Основы теории аргументации: Учебник. - Ивин Александр Архипович (книги хорошего качества .txt) 📗
Таким образом, можно выделить шесть разных употреблений (функций) языка: сообщение о положении дел (описание), попытка заставить сделать (норма), выражение чувств (экспрессив), изменение мира словом (декларация), принятие обязательства что-то сделать (обещание) и выражение позитивного или негативного отношения к чему-то (оценка).
Как это ни странно, ни Дж.Остин, ни Дж.Серль, ни их последователи не выделяют оценочное употребление языка в качестве самостоятельного. Они даже не предпринимают попыток проанализировать оценки как особый класс речевых актов.
Объяснение этой странности, скорее всего, в двух обстоятельствах. Во-первых, многие высказывания обычного языка, кажущиеся по своей грамматической форме оценками (т.е. содержащие слова «хорошо», «плохо», «лучше», «хуже», «должен быть» и т.п.), на самом деле являются не оценками, а описаниями. Существуют также двойственные, описательно-оценочные высказывания, подобные моральным принципам или законам науки: в одном контексте они играют роль оценок, в другом — роль описаний. Все это затрудняет проведение различия между описанием и оценкой. Во-вторых, противопоставление описаний оценкам как объективного (или претендующего на объективность) чему-то заведомо субъективному и ненадежному имеет долгую историю. Оно никогда не отличалось ясностью, но всегда было назойливым и агрессивным и существенно огрубляло богатое нюансами употребление обычного языка. И Остин, и Серль резко высказывались против дихотомии «описательное — оценочное» («истина — ценность») как чересчур грубой и прямолинейной [15], и в результате просто упустили оценки.
Указанные два обстоятельства затрудняют анализ оценочного употребления языка, но никоим образом не делают его лишним. Оценки не сводятся ни к одному из других употреблений, более того, они, наряду с описаниями, являются теми двумя полюсами, к которым тяготеют все иные употребления языка. Что касается оппозиции «описательное — оценочное», то ее вполне можно освободить от всех тех складывавшихся десятилетиями наслоений, которые искажают ее суть и сводят ее к прямолинейно истолкованной оппозиции «объективное — субъективное».
Глава 2 ЭМПИРИЧЕСКАЯ АРГУМЕНТАЦИЯ
1. Прямое подтверждение
Все многообразные виды аргументации можно разделить на эмпирические и теоретические.
Эмпирическая аргументация — это аргументация, неотъемлемым элементом которой является ссылка на опыт, на эмпирические данные.
Теоретическая аргументация — аргументация, опирающаяся на рассуждение и не пользующаяся непосредственно ссылками на опыт.
Различие между эмпирической и теоретической аргументацией является, конечно, относительным, как относительна сама граница между эмпирическим и теоретическим знанием. Нередки случаи, когда в одном и том же'процессе аргументации соединяются вместе и ссылки на опыт, и теоретические рассуждения.
Ядро приемов эмпирической аргументации составляют способы эмпирического обоснования знания, называемые также (эмпирическим) подтверждением, или верификацией (от лат. verus — истинный и facere — делать).
Эмпирическая аргументация не сводится однако к подтверждению. В процессе аргументации эмпирические данные могут использоваться не только в качестве подтверждения. Так, примеры и иллюстрации, играющие обычно заметную роль в аргументации, не относятся к приемлемым способам эмпирического подтверждения. Кроме того, в аргументации ссылки на опыт могут быть и заведомо недобросовестными, что исключается самим смыслом понятия подтверждения.
И эмпирическая аргументация, и ее частный случай — эмпирическое подтверждение — применимы, строго говоря, только для описательных утверждений. Декларации, клятвы, предостережения, решения, идеалы, нормы и иные выражения, тяготеющие к оценкам, не допускают эмпирического подтверждения и обосновываются иначе, чем ссылками на опыт. В случае таких выражений неуместна и эмпирическая аргументация вообще. Ее использование с намерением убедить кого-то в приемлемости определенных решений, норм, идеалов и т.п. должно быть отнесено к некорректным приемам аргументации.
Подтверждение может быть прямым, или непосредственным, и косвенным.
