Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении - Ильенков Эвальд Васильевич (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
И поскольку философия и логика не просто констатируют и описывают этот факт, а исследуют его, постольку вопрос о нем встает как вопрос о причинах и источниках его появления в мышлении, о его реальной природе. В философии вопрос поэтому встает так: допустимо или недопустимо противоречие в истинном выражении вещи? Представляет ли оно собой нечто чисто субъективное, нечто созданное лишь субъектом познания, или же оно необходимо возникает в силу природы вещей, выражаемых мышлением?
Именно этот пункт и составляет рубеж между диалектикой и метафизикой. Диалектика и метафизика в конце концов составляют два принципиально противоположных способа разрешения противоречий, неизбежно возникающих в научном развитии, развитии теоретического знания.
Различие между ними, выраженное в самой общей форме, состоит в том, что метафизика так или иначе толкует логическое противоречие как лишь субъективный фантом, к сожалению, вновь и вновь появляющийся в мышлении в силу его несовершенства, а диалектика рассматривает его как необходимую логическую форму, в которой осуществляется развитие мышления, знания, переход от незнания к знанию, от абстрактного выражения предмета -- к все более и более конкретному его теоретическому выражению.
В качестве всеобщей формы развития знания, в качестве необходимой логической формы диалектика и рассматривает противоречие. Только таким оно и может выглядеть с точки зрения на познание и мышление как естественно-исторический процесс, управляемый законами, не зависящими от воли и желаний отдельного человека.
К противоречию вновь и вновь возвращает философию развитие знаний, развитие науки. И как вопрос, требующий своего четкого решения, вопрос о противоречии, о его реальном смысле, об источнике и причине его появления в мышлении, этот вопрос встает именно там, где наука подходит к систематическому выражению предмета в понятиях, именно там, где мышлению приходится строить систему теоретических определений.
Там, где налицо бессистемное пересказывание явлений, вопрос о противоречиях не возникает. Простейшая попытка систематизировать знания сразу же приводит к проблеме противоречий.
Мы уже видели, в каких пунктах исследования в эту проблему уперлось с необходимостью развитие теории трудовой стоимости, что Рикардо, -- помимо своего желания строит целую систему теоретических противоречий именно потому, что старается развить все определения из одного принципа -- из принципа определения стоимости количеством рабочего времени. Одни из "логических" противоречий в своей системе он заметил уже сам, другие -- со злорадством констатировали враги трудовой теории стоимости.
Основным видом "логического противоречия", вокруг которого развернулась борьба за и против трудовой теории стоимости, оказалось как раз противоречие между всеобщим законом и эмпирически всеобщими формами его собственного осуществления.
Попытки вывести из всеобщего закона теоретические определения развитых конкретных явлений, закономерно и постоянно повторяющихся на поверхности товарно-капиталистического производства и распределения, на каждом шагу стали приводить к парадоксальным результатам.
Явление (скажем, прибыль) с одной стороны "подводится" под закон стоимости, его необходимые теоретические определения "выводятся" из закона стоимости, но с другой стороны его специфические отличия оказываются заключенными в таком определении, которое прямо и непосредственно, и притом взаимоисключющим образом, противоречит формуле всеобщего закона...
И противоречие такого рода -- противоречие в теоретическом выражении явления в понятии стоимости -- проявляется с тем большей остротой, чем больше стараний затрачивается на то, чтобы от него избавиться.
И это обстоятельство вовсе не является привилегией политической экономии, исследующей классово-антагонистическую действительность экономических отношений.
"Противоречие" знакомо любой современной науке. Стоит вспомнить хотя бы обстоятельства, внутри которых родилась гениальная теория относительности. Попытки усвоить с помощью категорий классической механики определенные явления, выявленные в экспериментах Майкельсона, привели к тому, что внутри системы понятий классической механики появились нелепые, парадоксальные "противоречия", принципиально не разрешимые с помощью категорий классической механики, -- и именно в качестве способа разрешения этих противоречий родилась гениальная гипотеза Эйнштейна.
Но и теория относительности не спасла теорию от противоречия. До сих пор не разрешен ни автором теории относительности, ни кем-либо из другим известный парадокс в теоретических определениях вращающегося тела. Заключается он в следующем. Теория относительности, связывающая пространственные характеристики тел с их движением, выразила эту связь в формуле, согласно которой "длина тела" сокращается в направлении движения тем более, чем скорее движется тело. Это математическое выражение всеобщего закона движения тела в пространстве вошло в математический арсенал современной физики как прочное теоретическое завоевание.
Но попытка с его помощью теоретически обработать, теоретически усвоить такой реальный физический случай как вращение твердого диска вокруг оси приводит к "нелепейшему" парадоксу. Получается, что окружность вращающегося диска сокращается тем более, чем больше скорость вращения, а длина радиуса вращающегося тела, согласно той же формуле, необходимо остается неизменной...
Заметим, что этот "парадокс" -- не просто курьез, а случай, в котором остро ставился вопрос о физической реальности всеобщих формул Эйнштейна. Если всеобщая формула выражает объективно всеобщий закон предметной реальности, исследуемой в физике, то в самой объективной реальности следует допустить объективно-парадоксальное соотношение между радиусом и окружностью вращающегося тела, -- даже в случае вращения детского волчка, -- потому что ничтожность сокращения окружности ничего не меняет в принципиальной постановке вопроса.
Убеждение в том, что в самой физической реальности такого парадоксального соотношения "не может быть", совершенно равносильно отказу от физической реальности всеобщего закона, выраженного формулой Эйнштейна. А это -- путь к чисто инструменталистскому оправданию общего закона. Служит закон теории и практике -- ну и хорошо, и нечего задаваться пустым вопросом о том, соответствует ему что-либо в "вещах-в-себе" или нет. Именно так предпочитал примириться с парадоксом и сам автор теории относительности.
Можно было бы привести еще не мало примеров подобного рода, удостоверяющих, что предметная реальность всегда раскрывается перед творческим мышлением как реальность противоречивая. История науки от Зенона Элейского до Альберта Эйнштейна независимо ни от какой философии показывает это обстоятельство как бесспорный эмпирически констатируемый факт.
Задача поэтому не может состоять в нагромождении новых и новых примеров из разных областей знания, подтверждающих это фактическое положение дел. Количество примеров и здесь не может сдвинуть нас с места ни в понимании философского смысла примеров, которые эту истину подтверждают, ни в понимании реального смысла той же философской истины, которая с их помощью подтверждается.
Задача и тут может быть, по-видимому, решена только на пути анализа хотя бы одного типичного случая, "примера", в котором всеобщий закон выразился с классической полнотой, а не на пути абстракции "одинакового" во всех случаях и примерах подобного рода.
Вернемся поэтому к реальности товарно-капиталистического хозяйства и к процессу его теоретического выражения в политической экономии.
Этот пример хорош потому, что он чрезвычайно типичен -- он наглядно демонстрирует тупики, в которые неизбежно приходит метафизическое мышление, стараясь разрешить основную формальную задачу науки -- развернуть систематическое выражение предмета в понятии, систему теоретических определений вещи, развитую из одного теоретического принципа. Это во-первых.
