Сочинения - Беркли Джорж (библиотека книг .TXT) 📗
Филонус. Ты признаешь, следовательно, что ты не в состоянии представить себе, как какая-либо телесная чувственная вещь может существовать иначе как в уме?
Гилас. Признаю.
Филону с. и тем не менее ты хочешь серьезно отстаивать истинность того, чего ты не можешь даже представить себе?
Гилас. Сознаюсь, я не знаю, что и думать; но все же некоторые сомнения еще остаются у меня. Разве не достоверно, что я вижу вещи на расстоянии? Разве мы не воспринимаем, например, звезды и луну на большом отдалении? Разве это, говорю я, не очевидно для чувств?
Филонус. Разве ты не воспринимаешь эти или подобные объекты во сне?
Гилас. Воспринимаю.
Филону с. и не кажется ли точно так же и тогда, что они находятся на расстоянии?
Гилас. Кажется.
Филонус. Но ты ведь отсюда не заключаешь, что явления во сне существуют вне души?
Гилас. Никоим образом.
Филонус. Следовательно, ты должен заключать, что чувственные объекты существуют вне души, из того, как они являются или воспринимаются.
Гилас. Признаю это. Но не обманывает ли меня в таких случаях мое чувство?
256
Филонус. Никоим образом. Что идея или вещь, которые ты непосредственно воспринимаешь, в самом деле существуют вне души, на это тебе не указывает ни чувство, ни разум. С помощью чувства ты только знаешь, что на тебя воздействовали такие-то ощущения света или цветов и т. д. А о них ты не скажешь, что они существуют вне души.
Гилас. Верно. Но помимо всего этого не думаешь ли ты, что зрение внушает некоторую идею внешнего бытия или расстояния?
Филону с. А когда приближаются к удаленному объекту, не меняется ли непрерывно видимая величина и форма. Или они кажутся одинаковыми на всяком расстоянии?
Гилас. Они постоянно меняются.
Филонус. Зрение, следовательно, не внушает тебе и ни в коем случае не информирует тебя относительно того, что видимый объект, который ты непосредственно воспринимаешь, существует на расстоянии * или будет воспринимаем, когда ты пройдешь дальше вперед; тут оказывается непрерывный ряд видимых объектов, следующих друг за другом, в течение всего времени твоего продвижения.
* См. «Опыт новой теории зрения» и его «Защиту» [3].
Гилас. Это так; но я тем не менее знаю, когда смотрю на какой-либо объект, какой объект я буду воспринимать, после того как пройду известное расстояние, — все равно, будет ли это в точности то же или нет; все-таки в этом случае внушается кое-что от расстояния.
Филонус. Милый Гилас, ты только поразмысли немного над этим вопросом и скажи мне, есть ли в этом что-нибудь больше следующего: из идей, которые ты в данный момент воспринимаешь с помощью зрения, ты благодаря опыту научился заключать, какие другие идеи воздействуют (согласно постоянному порядку природы) ца тебя после такой-то определенной последовательности времени и движения.
Гилас. В целом я не считаю, чтобы здесь было что-нибудь иное.
Филонус. Далее, если допустить, что слепорожденный внезапно прозреет, то первое время у него не будет опыта в том, что может быть внушено зрением. Разве это не ясно?
Гилас. Ясно.
257
Филонус. Тогда у него не будет — как ты думаешь? — понятия о расстоянии, связанном с вещами, которые он видит; он будет считать их новым рядом ощущений, существующих только в его душе.
Гилас. Этого нельзя отрицать.
Филону с. Но — чтобы сделать это еще яснее: не есть ли расстояние линия, направляющаяся прямо к глазу?
Гилас. Конечно.
Филону с. А может ли линия, таким образом расположенная, быть воспринята зрением?
Гилас. Нет, не может.
Филонус. Не следует ли из этого, что расстояние собственно и непосредственно не воспринимается зрением?
Гилас. Казалось бы, так.
Филонус. Далее, как, по твоему мнению, цвета находятся на расстоянии?
Гилас. Нужно признать, что они — только в уме.
Филонус. Но цвета не кажутся ли глазу сосуществующими в одном и том же месте с протяжением и формами?
Гилас. Да.
Филонус. Как же ты можешь по видимости заключить, что формы существуют вне, раз ты признаешь, что цвета не существуют, а между тем чувственное явление как по отношению к одним, так и по отношению к другим одно и то же?
Гилас. Не знаю, что ответить на это.
Филонус. Но допустим, что расстояние правильно и непосредственно было воспринято умом — все-таки из этого не следует, что оно существует вне ума. Ибо все, что непосредственно воспринимается, есть идея, а может ли идея существовать вне ума?
Гилас. Было бы нелепо допустить это; но скажи мне, Филонус, мы ничего не можем воспринимать или познавать, помимо своих идей?
