Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина» - Маслов Алексей Александрович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Ван Би понимал этот параграф уже не в лаоистской традиции, обрисовывающей место истинного человека во Вселенной, но как текст, определяющий роль правителя, который является «хозяином человека». Именно он в списке Ван Би занимает во фразе (18) место «человека», именно он соотносится с Дао и получает от него Благость.
В современном понимании «цю» во фразе (16) означает «государство», «страна», в крайнем случае — «мир». Однако по смыслу ясно, что речь идёт именно о пространстве, не ограниченном никакими рамками, абсолютно бесконечном и вмещающем в себя даже «то Дао, у которого есть имя» (Ван Би), в отличие от безымянного Дао, о котором невозможно даже говорить. BapnaHf из Маваньдуя использует также термин «го», означающий именно «государство». Это прекрасная иллюстрация того, что древние китайцы осознавали своё государство именно как бесконечное пространство, на которое распространяется Благость.
Бошу (4):
фраза отсутствует.
Бошу (6):
Назову его ещё и «Великим».
Ван Би (15):
правитель также велик.
Бошу (14):
В государстве (го) существуют эти четыре великих.
В этом отрывке хорошо видно, сколь близки в сознании даосского последователя образы мудреца и правителя Поднебесной. Немудрый просто не может считаться правителем, даже если он занимает самый высокий пост. Если властитель государства является действительно совершенномудрым человеком, то его не могут испортить никакие богатства и роскошь, ибо мудрец, пребывая в мирской жизни, всегда отстранён от неё и может сохранять чистоту сознания. Риторический вопрос данного параграфа, который, по сути дела, сводится к сочетанию в мудреце универсального и уникального или общественного и личностно-эгоистического, не требует обязательного ответа. Казалось бы, правитель должен думать лишь об интересах Поднебесной и о её благе, забывая о себе. Но это, следуя даосской традиции, возможно лишь тогда, когда желания правителя вступают в противоречие с путём Поднебесной, а личные интересы не совпадают с интересами народа. В этом случае правитель не может считаться мудрецом и должен отказаться от трона.
У истинного мудреца-правителя личностно-эгоистическое совпадает с общественным и мирообъемлющим, ибо душа мудреца — это душа народа.
Такое состояние приходит лишь из недеяния и обретения полного умиротворения в душе. Всякое начало коренится в своей противоположности, что выражается традиционной натурфилософской теорией о взаимопроникновении и взаимопереходе инь и ян. Вероятно, в момент создания трактата эти два понятия ещё не заняли прочного места в даосской теории, хотя принцип дополнения бинарных оппозиций уже существовал. Понятия «гинь» и «ян» как противоположные начала употреблялись в смысле «теневой» и «солнечный склон горы», а затем приобрели универсальный смысл тёмного — светлого, женского — мужского, отрицательного — положительного и т. п. Поэтому в тексте «Дао дэ цзина», и в частности данного параграфа, в основном речь идёт не собственно об инь — ян, а об их представителях: например, лёгкое — тяжёлое, покой — движение. Обратим внимание, что в даосской теории положительный оттенок имеет именно пассивное начало, как правитель всякого активного действия: лёгкое правит тяжёлым, а покой властвует над движением (§ 61). Поэтому облик мудреца ассоциируется с чем-то отстранённо-неприметным и умиротворённоблаженным.
В тексте (4) речь дословно идёт об особой телеге для перевозки зерна и грузов для армии, что делает этот параграф похожим на ряд других «военных» отрывков «Дао дэ цзина» (§ 68, 69).
Одной из самых примечательных и неожиданных черт параграфа является ряд понятий, характерных не для ханьцев — коренного населения Китая, но для национальности гуйцзу. В частности, «жунгуань» (5) (дословно: «славное (приятное) для взора») означает место для проведения праздников, зрелищ, а также путешествия по красивым местам, а «янчу» (дословно: «гнездовье ласточки») — в одном смысле, покой, «умиротворение», а у гуйцзу — «повседневная жизнь». Всё это позволяет предположить, что строки (3–6) или, по крайней мере, (5–6) могли прийти от гуйцзу, и тогда их можно перевести следующим образом:
«И если даже он ведёт красивую жизнь,
в своей повседневности он не погружён в неё».
