Утопия - Мор Томас (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
С высоты прошедшей после Платона истории мы не можем согласиться с ним, что требованием совершенного общества должна быть общность жен и детей. Моногамная семья, пусть и с фактическими отступлениями от ее принципа, выдержала проверку многовековой историей и ей, думается, нет предвидимой альтернативы при условии, что род человеческий не пожелает завершить свою историю самоубийством. Но, как свидетельствует история, как раз господство отношений частной собственности является тем фактором, который скрепляет семью насильственно путем превращения женщины в предмет, принадлежащий собственникумужчине. Так что в результате моногамия, провозглашаемая как священный принцип, фактически постоянно нарушается явочным порядком (Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. второе. М, 1961. С. 34–85).
И если Платон не прав в отвержении моногамии в пользу общности жен и мужей, то он прав в самом существенном: в том, что необходимым основанием брачно-семейного союза является взаимное эротическое влечение мужчины и женщины. Платон предпочел моногамии общность жен лишь потому, что еще не мог знать, что единственно только обретенная человечеством в ходе истории индивидуальная любовь, вопреки подменяющей ее, а потому деструктивной силе частной собственности, способна сохранить семью как институт, необходимый для воспроизведения человеческого рода и существования общества. Впрочем, Платон всячески подчеркивает, что как раз идея общности жен и детей в его проекте идеального полиса, как в плане полезности, так и в плане возможности этого установления, является особенно уязвимой для критики и признается, что здесь у него «сомнения и поиски», что положение его шаткое и ужасное (V, 450d – 451a). В общем, Платона извиняет то, что в этом пункте он и сам не претендует больше, чем на далекое от доказательности предположение.
В оправдание же евгеники Платона можно сказать, что элементы евгеники как государственной политики приемлемы, они вошли и в современную нам практику заключения брачных союзов. Например, согласно законодательству некоторых стран, лица, вступающие в брак, обязаны проходить медицинское обследование и сообщать партнеру о состоянии здоровья. Это говорит о прозорливости и известной перспективности соответствующей мысли Платона. В общем, если бы евгенические меры проводились государством не тайно, а в сотрудничестве с лицами, вступающими в брачный союз, то это бы осложняло – может быть, правомерно осложняло, но не попирало бы их взаимный любовный выбор. В таком случае мы бы одобрили евгеническую позицию Платона, на деле же нам остается лишь сожалеть, что она не такова.
Т. Мор и Т. Кампанелла, вероятно, считая, что это уже хорошо сделано Платоном, не находят нужным обосновывать равенство природных задатков и способностей женщин и мужчин. Женщины, как само собой разумеющееся, принимаются равными по способностям мужчинам. И в Утопии, и в городе Солнца они занимаются всем, чем занимаются мужчины: ремеслом, сельским хозяйством, военным делом, искусством. Женщины могут быть священниками. Мор и Кампанелла, вероятно, в отличие от Платона предполагают, что в условиях, позволяющих развивать способности, женщины не во всех занятиях окажутся немощнее мужчин. Наши утописты считают, что женщины останутся слабее только в физических занятиях и в соответствии с этим предлагают занимать их в делах, не требующих тяжелой физической нагрузки. Из сочинения Кампанеллы видно, кроме того, что с его точки зрения в благотворных социальных условиях, по крайней мере, в отдельных занятиях женщины могут даже превзойти мужчин. Например, в городе Солнца музыка, наверное, по указанной причине является исключительно женским делом, хотя на трубах и барабанах женщины не играют (Кампанелла. Т. Город Солнца… С. 47). Вообще, с возвышением женщин Кампанелла связывает грядущие перспективы человечества. Солярии, сообщает Мореход – открыватель города Солнца, «говорят, что женское начало действует плодотворно в небе и над ними (т. е соляриями – В. М.) начинается господство менее устойчивых сил. Откуда и понятно, что в этом веке начало преобладать правление женщин» (Там же. С. 111).
