ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА - Де Будион Майкл (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Теперь ситуация выглядит несравненно более худшей, ибо ни сильные, ни интеллектуалы, не имеют видимого биологического резерва, а на генетический high-tech особых надежд нет по целому ряду причин о которых мы поговорим. В свое время вместо пеласгов и ахейцев пришли дорийцы и эллины. Падая, они передали "эстафетную палочку" римлянам. Римлян добили германцы, ставшие после элитой в самом глубоком понимании этого термина. Вплоть до сегодняшнего дня все королевские дома Европы — германской крови. Про вклад германцев в науку и культуру говорить совершенно излишне. Сейчас у стремительно деградирующей Европы, да и у белых вообще, впервые за все время их существования не осталось никаких резервов, при том что у окружающих цветных племен их более чем достаточно. Впрочем, мы верим в нашу расу. Мы верим что пройдет очередной исторический виток и мятеж белых против неба завершится, и они вместо того чтоб взять его приступом восстановят исторический эволюционный процесс на Земле, одним ударом сметя все что осталось от упадочной субкультуры порожденной бесконечной вереницей сменяющих друг друга дегенератов от цивилизации. И только тогда они сами станут небом.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ РИМА
750-тилетний юбилей Рима никто не праздновал. Пройдет еще несколько десятилетий пока летоисчисление "de urbi conditum" станет обыденным, да и то ненадолго. С обветшанием "имперского здания" менялись исходные даты. И уж тем более никто не знал, что в одной из самых захолустных окраин Империи родился человек которому суждено будет стать провозвестником доктрины внесшей существенных вклад в ускорение темпов ее деградации. На Западе, в отличии от Востока, пророков и спасителей не ждали. Не та традиция. Поэтому вся его жизнь так и пройдет незаметно, а эхо деяний начнет явно слышаться примерно через двадцать лет после смерти.
А вот тысячелетие, наступившее через 249 лет после рождения «богочеловека» отмечали более чем помпезно. Наверное не было в истории более кроваво отпразднованного юбилея. [68] Только в Колизее за три дня было убито 60 львов, 40 лошадей, 32 слона, 30 леопардов, 20 ослов, 10 тигров, 10 гиен, 10 жирафов, 10 зебр, 6 бегемотов и один носорог! Вообразите тот сумасшедший вой, поднявшийся бы сейчас, реши какое-нибудь государство, так, по-скромному, справить свои «именины». Французы, отмечавшие 200 лет со дня взятия Бастилии, в июне 1989 года, сподобились выпустить игру для детей, состоявшую из набора каучуковых героев — Робеспьера, Дантона, Шоммета, Демулена, Эбера, — и небольшой гильотинки с помощью которой детишки могли приводить приговоры Тенвиля в исполнение, выполняя, таким образом, роль палача Сансона. Гуманисты и эстеты были против, но игрушка пользовалась повышенным спросом, а рынок есть рынок. Он априорно вне эстетики. Но самое главное — римский юбилей стал последним днем жизни для двух тысяч гладиаторов, по два за каждый год "вечного города", при том что дни его славы давно закончились, да и дни как столицы Империи были сочтены. На императорском кресле тогда сидел Филипп Араб — субъект до конца неясного происхождения, выходец из аравийских пустынь, сын разбойника, человек с психологией разбойника и, понятное дело, не белый. Есть данные свидетельствующие о том, что именно он был первым облаченным в императорскую тогу кто исповедовал культ Христа. Так это или не так, мы, наверное, никогда не узнаем, но оценки его личности христианскими исследователями совершенно нейтральны. И не стоит удивляться, что именно Филипп мог устроить подобное месиво. Сам Августин описывал как однажды раздухарившийся после молитвы смиренный раб христов по прозвищу Алимпий попал в Колизей и так увлекся происходящим на сцене, что начал орать не вполне евангельские фразы типа: "вспори ему брюхо, козел!", полагая что будет услышан. До этого Алимпий усиленно готовился к пострижению в монахи. Куда более влиятельный в церковной иерархии человек — святой Илларион — полностью утратил самоконтроль и уже не мог не посещать бои, посему предпринял радикальный шаг — переправился в Африку, где несколько лет прожил в пустыне. Как говорится, не согрешишь — не покаешься!
