Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Как будто логично, не правда ли? И мы вправе ожидать подобного объяснения от Хюбнера. И напрасно....
По его мнению, аллегорическая интерпретация мифа...
"является следствием примитивного невежества и общего стремления человека интерпретировать Непостижимое по аналогии с самим собой".
С самим собой невеждой, - надо понимать...?
Единственное, что мы узнаем из этого просвещенного суждения, - что существует сложное, не примитивное невежество. И на том спасибо!
Согласиться же с квалификацией стоиков и эпикурейцев как НЕВЕЖД, мы никак не можем.
Что до эвгемерической интерпретации мифа, то Курт, видимо, считает её просвещенной. Поскольку своё суждение об "эвгемериках", - после заявления о примитивном невежестве "аллегориков", - он начинает со слова "напротив":
"...напротив, для эвгемерического понимания мифа, которое идет от греческого философа Эвгемера (ок. 300 до н. э.) миф есть, помимо прочего, превознесение и обожествление предшествующих царей, героев и мудрецов, которое с легкостью начинается по мере их растущей удаленности во времени".
Трудно сказать, что еще Курт вкладывает в это свое "напротив".... Возможно, как раз указанное нами отделение и отдаление цивилизации от Природы, выражающееся в культе политических сил (цари и герои) против преобладавшего ранее культа сил природных.
Сразу вслед за цитированным "глубокомысленным" суждением Курт выносит следующее:
"Таким образом, аллегорическая и эвгемерическая интерпретации являются в своей основе психологическими" (!).
Каким это "таким образом"? Исходя из чего?
Мы, разумеется, не можем отрицать, что всякая деятельность человека непременно имеет психологический аспект. Но, всё-таки, первыми должны тут выступать культурные основания, - ведь мы говорим о ФИЛОСОФИИ (!).
Появлению психологии в качестве основания мы, видимо, обязаны высказанному выше убеждению Хюбнера в том, что человеку якобы присуще "общее стремление интерпретировать непостижимое по аналогии с самим собой".
Подобные общие наблюдения не могут принадлежать науке. Нам это "наблюдение" известно как идеологическое клише либертианской демагогии, рожденное в лоне политтехнологий. И если уж говорить о "примитивном невежестве", то - вот образец!
Справедливости ради нужно сказать, что Хюбнер признаёт ниже, что эвгемерическая и аллегорическая интерпретации мифа...
"... не могут быть включены в категорию психологических интерпретаций в том виде, как они будут рассматриваться ниже, прежде всего потому, что они не строятся на основе научной психологии".
Происхождение категории "невежества" в оценке Хюбнером указанных интерпретаций ниже также становится ясным. Оказывается, это суждение в логике Картезия.
Курт пишет:
"В свете картезианской онтологии всякое объяснение природы, отличающееся от физического, могло быть охарактеризовано лишь как неспособное отличить субъективное от объективного, и миф поэтому в особенности представлялся как необоснованный перенос первого на второе".
Здесь же проясняется и "психологическая основа" аллегорической интерпретации. Чтобы удержаться внутри картезианской онтологии: а именно, в дихотомии субъективного и объективного; необходимо приписать этой интерпретации мифа статут "субъективного". И, значит - психологического:
"...психологически обоснованное аллегорическое и эвгемерическое понимание мифа, придаёт ему чисто субъективное значение".
Этим как раз обнаруживается узость картезианской онтологии, в которой нет места субъектности как категории преимущественно СОЦИАЛЬНОЙ, и лишь во вторую очередь психологической.
Сказанная узость обусловлена тем, что данная логика привязана к процедуре наблюдения в ходе естественнонаучного эксперимента, где требуется отличить видимое от видимости, или данные собственного бытия предмета, от психических феноменов экспериментатора.
Именно синонимичность "субъективного" и "психического" является главным недостатком онтологии, привязанной к потребностям научного естествознания. Этой картезианской и кантианской онтологии не хватает социальной, культурной, политической субъектности, лежащей в основании личности и осуществляющейся в лице, общающемся с другим лицом.
Боюсь, что осознание очерчиваемой Хюбнером "двойственности нашей культуры", в котором проглядывает интуиция описанной недостаточности, само окажется всё-таки недостаточным, и не позволит преодолеть эту коренную ущербность модернистской западной философии.
Между тем, указанием на якобы психологическую основу аллегорической и эвгемерической интерпретаций мифа Курт с ними заканчивает и переходит к...
2. Интерпретация мифа как "болезни языка"
Здесь Хюбнер присоединяется к мнению лингвиста Мюллера, которое нельзя назвать теорией. Оно больше похоже на шутку. Вот, послушайте:
"Допустим, - пишет Мюллер, - что точное значение слова "сумерки" забылось, а выражение "сумерки погружают Солнце в сон" сохранилось. Разве это слово не потребовало бы тогда объяснения, и не следовало бы няням издавна объяснять детям, что "Сумерки" - это старушка, которая приходит вечером, чтобы уложить в постель Солнце?.. Таким и подобным образом рождались в детстве многие сказки, которые стали составной частью того, что мы привыкли называть мифологией древних народов".
Слишком очевидно, что Мюллер намеренно (или небрежно) смешивает фольклор и мифы.
Доказывать, что это суть разные вещи, мы здесь не станем. Отнесемся к предложенной "интерпретации" как к игре ума и перейдем сразу к...
3. Интерпретация мифа как поэзии и "прекрасной видимости"
В этом пункте Хюбнер знакомит нас с отношением к мифу немецких романтиков, которые дают нелестную оценку, как аллегорической, так и эвгемерической интерпретации.
Вот что говорит в этой связи К.Ф. Мориц:
"Преобразование древних историй богов в простые аллегории с помощью всяческих истолкований есть такое же глупое занятие, как и попытка превратить их в подлинно реальные истории...".
И далее даёт самую правильную из возможных вне религии установку восприятия мифов:
"Чтобы ничего не испортить в этих замечательных текстах, их необходимо с самого начала принять такими, какие они есть, не беря во внимание то, что они должны якобы значить...".
То есть, без участия умной рефлексии. Мифы должны сами воздействовать на нас как прямая речь, а не через посредство "рацио", как некая шифровка.
Отсюда только один шаг до истинного приятия мифа. Это должен быть не текст, но обращенная лично к нам прямая речь почитаемого Старшего, Наставника и Учителя.
Без этого личного отношения непосредственно воспринимаемый текст "мифа" остается лишь членораздельной сообщительной экспрессией поэтической натуры. Поэт сообщает нам себя для того, чтобы и мы почувствовали то же, что чувствует он. В этом суть понимания мифа как поэзии.
Экспрессия поэтического переживания в речи как гипсовая маска, снятая с живого лица, должна быть воспринята, как она есть, с тем, чтобы обратным действием смогла пробудить в нас те же самые чувства, что побудили создать её.
Гёте пишет о мифе: "Пусть об этом предмете можно размышлять, как бывало, философским и даже религиозным образом, все-таки принадлежит он собственно к поэзии".
То есть, миф - это поэма. Она отличается от стихов современников, потому что творцы мифов отличались от нас. Они принадлежали другой, лучшей эпохе, как писал о том Шиллер:
