Философская пропедевтика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Возможен случай, когда свою всеобщую волю не сознают. Человек может считать нечто совершенно противным своей воле, хотя оно тем не менее есть его воля. Преступник, которого наказывают, может, конечно, желать, чтобы его избавили от наказания, всеобщая же воля ведет к тому, что преступление наказывают. Необходимо, следовательно, предположить, что абсолютная воля самого преступника требует, чтобы его наказали. Поскольку преступника наказывают, это предполагает требование, чтобы и он понимал, что его наказывают справедливо, и если он понимает это, то, хотя он и может желать, чтобы его освободили от наказания как внешнего страдания, тем не менее его всеобщая воля, поскольку он признает, что его наказывают справедливо, согласна с наказанием.{29}
Произвол есть свобода, но это формальная свобода, иначе говоря, он есть свобода постольку, поскольку моя воля соотносится с чем-либо ограниченным. При этом нужно различать две стороны: 1) в каком смысле воля тут не остается в равенстве с самой собой и 2) в каком смысле она остается в равенстве с самой собой.
ad 1. Если воля хочет чего-нибудь, то она имеет некоторое определенное, ограниченное содержание. В этом отношении она, следовательно, не равна самой себе, ибо здесь она действительно определена, тогда как сама по себе она является неопределенной. То ограниченное, что она восприняла в себя, есть, таким образом, нечто иное, чем она сама. Например, если я хочу ходить или смотреть, то я буду ходящим или смотрящим. Я, следовательно, буду не равен самому себе, потому что хождение или смотрение представляют собой нечто ограниченное и не равны Я.
ad 2. Однако по форме я нахожусь тут также и в равенстве с самим собой, иначе говоря, являюсь свободным, потому что я, ввиду того что я так определен, рассматриваю себя одновременно и как нечто чуждое, иначе говоря, отличаю от себя, от Я состояние этой определенности, ибо так ходить, смотреть – это во мне не от природы, а потому, что я сам внес это в свою волю. В данном отношении это явно есть вместе с тем и совсем не чуждое мне, ибо я сделал это своим и это представляет собой мою волю.
Итак, упомянутая свобода есть формальная свобода, потому что при равенстве с самим собой во мне налицо одновременно и неравенство с самим собой, иначе говоря, во мне есть также и нечто ограниченное. Когда в обыденной жизни мы говорим о свободе, то обыкновенно понимаем под ней произвол, т.е. относительную свободу, состоящую в том, что я могу что-то делать или не делать. При ограниченной воле мы можем обладать формальной свободой лишь в той мере, в какой отличаем от себя все это определенное, иначе говоря, в той мере, в какой подвергаем его рефлексии, а это значит, {30}что мы также и выше его. Когда мы охвачены страстью или действуем побуждаемые природой, мы не обладаем формальной свободой, так как наше Я целиком поглощено этим чувством, последнее не кажется нам ограниченным. Здесь наше Я не находится одновременно также и вне, не отличает себя от этого чувства.
Абсолютно свободная воля отличается от относительно свободной, или произвола, тем, что предметом абсолютной воли является только она сама, а предметом относительной – нечто ограниченное. Относительную волю, например вожделение, интересует лишь предмет. Абсолютная воля отличается, однако, и от упрямства. Последнее имеет то общее с абсолютной волей, что оно дорожит не столько сутью дела, сколько волей как волей, тем, чтобы считались именно с его волей. Одно от другого отличить нетрудно. Упрямый настаивает на своей воле только потому, что это его воля, он настаивает на ней без разумного основания, т.е. без того, чтобы его воля представляла собой нечто имеющее всеобщую ценность. Насколько необходимо, чтобы силой воли обладал тот, кто упорен в достижении разумной цели, настолько же и отвратительно упрямство, ибо оно представляет собой нечто совершенно единичное и исключающее иное. Истинно свободная воля не имеет случайного содержания. Только она сама не случайна.
Чистую волю не интересует какая-либо особенность. Воля же, придающая значение какой-либо особенности, представляет собой произвол, ибо последний обладает ограниченным интересом и берет свои определения из природных побуждений и склонностей. Такое содержание дано воле, а не положено ею абсолютно. Основной принцип воли состоит в том, следовательно, чтобы осуществлялась и сохранялась ее свобода. Кроме этого, правда, воля желает еще многих определений. У нее есть еще разного рода определенные цели, учрежде{31}ния, состояния и т.д., однако они не являются целями воли сами по себе, а являются целями потому, что служат средствами и условиями для осуществления свободы воли, которое делает учреждения и законы необходимыми для ограничения произвола, склонностей, голого изволения и вообще побуждений и желаний, которые относятся к одним только природным целям. Например, воспитание имеет цель сделать человека самостоятельным существом, т.е. существом со свободной волей. Для этого детям запрещают многое из того, что им хочется. Они должны научиться повиновению, чтобы были сняты их единичная или собственная воля и их зависимость от чувственных склонностей и желаний; таким образом, воля их сделается свободной.
Человек – свободное существо. Это составляет основное определение его природы. Но кроме этого у него есть еще и другие необходимые потребности, особенные цели и побуждения, например стремление к познанию, к сохранению своей жизни, своего здоровья и т.д. Право не интересуется человеком в плане этих особенных определений. Оно не ставит себе целью содействовать ему в отношении этих определений или оказывать ему тут какую-то особую помощь.
Во-вторых. Право не зависит от того намерения, которое ты имеешь. Можно делать что-нибудь с весьма благим намерением, но поступок от этого не становится законным, а вопреки тому может быть противозаконным. С другой стороны, какой-нибудь поступок, например защита мной своей собственности, может быть вполне законным и все же злонамеренным поступком, если я при этом забочусь не столько о праве, сколько о том, чтобы причинить вред другому. На право, как таковое, это намерение не имеет никакого влияния.
В-третьих. Право не связано с [внутренней] убежденностью в том, соответствует или противоречит праву совершаемое мной. Это имеет место особенно при наказании. Преступника, правда, стараются убедить, что с ним поступают справедливо. Но существует {32}такое убеждение или его нет, это не оказывает никакого влияния на право, которое к нему применено.
Наконец, право не придает значения также и тому умонастроению, с которым что-либо совершают. Очень часто бывает, что право не нарушают только из-за страха перед наказанием или перед другими неприятными последствиями вообще, например из страха утратить свое доброе имя, дискредитировать себя. Или же можно, осуществляя свое право, думать, что за это будешь вознагражден в загробной жизни. Право, как таковое, не зависит от этих умонастроений.
Право и мораль отличаются друг от друга. Нечто вполне позволительное с точки зрения права может быть чем-то таким, что моралью запрещается. Право, например, разрешает мне распоряжаться своим имуществом, совершенно не определяя пределов этого распоряжения, и только мораль содержит определения, которые его ограничивают. Может казаться, будто мораль разрешает много такого, чего не разрешает право. Однако мораль требует не только соблюдения права по отношению к другим, а, напротив того, соединяет с правом умонастроение, состоящее в том, чтобы уважать право ради права. Мораль требует даже, чтобы прежде всего было соблюдено право и лишь после того, как оно исчерпано, вступали бы в действие моральные определения.