Филонус. Что касается рационального выведения причин из следствий, то это лежит вне нашего исследования [4]. Что же касается чувств, то ты сам можешь лучше всего сказать, воспринимаешь ли ты с их помощью что-нибудь, что непосредственно не воспринимается? и я спрашиваю тебя: являются ли непосредственно воспринимаемые вещи чем-либо иным, как твоими собственными ощущениями или идеями? Конечно, ты не раз в течение этой беседы высказывался по этим пунктам; но, судя по последнему вопросу, ты, по-видимому, отказываешься от того, что ты прежде думал.
258
Гилас. Говоря правду, Филонус, я думаю, что есть два рода объектов: одни — воспринимаемые непосредственно, которые называются также идеями; другие — реальные вещи или внешние объекты, воспринимаемые через посредство идей, которые суть их образы или воспроизведения. Ну так вот, я признаю, что идеи не существуют вне ума; но этот последний род объектов существует. Мне жаль, что я не подумал об этом различении раньше; это, верно, сократило бы твои рассуждения.
Филонус. Эти внешние объекты воспринимаются чувством или какой-нибудь другой способностью?
Гилас. Они воспринимаются чувством.
Филонус. Как! Есть что-то, что воспринимается чувством и что не воспринимается непосредственно?
Гилас. Да, Филонус, в некотором роде есть. Например, когда я рассматриваю изображение или статую Юлия Цезаря, я могу сказать, что некоторым образом я воспринимаю его (хотя и не непосредственно) с помощью своих чувств.
Филонус. По-видимому, тогда ты считаешь наши идеи, которые одни только воспринимаются непосредственно, изображениями внешних вещей; так что эти последние также воспринимаются чувством постольку, поскольку они сообразны нашим идеям или имеют с ними сходство?
Гилас. Таково мое мнение.
Филонус. и таким же образом, как Юлий Цезарь, невидимый сам по себе, тем не менее воспринимается зрением, реальные вещи, не воспринимаемые сами по себе, воспринимаются чувством.
Гилас. Совершенно таким же образом.
Филонус. Скажи мне, Гилас, когда ты рассматриваешь изображение Юлия Цезаря, видишь ты глазами что-нибудь, кроме некоторых цветов и форм, при известном расположении и композиции целого?
Гилас. Нет, ничего больше.
Филонус. А человек, который никогда ничего не знал о Цезаре, увидел бы столько же?
Гилас. Да.
Филонус. Следовательно, он обладает зрением столь же совершенным, как твое, и пользуется им с такой же степенью совершенства?
259
Г и л а с. Согласен.
Филонус. Откуда же получается, что у тебя мысли направляются на римского императора, а у него — нет? Это не может проистекать из ощущений или чувственных идей, которые ты воспринял, раз ты признаешь, что у тебя в этом отношении нет преимущества перед ним. Следовательно, это должно, по-видимому, проистекать из разума и памяти, не так ли?
Гилас. Да.
Филонус. Стало быть, из этого примера не вытекает, что чувством воспринималось нечто, что непосредственно не воспринимается. Я согласен, что в известном смысле нам могут сказать, что чувственные вещи воспринимаются чувством опосредствованно; это происходит, когда вследствие часто воспринимаемой связи непосредственное восприятие идей при посредстве одного чувства подсказывает уму другие идеи, относящиеся к другому чувству, но обыкновенно связанные с первыми. Например, когда я слышу, что по улице проезжает карета, я непосредственно воспринимаю только звук; однако на основании опыта, связывающего данный звук с каретой, мне могут сказать, что я слышу карету. Тем не менее очевидно, что в истинном и строгом смысле ничего нельзя слышать, кроме звука; и карета собственно не воспринимается в таком случае чувством, а подсказывается опытом. Подобным же образом обстоит дело, когда нам говорят, что мы видим докрасна раскаленный прут; плотность и степень нагрева железа не являются объектом зрения, но они подсказываются воображению через посредство цвета и формы, которые в собственном смысле воспринимаются этим чувством. Словом, лишь те вещи на самом деле и точно воспринимаются каким-нибудь чувством, которые были бы восприняты и в том случае, если бы это же чувство было нам даровано впервые. Что касается других вещей, то ясно, что они только подсказываются душе опытом, основанным на прежних восприятиях. Но возвратимся к твоему сравнению с изображением Цезаря; ясно, что, если ты держишься за это, ты должен допустить, что реальные вещи или прообразы наших идей воспринимаются не чувством, а некоторой внутренней способностью души, например разумом или памятью. Поэтому я хотел бы знать, какие аргументы ты можешь извлечь из разума в пользу существования того, что ты называешь реальными вещами или материальными объектами. Может быть, ты вспоминаешь, что видел их раньше, когда они были сами по себе? Или, может быть, ты слышал или читал о ком-нибудь, кто их видел?