Прямое подтверждение — это непосредственное наблюдение тех явлений, о которых говорится в обосновываемом утверждении.
При косвенном подтверждении речь идет о подтверждении логических следствий обосновываемого утверждения, а не о прямом подтверждении самого утверждения.
Хорошим примером прямого подтверждения служит доказательство гипотезы о существовании планеты Нептун: вскоре после выдвижения гипотезы эту планету удалось увидеть в телескоп.
Французский астроном Ж Леверье, изучая возмущения в орбите Урана, теоретически предсказал существование Нептуна и указал, куда надо направить телескопы, чтобы увидеть новую планету. Когда самому Леверье предложили посмотреть в телескоп, чтобы убедиться, что найденная на «кончике пера» планета существует, он отказался: «Это меня не интересует, я и так точно знаю, что Нептун находится именно там, где и должен находиться, судя по вычислениям».
Это была, конечно, неоправданная самоуверенность. Как бы ни были точны вычисления Леверье, до момента непосредственного наблюдения утверждение о существовании Нептуна оставалось пусть высоко вероятным, но только предположением, а не достоверным фактом. Могло оказаться, что возмущения в орбите Урана вызываются не неизвестной пока планетой, а какими-то иными факторами. Именно так и оказалось при исследовании возмущений в орбите другой планеты — Меркурия.
Иногда для прямого подтверждения какого-то утверждения требуется его «расшифровка» или «перевод». Если, к примеру, кто-то сказал: «She is tall and nice-looking», мы, не зная английского языка, не можем сказать, истинно это предложение или нет. После перевода («Она высокая и привлекательная») мы способны, конечно, определить, соответствует это действительности или нет.
Чувственный опыт человека — его ощущения и восприятия — источник знания, связывающий его с миром. Обоснование путем ссылки на опыт дает уверенность в истинности таких утверждений, как «Эта роза красная», «Холодно», «Стрелка вольтметра стоит на отметке 17» и т.п.
Нетрудно, однако, заметить, что даже в таких простых констатациях нет «чистого» чувственного созерцания. У человека оно всегда пронизано мышлением, без понятий и без примеси рассуждения он не способен выразить даже самые простые свои наблюдения, зафиксировать самые очевидные факты.
Мы говорим, например, «Этот дом голубой», когда видим дом при нормальном освещении и наши чувства не расстроены. Но мы скажем «Этот дом кажется голубым», если мало света или мы сомневаемся в нашей способности наблюдения. К восприятию, к чувственным данным мы примешиваем определенное теоретическое представление о том, какими видятся предметы в обычных условиях и каковы эти предметы в других обстоятельствах, когда наши чувства способны нас обмануть. «Даже наш опыт, получаемый из экспериментов и наблюдений, — пишет К. Поппер, — не состоит из “данных”. Скорее он состоит из сплетения догадок- предположений, ожиданий, гипотез и т.п., — с которыми связаны принятые нами традиционные научные и ненаучные знания и предрассудки. Такого явления как чистый опыт, полученный в результате эксперимента или наблюдения, просто не существует. Нет опыта, не содержащего соответствующих ожиданий и теорий. Нет никаких чистых “данных” и эмпирически данных “источников знания”, на которые мы могли бы опереться при проведении нашей критики» [16].
Поппер приводит интересные примеры существенной предопределенности опыта задачей, стоящей перед исследователем, принятой им точкой зрения или теорией: «...Вера в то, что мы можем начать научное исследование с одних чистых наблюдений, не имея чего-то похожего на теорию, является абсурдной. Справедливость этого утверждения можно проиллюстрировать на примере человека, который всю свою жизнь посвятил науке, описывая каждую вещь, попадавшуюся ему на глаза, и завещал свое бесценное собрание наблюдений Королевскому обществу для использования в качестве индуктивных данных. Этот пример хорошо показывает, что, хотя вещи иногда копить полезно, наблюдения копить нельзя.
...Я пытался внушить эту мысль группе студентов-физиков в Вене, начав свою лекцию словами: “Возьмите карандаш и бумагу, внимательно набило дайте и описывайте ваши наблюдения!”. Они спросили, конечно, что именно они должны наблюдать. Ясно, что простая инструкция “Наблюдайте!” является абсурдной» [17].
