Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина» - Маслов Алексей Александрович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
В списках из Маваньдуя в этом параграфе нет фразы (5), но как и во всех остальных списках, в том числе и у Ван Би, она встречается в § 63, куда она больше подходит по общему смыслу. Вероятно, в текст Ван Би она вкралась как ошибка переписчика. По другим версиям, она была ошибочно включена в текст древними комментаторами как пояснение и постепенно вошла в основной корпус «Дао дэ цзина» в качестве канонического варианта.
Человек не имеет права, не следуя Дао, вершить судьбы других людей. Палач (4) — весьма редкое и не характерное именование Дао, но всё же лишь Дао предопределяет судьбу людей и вещей. Лишь ему дано высшее право вершить судьбы людей, лишь оно являет собой Великого Мастера, и никто другой не имеет права осуждать или карать других. И человек должен вечно помнить об этой каре. Возможно, «Палач» выступает как персонификация смерти. Здесь слышится отголосок ранних поверий о «карающем» и таким образом дисциплинирующем начале мира, проявляющемся либо в виде злых духов, либо как «гнев Неба» (ср. § 29). Здесь же Дао выступает не только как «Палач», но и как «Мастер» — предельная концентрация непревзойдённого умения создавать и разрушать мир. Поэтому человеческое умение не сравнится с умением Великого Мастера, а попытка что-то сделать вне Дао лишь приведёт к гибели человека.
Во фразе (2) упоминаются некие «провинившиеся». Речь идёт о знатоках магических заклинаний, оккультных наук, а также обычных нарушителях закона. Всё это объединялось понятием «ци» — «необычное, неожиданное, странное».
Во фразе (5–6) о Великом Мастере (Да цзян) речь идёт именно о созидателе, творце, неком Великом ремесленнике или Великом Архитекторе, который созидает всё сущее вне деяния.
«Деяния», которые творят верхи (3), понимаются даосами как насильное вмешательство в естественную жизнь народа и отклонение от следования Дао. От этого и нарушается «здоровье» общества. Страх смерти представляется древнему мудрецу важным регулянтом поведения людей в государстве, мощным рычагом помещения «маленького человека» в определённую ячейку сети мироздания (§ 73). Исчезновение страха, забвение о неком «палаче, который казнит» (§ 74), ведёт к хаосу в Поднебесной. Истинный человек, обретший срединный путь, не должен ни отвергать жизнь, ни принимать её во всей мелочности и, таким образом, подчиняться ей. Не заботясь о своей жизни и не превращая её в ложную драгоценность, он и не подаёт дурного примера другим. Мудрец не привязан к каким бы то ни было жизненным ценностям и всегда может отказаться от них, сохранив при этом внутреннюю свободу (§ 72).
Авторство этого параграфа вызывало много сомнений у комментаторов, вероятно из-за своего излишнего критицизма, хотя тема этого отрывка лежит в общем ключе с § 53, 72, 77. По одной из версий, сам Ван Би, взглянув на этот параграф, заметил: «Я думаю, что это не работа Лао-цзы» [7].
Бошу (1):
Человек голоден, поскольку слишком стремится к пище.
Бошу (5):
Народ презирает смерть, ибо слишком ценит свою жизнь.
Податливость и ускользание — важнейшие свойства Дао, дающие ему возможность не соперничать ни с одной из вещей мира. Смерть в китайской традиции ассоциируется с прекращением трансформаций и окостенением, а слабость даёт возможность следовать потоку вселенских изменений. Даосские предания часто обыгрывали эту мысль, в частности, приводя в пример, что «жёсткие» зубы быстро выпадают, а «мягкий» язык остаётся, жёсткая ветка ломается под тяжестью снега, а гибкая ветка, склоняясь, сбрасывает снег и вновь выпрямляется и т. д.
Бошу Б (5):
Мягкое, слабое, уступчивое и малое идут стезёй жизни.
Ван Би и Бошу (6):
Оттого сильному войску не победить.
