Нравственная философия - Эмерсон Ральф Уолдо (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Да, другие люди, пророки, первосвященники — Израиля, Германии, Швеции — имели то же прозрение; и они усмотрели в предметности ее содержание. Какой был вывод? Красота видимого мгновенно исчезла;, они прочли завет высший, всеподчиняющий гигантский смысл долга, и скорбь и ответственность нагроможденными горами налегли на них, и жизнь стала для них призраком, безрадостно — странствием пилигрима; испытанием, замкнутым сзади печальною повестью падения и проклятия Адама, спереди — предопределением, огнем чистилища или ада; и сердце созерцателя, и сердце внемлющего замерло в их груди.
Должно допустить, что это односторонние взгляды односторонних людей. Мир все еще ждет Поэта-Священника, ждет примирителя, который не будет ветреничать, как Шекспир-актер; не станет рыться в гробах как Сведенборг-скорбящий, но который будет видеть, говорить и действовать по равномерному вдохновению. Ибо знание усугубит свет солнечный: оно выяснит, что правда прекраснее частных привязанностей и что любовь совместима со всеобъемлющею мудростью.
Наполеон, или Человек мира сего
Из знаменитых личностей девятнадцатого столетия всех известнее, всех могущественнее является Бонапарт; он обязан своим преобладанием той верности, с которою он выражает склад мыслей, верований, целей большинства людей деятельных и образованных. По теории Сведенборга, каждый орган состоит из маленьких, однородных с ним частиц, или, как обыкновенно выражаются: целое производится подобными ему целыми; то есть легкое составляется из бесконечно малых легких; печень из бесконечно малых печеней, почка из небольших почек и проч. Простирая такую аналогию и найдя человека, увлекшего за собою силы и привязанности несметного числа людей, не позволено ли заключить: если Наполеон — Франция, если Наполеон — Европа, так это потому, что народ, ему подвластный, весь состоит из маленьких Наполеонов.
В людском обществе установилось противоборство между теми, кто составил себе состояние, и между новичком и бедняком, которым еще предстоит устроить свою фортуну; между доходом с мертвого труда — то есть с труда рук, давно покоящихся в могиле, но обративших его при жизни в капитал, земли, дома, доставшиеся праздным владельцам, — и между домогательством труда живого, который тоже желает обладать домом, поместьем, капиталом. Первый класс робок, себялюбив, враг всяких нововведений, и смерть беспрестанно уменьшает его численность. Второй же себялюбив, задорен, отважен, самоуверен, всегда превосходит первый своим числом и ежечасно пополняет свои ряды нарождением. Он хочет, чтобы пути совместничества были открыты для всех и чтобы пути эти были размножены: к нему принадлежат люди ловкие, промышленные, деловые во всей Европе, Англии, Франции, Америке и повсюду. Их представитель — Наполеон. Инстинкт людей деятельных, бодрых, смышленых, принадлежащих к среднему сословию, повсеместно указывает на Наполеона, как на воплощенного демократа. В нем находишь все качества и все пороки этой партии; в особенности же ее дух и цель. Направление это — чисто материальное, предположенный успех удовлетворяет одну чувственность, и для такого конца употребляются средства изобильные и разнообразнейшие: короткое ознакомление с механическими силами, обширный ум, образованный основательно и многосторонне, но подчиняющий все силы ума и духа как средства для достижения материального благополучия. Быть богатым — вот конечная цель. В Коране сказано: «Аллах дарует каждому народу пророка, говорящего его собственным языком». Париж, Лондон, Нью-Йорк, дух меркантильный, денежный, дух материального могущества, вероятно, тоже долженствовал возыметь своего пророка: Бонапарт получил это избрание и предназначение.
Каждый из миллиона читателей анекдотов, записок, книг про Наполеона восхищается этими страницами, потому что он изучает в них свою собственную историю. Наполеон, с головы до пят принадлежность новейших времен, и на высшей точке своей удачи и успеха все-таки проникнут истым духом газеты. Он не святой или, как сам он говорит, «не капуцин», и, в высоком смысле слова, он даже не герой. Первый встречный человек находит в нем все свойства и способности других первых встречных на улице людей. Он видит в нем сходного с собою горожанина по рождению, который, по достоинствам, весьма понятным, дошел до такого высокого положения, что мог удовлетворять все желания, ощущаемые каждым обыкновенным смертным, но скрываемые или отрицаемые им поневоле: хорошее общество, хорошие книги; быстрота езды, обедов, одевания; прислуга без числа, личное значение, исполнение своих замыслов; роль благодетеля приближенных к нему людей; изящное наслаждение картинами, статуями, музыкою, дворцами и условными почестями — именно все, что так заманчиво для сердца каждого питомца девятнадцатого столетия — могучий этот муж обладал всем!
