В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - Разеев Данил Николаевич (читать книги регистрация .txt) 📗
Итак, только что я, поскольку говорил о познании в субъективном смысле, по всей видимости, дал ответ. Все субъективное само принадлежит естественной сфере, а [если взглянуть] пристальнее — сфере психологии. Как факт соответствующего эмпирического субъекта, всеобщим образом — как факт познающего переживания в человеческом мире вообще, оно, разумеется, является достоянием психологии как естествознания. Не допускает ли оно также некоего априорного подхода (Erwagung)? Несомненно. Так же, как имеется априори, и это разумеется само собой, относительно физической вещи, априори, которое означает не что иное, как имеющее отношение ко всеобщему смыслу эмпирического вещеполагания, также имеется и психологическое априори, а именно — то, которое анализирует, что имеет отношение к сущности или смыслу эмпирического полагания «душ», полагания людей, полагания переживаний как переживаний людей и т. п. При том крайнем эмпиризме, который господствует среди психологов [уже] несколько десятилетий, многим может показаться невероятным то, на что я здесь осмеливаюсь: вновь пробудить [к жизни] давно погребенную идею рациональной психологии. Между тем ничего не могу с собой поделать. С точки зрения дела, которое, если довелось разглядеть его, является абсолютно очевидным, по — другому не скажешь. Прямотаки самоочевидно, что параллельно чистому естествознанию должна идти также и [некая] психология. В любом случае, должны существовать какие — то группы положений, которые анализируют смысл, заложенный в опыте Я, в опыте душевного, и извлекают свою очевидность из погружения в совершенную данность соответствующих модусов душевного. Точно так же, как мы уясняем для себя, чем является вещь как таковая по своей сути, [уясняем,] вмысливаясь (indem wir uns hineindenken) во взаимосвязи восприятия, в которых вещь постоянно приходит ко все более и более совершенной данности, неизменно сохраняя свою идентичность, или же чем является каузальность как таковая; когда мы погружаемся во взаимосвязи, в которых шаг за шагом, в [процессе] продолжающегося [само]подтверждения, проявляются зависимости изменений вещей, — точно так же сущность характера Я должна проявляться в известных взаимосвязях опыта, в которые мы интуитивно погружаемся, — скажем, в вымышленных, но совершенно ясных взаимосвязях данности, в которых то самое, что мы называем характером человека, могло бы проявляться и приводить ко все новым и новым подтверждениям, точно так, как того со своей стороны требует самый тип этой предметности. Подобным же образом [обстоит дело], когда мы желаем выявить, что принадлежит к сущности переживаний, в той мере, в какой они являются переживаниями переживающих лиц, в какой они принадлежат последним в качестве актов или состояний, занимают вместе с ними свою объективную временную позицию и т. д.
<§ 12. Проблема выключения эмпирического, а также сущности природы. Привязанность Я к телу>
Итак, выходя из естественной установки, мы беспрестанно обнаруживаем в качестве опытной мнимости (Erfahrungsgemeintheit) и, при случае, в качестве заявляющей о себе очевидности эмпирические Я, Я или души как человеческие личности во времени, переживания как определенные в объективном времени переживания таких принадлежащих телам эмпирических Я и т. д., среди них также явления вещей как явления, которые в какое — то определенное время являются обладаемыми тем или иным психическим индивидом [418].
Теперь я спрашиваю: не можем ли мы обрести установку такого рода, чтобы эмпирическое, своеобразное данности естественной установки, оставалось полностью выключенным, а именно так, чтобы оставалась выключенной также и его сущность как сущность природы, но, с другой стороны, чтобы сохранялись компоненты, которые входят in indiuiduo в сущность природы, или, соотв., в саму природу?