Такие зрелища хорошо проверяют людей, а общество ими увлекающиеся — больное общество. Современный Запад охотно разрешил бы публичные бои, благо рынок дешевого «мяса» перенасыщен, может быть до этого и дойдет, но власти пока не решаются, боясь перевозбудить садомазохические инстинкты масс, что в условиях крайне неоднородного общества и избытка "расового динамита" может обернуться крайне нежелательными последствиями, особенно учитывая сверхвысокую плотность населения. Поэтому единственное что негласно, но официально позволяется, — более или менее выраженные всплески агрессии футбольных фанатов. В самых крайних случаях им дают разгромить витрины и опрокинуть автомобили на паре-тройке улиц. Единственные кто несут убытки — многочисленные страховые компании, но на них властям наплевать, а нагреть на них руки — святое дело. Впрочем, огорчаться не стоит, Филиппа скоро убьют и на второй день забудут. К тому времени смерть императора стала в Риме делом совершенно заурядным, Филипп шел уже во втором десятке и еще многие и многие закончат точно также. Как ему удалось пробраться на столь высокий, но такой скользкий пост — сейчас не имеет никакого значения; в лихом водовороте смены поколений кто угодно может оказаться где угодно. Тогда, как и сейчас, все люди — временные. Правда, убийство высшего лица в Европе нынче дело редкое, по причине полной ненадобности. Лиц нет, остались только маски. Остались только рыла. Свиные рыла вместо лиц. Зато сколько рыл совершили челночные вояжи с асоциальных и криминальных элементов в государственные лидеры (Валенса, Туджман, Гавел, Желев) и наоборот, с вполне успешно функционирующих руководителей — на тюремные нары (Кренц, Милошевич) или к стенке (Чаушеску с супругой). Мягкость взаимоотношений можно объяснить также большей слабостью нынешнего третьего поколения в сравнении с прошлым.
Где то в XII–XIII веках, когда любому более менее состоявшемуся европейском интеллектуалу стала отчетлива видна полная неспособность господствующей идеологии обслуживать как интеллектуалов, так и возрастающие запросы эволюционирующих бессознательных масс, взоры мыслящих людей все чаще и чаще стали обращаться к наследию оставленному античностью, которую иначе как "Золотым Веком" и не называли, хотя как раз период отождествлявшийся с "Золотым Веком" на самом деле был закатом в чистейшем виде. Эдуард Гиббон, — выдающийся знаток римской истории, считал эпоху Антонинов наисчастливейшим временем в истории человечества, но она была лишь звенящей тишиной перед последним боем, где существующий порядок должен был наглядно продемонстрировать свою полную несостоятельность и исчезнуть навсегда. Гиббон, впрочем, сделал такой вывод не случайно. С конца правления Антонинов в Европе больше никогда не будет столь длительного мирного времени и он видел в той эпохе то, что хотел бы видеть в его собственной, отлично понимая что это невозможно. Некий аналог времени Антонинов начнется после окончания Второй Мировой войны, но и он в настоящее время отсчитывает свои последние деньки. Время Антонинов не могло быть счастливым, поколение упадка знает что такое счастье только в лице своих отдельных представителей, да и ситуация когда несчастлив никто — тоже вполне реальна и именно она есть верный признак приближения к рубежу смены поколений. Сейчас стало модным проводить подсчеты с целью выявить количество счастливых людей в развитых странах и, что интересно, — чем выше уровень жизни в стране, тем меньше людей в ней считают себя счастливыми. Разгадка такого непонятного ординарному обывателю феномена объясняется предельно просто: за высокий уровень жизни нужно платить, причем цену весьма немалую, плюс к этому нужно многим жертвовать, реальное же счастье дается абсолютно бесплатно, что способны бессознательно почувствовать очень немногие, среди которых в подавляющем большинстве и сосредоточены все счастливые. Здесь причина погони значительной части наших современников за мнимым счастьем, причем оно выражается в весьма конкретном объекте, которым может быть автомобиль, дом, итальянская люстра, финский унитаз, в общем для каждого что-то свое, очень родное и очень дорогое, разумеется в том же денежном эквиваленте. Это и есть те самые "домашние боги", которых часто и трогать-то боятся. Я знавал семейку, полжизни копившую деньги на набор румынской мягкой мебели, когда же сей вожделенный набор занял свое достойное место в их убогой типовой двухкомнатной квартире, его тут же обернули в полиэтиленовую пленку и никогда им не пользовались. Зато каждому гостю возвышенно-магическим тоном объявлялось, сколько именно за него было отдано. Вот она, современная проза. И не думайте что таких единицы, таких — большинство, скорее всего — угрожающее.
