наибольшей степени, но и тому, чтобы вместе с особыми анализами, которые необходимо при этом провести, подготовить прояснение совокупного феномена «реального внешнего мира».
Прежде всего, надо исследовать, с каким из обнаруживаемых в самих вещах моментом связана теория того, что действительное как таковое может встречаться в представлении только как нечто необходимо привязанное к возможности восприятия. Ибо даже если эта теория и является последовательным выводом из одного только указанного основания как такового (сознание действительности = переживание восприятия), то, по-видимому, научный постулат обращенности к самим вещам игнорируется здесь все же не настолько, чтобы эта теория не опиралась бы известным объективным образом на то, что дано в содержании переживания представления.
Во всех подобных теориях принимается во внимание тот тип переживаний представления, что, по-видимому, поначалу действительно не вызывает для них никаких сложностей. Это тип представлений, к которому привязана известная позитивистская «теория копий»: от испытанного в ощущении содержания в памяти остается «копия»; если она как таковая появляется в сознании, то «представляется» соответствующее содержание, само актуально не наличествующее.
Как известно, имеется обширная литература о том, каким образом эта копия все же отличается от изначального содержания, которому она, тем не менее, должна в точности соответствовать именно как его копия. Прежде всего, выделим два важных для нас момента.
1. Весьма часто упоминаемая «неясность», «тусклость», «расплывчатость» представляемого. Неоднократно указывалось на то, что этот момент не совпадает с указанием на меньшую «интенсивность» данного в представлении, а также, что выражения «расплывчатость» и «неясность» характеризуют эту ситуацию не в собственном смысле. Указывали также на то, что эту теорию довел до абсурда аргумент, состоящий в том, что воспринимаемое посредством уменьшения своей интенсивности или в ходе потери отчетливости не превращается тем самым в то, что только представляется. Корнелиус, который в упомянутом сочинении (S. 34f.) совершенно верно подчеркивает недостаточность такой попытки определения, в конце концов, довольствуется констатацией того, что речь идет именно о «своеобразном качественном содержательном различии между ощущением и соответствующими фантазмами». С другой стороны, по отношению к этому различию познание взаимопринадлежности «является одним из первых фактов психической жизни, который лежит в основании уже наших элементарнейших познаний, и поэтому дальнейшее объяснение, по-видимому, невозможно и не требуется». Нам же кажется, что вместе с этой констатацией только и возникает подлинная задача, правда, не «объяснения», а «прояснения» этих своеобразных феноменов.
В отношении наглядности представления лучше всего говорить о «скрытой наглядности». «Скрытой» эта наглядность является потому, что наглядно данное в представлении – в отличие от наглядно данного в восприятии – даже где речь идет о самом по себе совершенно ясном и отчетливом представлении, имеет нечто своеобразно «отдаленное» – как если бы это содержание само по себе требовало того, чтобы его вынесли из затемняющей его среды и показали в «правильном свете».
Поэтому можно предположить, что представляемое содержание в себе указывает на иной возможный для него наглядный способ данности, а именно на данность в восприятии. Это нужно исследовать подробнее. А здесь важно пока только установить фактическое наличие момента «скрытости».
Это первое различие между восприятием и представлением касается, таким образом, различного характера наглядности данного содержания.
В качестве второго момента надо упомянуть следующее: явление представляемого происходит не там, где является воспринимаемое, а в сфере, которая отчетливо отличается от этой сферы восприятия. С этим моментом сущностно связана смена угла зрения в случае, когда я, например, перехожу от установки восприятия в установку представления. Этот момент, очевидно, имеет в виду Мах, когда (ibid., S. 16) говорит о явлении представляемого «в ином поле», и, прежде всего, об «изменении направления внимания» (S. 163): «я ощущаю, как при переходе к представлению отвожу внимание от глаз и обращаю его к чему-то иному».
От «глаз» я, конечно, внимание не отвожу; ведь и при восприятии я не направлял его на них. Но от сферы, куда я был вовлечен как воспринимающий, я действительно отвлекаюсь, по крайней мере, в случае того типа представлений, на который в первую очередь обращается внимание. Мы сталкиваемся с этим потому, что эта сфера может мешать нам в процессе представления, и мы будем и далее зрительно погружаться в нее, если, например, не закроем глаза. Но к чему я обращаюсь теперь, в этом акте представления? Внутрь себя самого? Но это, собственно, не так: представляемое содержание здесь, правда, постоянно «удерживается» моим «умом»; оно не отделено от него полностью, как отделены или оторваны предметы восприятия (поэтому никоим образом нельзя отказать в некотором феноменальном основании выражению «представлять нечто «в уме»«), тем не менее, и представляемое содержание может отчетливо являться «где-то там вовне», но только, в отличие от предметов восприятия, оно там – если можно так предварительно выразиться – не укоренено. Оно «парит где-то там», но место этого парения не поддается точному определению и не имеет никакой релевантной функции ни для наличного бытия этого содержания, ни для его так-бытия. Сказанное необходимо только для предварительной ориентации. Более полное разъяснение на этот счет будет возможно только позднее.