На первый взгляд, непонятный вопрос. Поразмыслим поподробнее! В естественной установке Я опытно постигается как член природы, как объект внутри пространственно — временного наличного бытия, и постигается оно в силу своей привязанности, в меру опыта, к вещественному телу. Я переживает, однако переживания опытно постигаются как находящиеся в отношении к телу, в известной ступенчатой упорядоченности, которую, правда, следует описать подробнее. Прежде всего чувственные переживания, как то восприятия вещей (включая тело) с их компонентами — ощущениями (Empfindungskomponenten), ощущение цвета, звука и т. д., имеют известное своеобразное отношение к являющейся вещи «собственное тело»; подобным же образом — специфические телесные ощущения, сопряженные с движением глаз, движением рук и т. д. <и> которые влокализованы (hineinlokalisiert) в тело и части тела. Точно так же подобной привязанностью обладают чувственные эмоции (sinnliche Gefuhle). Однако с ними в тесном сплетении стоят психические переживания более высокого порядка, [переживания] фундированные. С положенным в качестве налично сущего телом целиком соотносится тип распределения [по группам] (Verteilung) переживаний — восприятий (Wahrnehmungserlebnisse), которые Я имеет о многообразии возможных вещей своего окружения, и этот способ распределения сопряжен всякий раз с его телом, тогда как с чужым телом и приписываемыми ему в меру вчувствования группами переживаний сопряжен корреспондирующий, но иной способ распределения, и к тому же иные группы переживаний; ибо восприятий, которые имеет один, не имеет другой, и наоборот.
Прояснение и научное их описание — дело чрезвычайно важное и трудное. Здесь удержим [в памяти] лишь то, что многообразные переживания имеют являющееся в меру восприятия отношение к телу. Но телу как вещи свойственна первичная встроенность как в объективное время, так и в объективное пространство. Первее объективное время — это вещное время (Dingzeit). Именно с ним тело и телесное обретает свое время и именно с ним, далее, все то, что подчинено телу, локализуется при нем, хотя уже в [некоем] вторичном смысле, и затем, развивая эту мысль, то, что, обращаясь к психическим функциям более высокого порядка, является в одном и том же «теперь», являлось в одном и том же прошлом.
<§ 13. Расторжимость эмпирической связи «res cogitans» с «res extensa». «Distinctio phaenomenologica»>
Итак, очевидно, что всякая привязанноеть к телу есть нечто, что можно снова от тела отделить. А именно: тело находится тут (steht da) в качестве вещи. К сущности вещи не принадлежит того, что она есть, так сказать, вещь ощущающая, что она реагирует на укол болью, на зуд — почесыванием и т. д., и это, по сути своей, не принадлежит также и к сущности особой оформленности (Gestaltung) вещи, а именно — той, которая составляет ее тело. То, что так — то являющаяся вещь есть тело, — это фактичность; то, что она связана с психическим, — опыт. Вещь, которая не была бы пространственной, которая не обладала бы реальными свойствами, — это был бы nonsens. Но чтобы вещь вообще, в том числе и хорошо известное человеческое тело, не была ощущающей вещью — это никакой не nonsens. Вещь, res extensa, есть фактически в той мере res cogitans, в какой cogitationes известным образом связаны с ней в меру опыта. Однако в себе cogitare не имеет ровно ничего общего с какой бы то ни было res extensa. Сущность cogitatio и сущность extensio, в принципе, именно как сущности, не имеют друг с другом ничего общего. Естественно, мы берем «extensio» в тотальном объеме вещной сущности.
То же самое обнаруживается, если мы идем с другой стороны. В сущности боли или удовольствия не дано равно никакого отношения к какой — либо вещи. В сущности ощущений цвета или звука, в сущности переживаний воспринимания, суждения, желания, вопрошания и т. д. не заключено опять — таки никакого сущностного отношения к какой — либо вещи, словно бы привязанность к вещи была бы сущностно необходима для подобного рода cogitationes. Если же это так, то мы можем перерезать эмпирическое отношение между cogitatio и res, причем не осуществляя тем самым абстракцию в смысле distinctio realis Юма, в смысле различения сущностно несамостоятельных и неотделимых моментов некоего concretum.
