На переломе. Философские дискуссии 20-х годов - Коллектив авторов (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
III. Лучи заката: «Штраусс, Бауэр, Штирнер, Фейербах были отпрысками гегелевской философии, стоявшими еще на философской почве. Один Фейербах был выдающимся философом. Но он не только не успел перешагнуть за пределы философии, выдававшей себя за некую науку наук, парящую над всеми отраслями знания и связующую их воедино; эта философия не только была в его глазах неприкосновенной святыней, — он даже и в ней остановился на полдороге — был материалист снизу, идеалист сверху» («Л. Ф.». С. 56).
IV. Философия излишня, философия погребена навеки. «В обоих случаях материализм является по существу диалектическим и делает излишней всякую философию, предъявляющую претензию стать выше других наук» («Развитие социализма». С. 14). «Философу действительности» — Дюрингу Ф. Энгельс выражает: «Если мы выводим мировой схематизм не из головы, но только посредством головы из действительного мира, а принципы бытия из того, что существует, то для этого мы нуждаемся отнюдь не в философии, но в положительных знаниях о мире и о том, что в нем происходит, и то, что при этом получается, есть равным образом отнюдь не философия, но положительная наука» (Перевожу с 11-го издания немецкого оригинала «Анти-Дюринга». С. 23).
Не менее решительно выражается Энгельс и в «Л. Фейербахе»: «Теперь философия природы погребена навеки. Всякая попытка откопать ее не только была бы излишней, но означала бы шаг назад (курсив Энгельса). Но то, что применимо к природе, понятой теперь как исторический процесс развития, применимо также ко всем отраслям истории общества и ко всей совокупности наук занимающихся человеческими (и божескими) предметами» (С. 61).
V. Остается ли что от философии? «Из всей прежней философии самостоятельное значение сохраняет лишь наука о мышлении и его законах — формальная логика и диалектика, все же остальное входит в положительные науки о природе и истории» («Развитие социализма от утопии к науке». Ф. Энгельс. С. 14).
«За философией, изгнанной из природы и из истории, остается, поскольку остается, лишь область чистой мысли: учение о законах процесса мышления, логика и диалектика» («Л. Фейербах». С. 73).
Итак, от всей философии остается, «поскольку остается», только наука, то есть, проще говоря, ровно ничего не остается: философия в голове пролетариата окончательно вытесняется наукой.
VI. Как же называется пролетарское понимание мира? Оно называется: «положительное знание о мире», или «положительная наука», или «диалектический метод и коммунистическое мировоззрение» (Предисловие Энгельса ко 2-му изданию «Анти-Дюринга»), или «диалектический материализм», или, наконец, просто «диалектика», причем последнюю Энгельс опять определяет как науку:
«Диалектика есть не что иное, как наука о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления» («Анти-Дюринг». Гл. XIII).
Одним словом, у пролетариата остается и должна остаться наука, только наука, но никакой философии.
VIII. Науку на мостик —
философию за борт
Почему же мы до сих пор путаемся в трех соснах (религия, философия, наука), как, например, в «Теории исторического материализма» Бухарина: «Он (пролетариат) имеет свою философию, которая есть философия действия и борьбы, научного познания и революционной практики» (С. 215), или как в журнале «Под знаменем марксизма», когда договариваемся опять до какой-то «философии современного естествознания» (№ 3. С. 125) и даже до «философии истории» (?!) (№ 1,3).
Оборудуя и достраивая наш научный корабль, позаботимся в первую очередь с капитанского мостика вслед за религией без остатка вышвырнуть за борт и философию.
Под знаменем марксизма. 1922. № 5–6.
С. 122–127
В. Румий [146]
Философию за борт?
Имеет ли пролетариат свою философию?
Может ли быть вообще пролетарская философия?
Нет ли в этом сочетании слов непримиримого противоречия? На эти грустные размышления навел наш журнал кое-кого из товарищей, которые, обдумав эти вопросы, решили «философию выбросить за борт!» и оставить пролетариату лишь науку.
Мы хотим в нескольких словах ответить этим товарищам.
Возиться с «философией марксизма», — говорит один из них, тов. Минин, — это все равно, что возиться с «религией пролетариата»: на известной стадии это (возня с философией марксизма. — В. Р.) гораздо вреднее и опаснее, ибо если «рабочий средник» прекрасно справляется с религией во всех ее формах, то с философией ему будет трудней.
