В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - Разеев Данил Николаевич (читать книги регистрация .txt) 📗
Интуитивное определение первоначальному синтетическому единству может дать только трансцендентальный синтез воображения. Продуктом такого синтеза выступает теперь не понятие «предмета вообще» (как в случае с дискурсивным определением первоначального синтетического единства), но схема. Именно определяя последнюю, Кант впервые в первой «Критике» вводит понятие феномена: «схема есть, собственно, лишь феномен или чувственное понятие предмета, находящееся в соответствии с категорией». [61]
Введение понятия трансцендентальной схемы [62] в контексте «Критики чистого разума» может, соответственно, рассматриваться как ответ на интересующий нас вопрос: как возможно априорное восприятие? Ведущей задачей воображения выступает опосредование между интеллектуальной всеобщностью категорий и созерцательной всеобщностью чувственно многообразного. Только посредством воображения сфера опыта способна обрести свою конкретность и дать нам возможность увидеть то, что мы называем феноменом. Благодаря продуктивной способности воображения Кант не только находит удачную возможность соединить чувственность и рассудок, которые, согласно его же собственной «изоляции», принципиально трансцендентны друг другу, но и открывает совершенно новую трансцендентальную сферу — сферу феноменального. Именно последняя является в собственном смысле сферой опыта, сферой объективной реальности.
Данное обстоятельство подводит нас к радикальному выводу о том, что познание как таковое не имеет дела ни с «явлением» (как эстетическим горизонтом), [63] ни с «предметом вообще» (как мыслительным горизонтом), но посредством способности воображения трансформирует их в феномен. Именно в этом смысле трансцендентальное воображение является «необходимым условием даже всякого возможного восприятия». [64] Тем самым философия Канта выступает одним из первых учений, в которых утверждается конститутивная роль воображения для нашего познания.
Мы спрашиваем, почему воображение так привлекает философов после Нового времени, почему воображение перестает считаться эмпирической способностью и не ограничивается больше сферами литературоведения и художественного творчества, почему воображение получает ныне особый философский статус. Ответ, на наш взгляд, следует искать в трансформации классического понятия реальности, ибо, начиная именно с Канта, категория реальности становится немыслимой без категории воображения.
Феноменология Канта апеллирует к совершенно новому понятию реального, которое больше не возвышается над воображаемым, а наоборот, зависит от него, предполагает его как одну из своих составляющих. Нет реальности без воображения. Этот девиз относится в первую очередь к классической форме трансцендентального философствования, где человек всегда уже имеет дело с феноменом, а это означает, что даже самый простейший акт восприятия не должен сводиться к отражению или рецепции, но пониматься как событие, с которым имеет дело наше сознание; событие, в котором наше сознание принимает самое активное участие, событие, которое никогда не состоялось бы в той форме, в которой оно предстает, не обладай мы способностью к воображению.
ГЛАВА II. Возвышенное как символ человеческого [65]
Систематическое место возвышенного в «Критике способности суждения»
Почему для анализа способности суждения Кант был вынужден ввести понятие возвышенного? Пытаясь ответить на этот вопрос, обратимся к первой редакции кантовского введения к «Критике способности суждения», ибо здесь Кант наиболее основательным образом набрасывает общую структуру способности суждения, которая в противовес другим способностям души обладает характером целесообразности. Принцип, лежащий в основе данной целесообразности, Кант именует принципом удовольствия и неудовольствия. Именно в чувстве удовольствия и неудовольствия Кант усматривает радикальную возможность сделать очевидным априорность способности суждения, т. е. возможность показать чистые, независимые от эмпирического опыта, правила рассуждения. Вместе с тем под способностью, которая несет с собой эту самостоятельную априорность, подразумевается уже не логическая (или, как ее называет Кант в «Критике способности суждения», определяющая) способность суждения, поскольку последняя функционирует согласно категориальным правилам, т. е. согласно законам рассудка, но «рефлектирующая способность суждения».
Сама целесообразность разделяется Кантом на субъективную и объективную, причем анализ последней составляет вторую, телеологическую, часть третьей «Критики». Суждение, соотносящееся только с субъективностью, Кант называет эстетическим, и только на его основе возможен «опыт» прекрасного и возвышенного. [66] Вместе с этим Кант делит также «всякую целесообразность, будь она объективной или субъективной, на внутреннюю и относительную». [67]
По — видимому, Кант действительно придавал особое преимущество категории прекрасного для своего анализа способности суждения, и не в последнюю очередь это можно заключить уже из того, что он в своем анализе исходит из внутренней целесообразности прекрасного в противовес относительной целесообразности возвышенного, аргументируя это тем, что если суждение первого вида придает предметам природы красоту, второго же возвышенность, а именно оба вида чисто в качестве эстетических (рефлективных) суждений, не прибегая к понятиям об объекте, чисто в соотнесенности с субъективной целесообразностью, то все же для последнего [вида суждения] не предполагается никакой особой техники природы, поскольку здесь дело заключено просто в случайном использовании представления, не для потребности познания объекта, а для другого чувства, а именно для потребности внутренней целесообразности в устройстве душевных сил. [68]
Преимущество прекрасного перед возвышенным можно отчетливо усмотреть и в отсутствии особенной дедукции возвышенного, поскольку оно несет в себе общезначимое применение не к конкретным предметам природы, а просто к идее, «бесконечной, дикой» природы.
Эстетические суждения о возвышенном не нуждаются согласно Канту ни в какой дедукции; их экспозиции достаточно, чтобы показать их правомерность и общезначимость. Причина тому, что они (по Канту) относятся не к предметам природы (как суждения о прекрасном), а к тому, что лежит в основе душевного состояния субъекта. Тем самым аналитика возвышенного, с одной стороны, впадает в известного рода изоляцию по отношению к общему движению мысли критики эстетической способности суждения. [69]
Но несмотря на свой относительный статус, суждение возвышенного выражает, как и суждение прекрасного, именно субъективную целесообразность, «которая покоится не на понятии об объекте», [70] а значит, не может быть вынесено за скобки общего анализа способности суждения. Исходя из этого аналитика субъективной способности суждения состоит из двух частей, первая из которых исследует вкус, вторая же — некое «состояние духа» (Geistesgeffihl), которым Кант предварительно именует нашу «способность предметно представлять возвышенное». [71]
Определяющее и рефлектирующее суждение
Для Канта в основе возможности эстетического опыта лежит способность суждения. Однако, что уже было отмечено, под такой способностью суждения Кант понимает не просто логическое суждение (как это было в «Критике чистого разума»), а суждение особого рода, которое для самого Канта было своеобразным открытием. [72] Это открытие он формулирует во введении к «Критике способности суждения», классифицируя нашу способность суждения на два вида: определяющую и рефлектирующую:
