Антология реалистической феноменологии - Коллектив авторов (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Но хотя и несомненно, что здесь идет речь о «сущностных связях» (как это показывают примеры), все же встает вопрос о том, определяет ли критерий протяженности и делимости изначальнейшую сущность «высших» и «низших» ценностей.
3. Я говорю, что ценность вида b «обосновывает» ценность вида а в том случае, если определенная отдельная ценность а может быть дана только тогда, когда уже дана какая-то определенная ценность b; и это – с сущностной закономерностью. Но в таком случае та или иная «обосновывающая» ценность, т. е. здесь ценность b, выступает и как «более высокая» ценность. Так, ценность «полезного» «обоснована» ценностью «приятного». Ведь «полезное» – это ценность того, что раскрывает себя уже в непосредственном созерцании (без умозаключений) как «средство» для достижения чего-либо приятного, например, ценность «орудий». Без приятного нет и «полезного». С другой стороны, ценность приятного – я имею в виду приятное как ценность – в соответствии с сущностными закономерностями «обоснована» ви-тальной ценностью, например, ценностью здоровья; а чувствование приятного (соответственно, его ценность) обоснована ценностью чувствования живого существа (например, его свежестью, силой), которое постигает эту ценность приятного в своем чувственном чувстве. Однако чисто витальная (субъективная) «ценность жизни» — независимая от всех духовных ценностей – не исчерпывает себя в чувстве приятного, но управляет полнотой качеств и величиной ценностей «приятного», которые чувствует то или иное существо. Это положение в качестве сущностного закона совершенно независимо от любого индуктивного опыта, который относится, например, к связям фактического здоровья и фактической болезни человека и его чувств удовольствия и неудовольствия – не зависимо, например, от тех фактов, что многие легочные болезни, смерть от удушья в определенной фазе или эйфория при параличе и т. д. связаны с сильными чувствами удовольствия, что вырывание ногтя (несмотря на незначимость существования этого органа для всего жизненного процесса) вызывает большую боль, чем удаление коры головного мозга (несмотря на смертельность этой операции) и т. п. Ибо очевидно, что ценность приятного в условиях болезненной жизни подчинена ценности приятного условиях здоровой жизни. Кто – будь он даже величайшим несчастливцем – стал бы завидовать эйфории паралитика? Вышеназванные факты показывают только то, что мы должны различать между витальным благом всего организма (как носителя ценностей жизни) и благом его частей, например, органов, тканей т. д. (как носителей жизненных ценностей). Нижняя граница ценности жизни, или «смерть», в соответствии с законами сущностей устраняет и ценность приятного (соответственно, и всю сферу ценностей приятного и неприятного). Таким образом, этот ценностный ряд «обосновывает» некоторая позитивная жизненная ценность.
Хотя ценностный ряд благородного и низкого и независим от ценностного ряда подлинно духовных ценностей (например, ценностей познания, красоты и т. д.), все же и этот ценностный ряд обоснован последним. Ибо лишь в той мере, в какой сама жизнь (во всех ее формациях) есть носитель ценностей, которые в абсолютно объективной иерархии ценностей обладают определенной высотой, лишь в этой мере она фактически имеет эти ценности. Но такая «иерархия» может быть постигнута только в духовных актах, которые не обусловлены витально. Например, представление о том, что человек является наиболее ценным из всех живых существ, было бы только «антропоморфной» фантазией, если бы ценность этого ценностного познания, как и все духовные ценности (а тем самым и ценность этого познания – «человек есть наиболее ценное из всех живых существ») была бы «относительна к человеку». Однако фактически это положение «истинно» «для» человека независимо от человека (понимая это «для» в объективном смысле). Лишь в той мере, в какой существуют духовные ценности и духовные акты, в которых они постигаются, жизнь как таковая – отвлекаясь от дифференциации среди витальных ценностных качеств – обладает некоторой ценностью. Если бы ценности были «относительны» к жизни, то сама жизнь не имела бы никакой ценности. Она сама была бы безразличным к ценностям бытием.
Но все возможные ценности «обоснованы» ценностью бесконечного личностного духа и «миром ценностей», существующих для него. Акты, постигающие ценности, лишь в той мере сами постигают абсолютно объективные ценности, в какой они осуществляются «в» нем самом, и ценности лишь в той мере суть абсолютные ценности, в какой они являют себя в этом царстве.
4. В качестве критерия высоты ценностей выступает и «глубина удовлетворения», которое сопровождает уже их чувствование. Конечно, их «высота» не исчерпывается «глубиной удовлетворения». Тем не менее то, что «более высокая ценность» дает и «более глубокое удовлетворение», есть сущностная связь. [186] То, что здесь обозначается как «удовлетворение», не имеет ничего общего с удовольствием, хотя и «удовольствие» может выступать как его следствие. «Удовлетворение» есть переживание исполнения. Оно появляется только тогда, когда некоторая интенция ценности исполняется благодаря ее появлению. Без предположения о существовании объективных ценностей не может быть никакого «удовлетворения». Но, с другой стороны, удовлетворение отнюдь не связано необходимо со «стремлением». Оно еще отличается от переживания исполнения, например, при реализации чего-то желаемого или при появлении ожидаемого, хотя эти последние могут выступать как его особые случаи. Чистейший случай «удовлетворения» дан как раз в спокойном чувстве и в полном чувственном «обладании» некоторым позитивным, имеющим ценность благом, т. е. тогда, когда молчит всякое «стремление». Нет необходимости и в том, чтобы стремление предшествовало удовлетворению. «Удовлетворение» подготавливает уже и простое постижение ценностей, независимо от того, были ли они даны заранее в некотором стремлении или желаний как «подлежащие реализации», или нет. Но от «ступени» удовлетворения мы должны отличить ее «глубину», которую мы должны рассмотреть здесь. «Более глубоким», чем другое, мы называем удовлетворение от чувствования ценностей тогда, когда его бытие оказывается независимым от чувствования другой ценности и от связанного с ним «удовлетворения», а это последнее – независимым от первого. Так, например, совершенно особенным феноменом является то, что чувственные удовольствия или невинные внешние радости (например, праздник или прогулка) «удовлетворяют» нас тогда и только тогда, когда мы чувствуем себя «удовлетворенными» «в центральной» сфере нашей жизни – там, где речь идет о «серьезных» вещах. Лишь на фоне этой более глубокой удовлетворенности может звучать и полностью удовлетворенный смех, и, напротив, при неудовлетворенности в этих центральных слоях нашего бытия место полного удовлетворения при чувствовании низших ценностей тот-час занимают «неудовлетворенные» безостановочные поиски ценностей наслаждения, так что можно сделать вывод, что каждая из тысячи форм практического гедонизма всегда есть лишь знак «неудовлетворенности» высшими ценностями, ибо уровень стремления к удовольствию находится в обратном отношении к глубине удовлетворения ценностью и ее местом в иерархии.
Но хотя эти критерии высоты ценности действительно покоятся на сущностных связях, последний смысл этой высоты они все же указать не могут. Нет ли еще более глубокого принципа, чем уже названные, благодаря которому мы могли бы понять окончательный смысл этой высоты? И из которого могли бы быть выведены ее названные критерии?
5. Хотя «объективность» и «фактичность» присущи всем «ценностям» и хотя их связи независимы от реальности и от реальной связи благ, в которых они действительны, тем не менее, между ними есть одно различие, которое, однако, не имеет ничего общего с априорностью и апостериорностью: это – ступени «относительности ценностей» или же их отношение к абсолютным ценностям». [187]
