Диалектический материализм - Митин Марк Борисович (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Наконец только немецкая сознательная диалектика — величайшее приобретение классического идеализма, — очищенная от мистифицирующей формы, поставленная на ноги величайшим идеологом пролетариата, дала возможность вытащить теорию из метафизического тупика феодальной и буржуазной ограниченности.
Все эти обстоятельства вместе взятые и объясняют нам, почему Германия второй половины XIX столетия стала родиной марксизма, а вожди германского пролетариата — Маркс и Энгельс, вооружённые материалистической диалектикой, критической и революционной по самому своему существу, — его творцами.
Маркс и Энгельс, пройдя через «огненный поток» фейербаховского материализма, через это «чистилище» того времени, освобождающее от понятий и предрассудков идеалистической философии, впервые извлекли снова на свет, в противовес «брюзжащему, притязательному эпигонству», забытый диалектический метод. Они указали на связь своего метода с гегелевской диалектикой, а также и на прямую противоположность этой последней, показали применение этого метода к фактам эмпирической науки и к условиям революционной борьбы.
Буржуазия, как мы видели выше, в пору своей революционности в лице своих лучших представителей, «напирая на природу», заключила союз естествознания с философией, стояла на материалистической и атеистической позиции. Маркс и Энгельс, выражая интересы пролетариата, класса, заинтересованного не только в изменении природы, но и в радикальном изменении общества, требуют для идейности философии не только союза с естествознанием, но и связи её с историей человечества. «Мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон и делить на историю природы и историю людей. Но нельзя отделять друг от друга обе эти стороны, — пишут Маркс и Энгельс в 1845 г., — пока существуют люди, история природы и история людей обусловливают друг друга»[19]. Сознательное отношение людей к природе обусловливает их сознательное отношение друг к другу, и, обратно, их сознательное отношение друг к другу обусловливает их сознательное отношение к природе.
В классовом обществе отношения людей друг к другу, их общественные отношения далеки от сознательного характера. В буржуазном же обществе они представляют «законченное рабство и человеческую отверженность», представляют главный тормоз сознательного развития во всех отношениях. Поэтому на общественные отношения капитализма, получившие сконцентрированное выражение в политике буржуазии, и направили главный огонь своей критики Маркс и Энгельс.
Критика гегелевской философии, жалких эпигонов гегельянства в лице представителей «немецкой идеологии» и «истинного социализма», критика современных ему социально-экономических учений привела Маркса «к заключению, что правовые отношения, как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого всеобщего развития человеческого духа; наоборот, они коренятся в материальных условиях жизни, совокупность которых Гегель, по примеру англичан и французов XVIII столетия, объединил под названием „гражданского общества“, а анатомию гражданского общества надо искать в политической экономии»[20]. «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»[21].
Из этого заключения Маркса следуют в высшей степени революционные выводы, открывающие перспективы величайшей революции всех времён и не только для теории, но, что особенно важно, и для практики пролетариата. На известной ступени развития, указывает далее знаменитое предисловие Маркса «К критике политической экономии», производственные отношения из «форм развития производительных сил» становятся их оковами. «Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке». «Буржуазные производственные отношения, это — последняя антагонистическая форма общественного процесса производства, антагонистическая не в смысле индивидуального антагонизма, но антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов, развивающиеся же в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма.
Этой общественной формацией завершается поэтому предистория человеческого общества»[22].
1.3. Марксизм-ленинизм как единство теории и практики
«Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[23]. Это положение, гениальное по своей глубине, звучащее так просто и так ясно, было сформулировано Марксом и Энгельсом и развито далее Лениным в беспощадной борьбе против идеализма и против метафизического, механического материализма.
Идеализм отвлекается от реального бытия, отождествляет его с сознанием. По словам Маркса, он превращает «реальные, объективные цепи в исключительно идеальные, исключительно субъективные, исключительно во мне существующие, и поэтому все внешние чувственные битвы превращает в битвы чистых идей».
Метафизический материализм типа Фейербаха не выходит из рамок упрощённого «естественно-научного материализма». Он рассматривает бытие людей, скованных цепями современных капиталистических отношений, как бытие «человека вообще». Он не находит поэтому в самом бытии силы, способной разбить эти цепи, и тем самым обрекает людей на дальнейшее ношение этих «трезвых безнадёжных цепей».
С точки зрения идеализма развитие бытия определяется развитием сознания. Поэтому идеализм считает воздействие на сознание людей, пропаганду идей необходимым и вполне достаточным условием преобразования бытия. Для метафизического же материализма сознание определяется развитием бытия, но самое бытие понимается им абстрактно, «только в форме объекта или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно»[24]. Постольку метафизик-материалист остаётся на практике идеалистом‚ — как раз там, где коммунистический материалист, марксист усматривает необходимость и одновременно с этим находит условия преобразования мира.
Сознание определяется общественным бытием, и в свою очередь оно способствует дальнейшему развитию бытия. Однако сознание людей может играть такую роль лишь через практику человека. «Идеи никогда не могут выводить за пределы старого строя: они всегда лишь выводят за пределы идей старого строя. Идеи вообще ничего не могут выполнить. Для выполнения идей, — формулирует свои позиции марксизм, — требуются люди, которые должны употребить практическую силу»[25]. Маркс и Энгельс били своих противников и за идеалистическое пренебрежение к практической материальной деятельности человека, и за метафизическое противопоставление бытия сознанию, игнорирующее изменение природы и общества самим человеком.
Они покончили с метафизическим, фейербаховским абстрактным культом природы, но при этом они опирались также на естествознание и его новые открытия: открытие превращения энергии, показавшее, что единство всех форм движения в природе теперь уже не просто философское утверждение, а естественно-научный факт; открытие клетки, сбросившее покров тайны, окутывавшей процесс возникновения, роста и структуру организмов; открытие Дарвиным закона эволюции органического мира. С другой стороны, Маркс и Энгельс, через критику политики, ориентировали философскую мысль на изучение истории человеческого общества. Вскрыв материальное содержание политических идей, подведя научный базис под свою политическую идеологию путём открытия исторического материализма, Маркс и Энгельс тем самым создали недостающее звено для всеохватывающего цельного научного материалистического мировоззрения, от начала и до конца. Опираясь на упрямые факты и в то же время вскрывая их диалектико-материалистическую связь, это миропонимание делает излишней философию, предъявляющую претензию стать выше других наук, философию, оторванную от конкретного знания, философию как «науку наук».