Конечно, человек такого разряда, как Наполеон, и одаренный его силою воспринимать дух толпы, теснящейся вокруг него, делается не только представителем, но и монополистом и хищником ума других. Его господство над Францией было чрезвычайно сильно и распространенно; а он до того широко объемист и поставлен так, что почти перестает иметь свое собственное выражение и мнение, но делается складом всего, что есть рассудительного, способного» остроумного в его времени и в народе. Он выигрывает сражения; он пишет кодекс; он издает систему веса и меры; он понижает Альпы; он прокладывает дорогу. Все отличные инженеры, математики, ученые, все светлые головы по какой бы то ни было части хотят со своим делом к нему; он выберет наилучший проект, положит на него свой штемпель; и не только на одно это, но и на каждое удачное и меткое выражение. Потому всякая фраза, сказанная Наполеоном, всякая строка, им написанная, достойны внимания, как способ выражения целей Франции.
Бонапарт был идолом обыкновенных людей, потому что в высочайшей степени обладал свойствами и способностями людей обыкновенных. Есть своего рода приятность спуститься до самых низких побуждений политики, когда утомлен лицемерием и затверженными фразами. Наполеон, заодно с многочисленным классом, им представляемым, трудился ради денег и власти; но он по преимуществу был наименее разборчив насчет средств. Все чувства, мешающие человеку преследовать такие цели, были отложены им в сторону. «Чувства — для женщин и для детей». Фонтэн, в 1804 году, говоря про Сенат, выразился совершенно в духе Наполеона, сказав ему: «Желание совершенства есть, Ваше Величество, худший из недугов, снедающих ум человека». Поборники свободы и прогресса — идеологи (презрительное слово, нередкое в его устах); идеолог — Неккер, идеолог и Лафайет.
Слишком известная итальянская пословица гласит: «Хочешь успеха, не будь чересчур хорош». И конечно, в некотором смысле бывает выгодно отвергнуть власть чувств благодарности, великодушия, благоговения; тогда все, что считалось нами непреодолимою преградою и ещё стоит на таком счету у других, превращается в отличное орудие для наших намерений; так река, пресекающая нам путь, становится самою гладкою из дорог, когда скует ее зима.
Наполеон отрекся раз и навсегда от всяких чувств и привязанностей и стал помогать себе и руками, и головой. С ним не ищите ни чудес, ни очарований. Он работает с помощью железа, чугуна, дерева, земли, дорог, зданий, денег, войск, и работает отчетливо, распоряжается мастерски. Он никогда не ослабеет и не увлечется, а делает свое дело с точностью и основательностью естественных сил природы. Он не утратил своего врожденного понимания вещественной природы и своего к ней сочувствия, Пред таким человеком расступаются люди: так походит он на феномен природы. Есть много их, людей, по уши погруженных в вещественность; таковы фермеры, кузнецы, матросы, вообще все рабочие у машин, и мы знаем, как существенны и надежны кажутся такие люди в сравнении с учеными и тружениками мысли; но они, по большей части, похожи на руки без головы, они лишены способности распоряжения. Бонапарт же присоединял к минеральным и животным свойствам проницательность и умение обобщать, так что в нем были совмещены и силы вещества, и силы умственные: точно будто море и суша оделись в плоть и принялись за исчисления. Оттого-то море и суша как бы предугадали его появление: «Он пришел к своим и свои познаша его». Воплощенное счисление знало, с чем имеет дело и каков добудется итог. Он знал свойства золота и стали, колес и кораблей, армий и дипломатов и требовал, чтобы всякая вещь исполняла свое дело. Искусство воевать — вот была игра, в которой он выказывал свое знание арифметики. Оно состояло, по собственным его словам, в том, чтобы иметь повсюду более войска, чем неприятель, и в точке нападения, и в точке обороны; и все умение его было устремлено на бесконечные маневры и передвижения для того, чтобы напасть на угол неприятельских сил и разбить его по частям. Очевидно, что и небольшая армия, искусно и быстро направляемая так, чтобы всегда на месте схватки ставить два человека против одного, возьмет верх над несравненно большим войском.