Механизм приведения мира в гармоничное равновесие предельно прост: надо лишь позволить противоположностям естественно взаимодополнять и взаимосменять друг друга. На принципе «дополнения — уменьшения» базировались многие китайские искусства. В акупунктуре дополняют или уменьшают «энергетическое» наполнение активной точки или органа. В живописи так кладут тёмные и светлые мазки туши, так сочетают мутные размывы и точечные удары кистью, что они уравновешивают друг друга, создавая ощущение нерасторжимой, нефрагментарной целостности картины. В глобальном масштабе Поднебесной искусство сочетания «дополнения — уменьшения» доступно лишь истинным мастерам-мудрецам, которые черпают это умение из следования Дао. Мудрецы не считают такое мастерство за заслугу и всячески умаляют свои достоинства, так как, по сути, их личностно-субъективная деятельность отсутствует, они лишь используют творческую силу Дао. Обычные же люди далеки от этого умения, и поэтому Путь человека противоположен Пути Неба. Первый расценивается даосами как путь вещей, видимых и ощутимых явлений, обыденной разумности и бытового «книжного» знания. Путь Неба, напротив, сокрыт, несубстанционален, не агрессивен, обладает высшей, но в то же время несказанно-далёкой разумностью. Смута в государстве, таким образом, понималась даосами не как результат субъективных ошибок сильных мира сего или каких-то стихийных бедствий, но как отсутствие в мире мудреца, гармонизирующего общество и осеменяющего его Благостью Дао.
Бошу Б (1):
Разве не напоминает Путь Поднебесной натягивание лука?
Бошу (12–13):
Может ли он дополнить Небо тем, чем он владеет в избытке?
Бошу (15):
Именно так поступали мудрецы и не обладали этим.
Двойственная сущность воды сделала водный поток едва ли не основным символом даосизма. Здесь вода выступает как прообраз действия Дао или «свершения дел недеянием». Внешняя мягкость, пластичность воды позволяет ей медленно и незаметно прорезать себе путь меж камней и подтачивать могучие скалы. Почти отчаянием звучат слова о том, что люди не могут следовать даже таким известным вещам, как путь мягкости (§ 70). Мудрец, таким образом, оказывается единственным человеком, который способен принять на себя все беды государства и, следуя мягкому ускользанию, подобно воде, устранить их.
Он и становится настоящим государем, который в тексте назван древним титулом «правитель алтарей и амбаров», то есть таким человеком, который сочетает в себе функции первожреца и старейшины, управляя как небесными, так и земными силами. Истинным правителем оказывается тот, кто меньше всего стремится к этому, меньше всего противоборствует с другими людьми.
Фраза (8–9) дословно звучит так: «Тот, кто берёт себе грязь (иероглиф «гоу» также обозначает «пороки», «скверна ««) государства, зовётся правителем алтарей и амбаров». В её подтексте лежит древняя церемония, когда правитель, передавая своему подданному часть территории, вручал ему, стоя на холме, ком грязной земли [60, 452–453]. Речь идёт о том, что правитель на самом деле принимает на себя не столько славу страны, сколько все её пороки, а следовательно, должен сполна обладать Благостью, чтобы воплотить в этой стране природный закон Дао.
Объяснение последней фразы (12) мы можем найти в §§ 41 и 45.
Бошу (2):
Но в противостоянии твёрдому и сильному ничто не победит её.
Бошу Б (4):
Вода одолевает твёрдое, а слабое одолевает сильное.
В древности все договора купли-продажи, займа денег или зерна и многие другие заключались с помощью особой бирки, которая иногда служила своеобразным векселем (4). Изготавливалась она обычно из бамбука, в её середине вырезалась картинка, а по краям наносились надписи, например имя владельца, количество занятого зерна. После заключения сделки табличка разрубалась на две части, её левая часть оставалась у владельца, а правая передавалась тому, кто брал в долг. Таким образом, левая часть бирки — знак богатого владельца, который даёт взаймы и всегда имеет право потребовать долг обратно. Но мудрец поступает иначе: он даёт и не требует воздаяния, дарует, но не даёт взаймы.