Существуют три способа понимания мира: религия, философия и наука. «Помещики — рабовладельцы, феодалы, крепостники — пользовались оружием религии.
Буржуазия воевала при помощи философии.
Пролетариат же опирается в борьбе исключительно на науку».
Так, схематически-упрощенно представляется тов. Минину идеологическое отражение борьбы классов.
«Духовным оружием» буржуазии является философия, — какая философия! Вот попробуйте поискать теперь такого буржуазного философа, который проповедовал бы материализм (пусть даже метафизический!). Лет сто двадцать тому назад буржуазия, действительно, сражалась против помещичьего феодального строя мыслей — против религии — философией, но это была философия материалистическая и революционная. Тов. Минин называет этот материализм презрительным прозвищем «метафизический материализм»! Не спорим. Материализм XVIII века страдал этим грехом. Но даже этот недостаток не уменьшил его революционную силу. Какова же должна быть мощь материализма, обогащенного диалектикой и головокружительными достижениями современной науки, которая каждодневно приносит все больше и больше материалов для подтверждения его выводов?
Тов. Минин находит, что религия — это «духовное оружие помещиков и феодалов». Это прямо неверно. Религия возникла задолго до образования класса землевладельцев, до феодализма. И помещики, и крепостники, и рабовладельцы прекрасно умели пользоваться религией как одним из орудий угнетения. Но разве буржуазия отстает от вышеперечисленных своих коллег? Разве буржуазия сегодня менее пользуется религией для угнетения трудящихся — рабочих и крестьян, чем ее ранние предшественники, господствовавшие до нее? В том-то и все дело, что, вопреки желанию тов. Минина, буржуазия теперь гораздо настойчивей, чем ее предшественники, добивается господства церкви, распространения и пропаганды религии, и делает это гораздо более искусно и умеючи, чем какой бы то ни было другой до нее господствовавший класс.
Неверно, что «религией пользовались, как оружием, помещики», — ею пользовались и пользуются все классы-эксплуататоры, все классы, которым выгодно порабощение трудящегося большинства. Религия, как и идеалистическая философия, которую никак нельзя отделить с такой категоричностью от религии, поскольку и та и другая в конечном итоге сводятся на Бога, являются прекрасным «духовным оружием» в руках всех эксплуататоров и могут быть уничтожены лишь с уничтожением классов и эксплуатации человека человеком. «Пролетариат же опирается в борьбе исключительно на науку» — это продукт ребяческой путаницы понятий. Конечно, пролетариат опирается на науку, все его мировоззрение насквозь научно, но разве это исключает то, что пролетариат имеет свою философию, которая тоже отличается от философии буржуазии именно своей научностью? Ведь отличительная особенность материализма в том именно и состоит, что его выводы не противоречат выводам науки. Наука, в свою очередь, лишь укрепляет философский материализм каждодневно своими головокружительными успехами.
«Религия по своему монистична (какая религия! есть религии далеко не монистичные, да и христианство, самая монистическая и самая совершенная из всех религий, не отличается особо стройным монизмом. — В. Р.). Наука монистична безусловно. Философия — это дуализм или, еще хуже, эклектика». Тут просто игра словами и спор о словах. Если тов. Минину угодно материализм Маркса и Энгельса, который отличается несомненным монизмом и носит название «философии марксизма» или «пролетарской философии», назвать наукой и противопоставить ее философии, т. е. фактически идеалистической философии, то, конечно, его никто за эту шаловливую игру не высечет, но и хвалить никто не станет, ибо ни Маркс, ни Энгельс так скоро не уступали своим противникам своих предшественников и учителей. На самом деле, отбросить за борт французских материалистов на том основании, что они «философы» и не придерживались или не знали диалектики Гегеля (жившего и писавшего уже в XIX в.), — это значит в лучшем случае уподобиться Ивану не помнящему родства. Мировоззрение Маркса и Энгельса многим обязано не только французским материалистам XVIII в., но и Спинозе, не говоря уже о Гегеле и Фейербахе, непосредственными учениками коих они были. Но эти философии целыми кусками вошли, как составные части, в то мировоззрение Маркса, которое тов. Минин хочет всемерно перекрестить в «науку». Как вы, тов. Минин, ни старайтесь, ваша монистическая «наука» на три четверти состоит из «философии» таких презренных «дуалистов», как Спиноза, материалисты XVIII в., Гегель, Фейербах…