Всякое умение приобретает в даосизме смысл высшего, абсолютного мастерства. Доходя до предела, оно переходит в свою противоположность — становится неприметным, ненавязчивым и тем не менее всеопределяющим.
Отсюда и даосская мудрость всегда будет считаться «сокрытой», «потаённой», «сокровенной» (сюань). Первая фраза параграфа, которая иногда переводится как «умеющий ходить не оставляет следа», породила к жизни многие легенды о даосских магах, которые «передвигались, оседлав драконов, и ходили, не оставляя следов». «След» — мистическое понятие в даосизме. Весь наш мир — не более чем чудесный след, удивительное эхо некого мистического первоучителя, некогда прошедшего здесь, и этот невидимый след намного превосходит обычный отпечаток ноги. Таким образом и работает механизм традиции в Китае — человек осознает себя как некий проводник между совершенномудрыми прошлого и преемниками этой мудрости в будущем, умея «ступить в след». Но высший мастер абсолютно запределен — он даже не оставляет следа.
Сакральное мастерство «истинного человека» заключалось ещё и в том, что он не нуждался ни в каких вспомогательных средствах, что связывается с принципом недеяния. Даже само спасение людей происходит лишь благодаря тому, что мудрец не вмешивается в их жизнь, а лишь учит людей следовать естественному пути жизни. Для этого нужна доброта, причём доброта особого рода, построенная на невмешательстве и следовании Дао. Глубочайшая утончённость в обучении людей не отделима от осознания того, что мудрец может реализовать свою миссию лишь в том случае, если он уважает тех учителей, которые шли перед ним, и тех людей, которых он обучает и которые пойдут за ним. Во фразе (2) речь дословно идёт не просто об оговорке, но о мельчайшем, едва заметном изъяне в драгоценном камне: гУмеющий говорить не допустит и малейшего изъяна
Оставленность, утрата Дао может постигнуть даже мудрейших людей (15), и они могут переживать безблагостное состояние. А значит, обретение Дао может быть в равной степени и окончательным, и в то же время могут случаться моменты его утраты.
Мудрец удивительным образом способен сочетать в себе противоположные начала, при этом придерживаясь всегда тех сил, которые обобщённо именовались началом инь (ср. § 26). Частично это связано с женской порождающей функцией Дао, частично — с «неявленностъю» у потаённостью мудреца в этом мире. Лощина Поднебесной, которой следует уподобиться мудрецу, является местом стечения всех вод мира воедино и, таким образом, символизирует собой первоначальный вселенский Хаос. Другой даосский образ — долина трактуется в § 6 как всераскинутость Дао.
Образчик Поднебесной (7–8) — это не столько пример, на который надо равняться всем другим существам, сколько именно живое воплощение абсолютно универсальной мудрости Дао, универсальная метаформа всего мира. В древности иероглифом «ши» (образчик, идеальная форма) могла также обозначаться ритуальная утварь для гадания. И здесь вновь возникает аллюзия священного вместилища, лона небесного ритуала, земного опосредования священного. Общий мотив всех трансформаций в сознании даоса — это развитие вспять и возвращение к своему началу — к состоянию новорожденного (§ 10, 55), к Беспредельному, к изначальной простоте. Всё это — образы абсолютной нерасчленённости, полной пустоты, когда ещё не произошло разделения мира на противоположности, не родились инь и ян, и всё пребывает в состоянии пред-рождения, чудесного преддверия, которое в даосской традиции ценится много выше, чем состояние свершения или окончательного достижения цели. Вселенная, равная абсолютной пустоте, называлась Беспредельным (уцзи), из которого в дальнейшем зарождается Великий предел (тайцзи), делящийся на инь и ян. Однако эта теория окончательно сформировалась лишь к XI–XII вв., а во времена создания трактата Беспредельное воспринималось как изначальное состояние, когда нет предела положенного всякому явлению в его форме (так как самих форм ещё нет), но существует лишь неопределённо-туманная как Дао пред-форма всего мира.