Интересно, что Т. Мор и Т. Кампанелла, развивая идею гендерного равенства в совершенном обществе, реализуют каждый одну из двух возможностей платоновской утопии в видении того, какую форму должны иметь брачные отношения. Мор ставит брачные отношения в зависимость, прежде всего, от взаимной любви, Кампанелла – от направляемого государством отбора партнеров с целью улучшения человеческой породы.
Взаимная любовь, благодаря которой возникает брачный союз в Утопии, как предполагается Мором, должна иметь индивидуально-личностный, исключительный характер. Это особенно хорошо видно из одного примера из жизни утопийцев. Согласно их законодательству, в случае, когда один из супругов оказывается уличенным в прелюбодеянии, другой освобождается от брачных обязательств по отношению к изменившему лицу и волен вступить в новый брак. Либо пострадавший супруг, если его любовь так сильна, что он хотел бы сохранить супружество, должен будет разделить с виновной стороной страшное наказание – отдачу в рабство (Мор Т. Утопия… С. 167–168). (Заметим, что рабство в Утопии – это не определение социального класса, а форма уголовного наказания). Само существование прецедентов, подобных упомянутому, говорит, что брак утопийцев основывается, как правило, на сильной индивидуальной любовной привязанности. И поэтому Мор вместо платоновской общности жен видит в совершенном государстве моногамную форму брака, но притом, что брак освобожден от влияния частной собственности и основан исключительно на индивидуальной взаимной любви. Мор живет в иное, чем Платон, время и благодаря этому оказывается способным разглядеть истинно достойную перспективу в развитии брачных отношений.
Но Мор не отвергает полностью и роль евгеники в брачных отношениях. В Утопии действует обычай: перед вступлением в брак жених в присутствии пожилой свидетельницы осматривает обнаженную невесту, а невеста в присутствии пожилого свидетеля – обнаженного жениха. Будущие супруги должны знать, нет ли у партнера каких-либо физических недостатков, чтобы с должной ответственностью принять окончательное решение вступать или не вступать в брак (Там же. С. 165–166). То есть Мор ставит евгенику на должное место, отводит ей роль, лишь подчиненную индивидуально-любовному выбору.
Кампанелла, хотя и выступил позже Мора и, по всей вероятности, знал его решение вопроса, тем не менее, не только не отказался от платоновской идеи евгеники как государственной политики, но и придал ей решающую роль в брачных отношениях утопического общества. Евгенической политикой в городе Солнца руководит, говоря на языке соляриев, Мор или, «на нашем языке», Любовь, один из трех соправителей при верховном правителе Солнце. «Ведению Любви, – уточняется в книге Кампанеллы, – подлежит, во-первых, деторождение и наблюдение за тем, чтобы сочетание мужчин и женщин давало наилучшее потомство. И они издеваются над тем, что мы, заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегаем в то же время породой человеческой» (Кампанелла Т. Город Солнца… С. 36). Руководители, так сказать, на местах определяют подходящих для улучшения породы брачных партнеров и организуют их брачное соитие, соблюдая определенный ритуал и сообразуя время соития с астрологическими данными и советом врача (Там же. С. 52–53). То, что ведомство, руководящее порядком брачных отношений, возглавляет соправитель Любовь, говорит о том, что Кампанелла хотел бы невозможного: чтобы сама евгеника была любовной. Кампанелла не считает, что из совершенного государства любовь между мужчиной и женщиной должна быть изгнана вовсе. Но такая любовь, как он готов допустить, должна выражаться скорее не в вожделении, а в дружбе – радостном общении, дарении цветов, подношении стихов (Там же. С. 59). Возможно, здесь у Кампанеллы сказывается влияние куртуазного рыцарского понимания любви. Но этот идеал тем более обнажает безлюбовность евгенически организуемых брачных союзов. Надо признать, что в представлениях о браке в совершенном обществе Кампанелла, в отличие от Мора, развивает не перспективную тенденцию позиции Платона, а, напротив, усугубляет ее потенциальную ретроградность, состоящую в непонимании особой ценности для развития рода человеческого феномена индивидуальной половой любви мужчины и женщины.
