Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса) - Грузман Генрих Густавович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Трудовая деятельность на исторической родине, необходимо обращающаяся в культурные постижения, выставляется Гордоном как средство спасения от негативных качеств еврейской жизни в галуте, являющихся производным от деструктивизма окружающей среды и деградирующие еврейскую сущность, -Гордон предостерегает: «Но если мы и здесь будем „совершенствоваться“ в „галутной жизни“, в торгашестве и во всем, что из этого следует, то и наши дети, и те, кто будет после нас, „усовершенствуются“ в этом еще более» (цитируется по Ш. Авинери, 1983, с. с. 218, 222). Таким образом, сионизм есть не просто транспортабельная функция, вовсе не только перемещение рассеянного еврейства на землю своих предков, а суть условие духовного усовершенствования, избавления от деструктивных еврейских качеств, приобретенных в галуте; сионизм, по А. Гордону, представляется в такой же мере средством спасения, как и способом развития. В таком праве «трудовой сионизм» А. Гордона, будучи содержательно политическим сионизмом, причисляется не к разряду классического (европейского) политического сионизма, а должен считаться оригинальной модификацией русского политического сионизма.
И, наконец, наличествует еще одно усмотрение, может быть, с наибольшей силой подчеркивающее своей спецификой самобытность сионизма, созревшего в недрах русского еврейства в форме политической генерации, — и этот гнозис принадлежит Дов-Бэру Борохову (1881-1917) и известен под именем «пролетарского (классового) сионизма». Появление последнего обязано тому смятению умов, что внес в еврейскую среду классовый подход Карла Маркса и что породило острейшую дилемму: либо во главе угла должен стоять марксистский классовый принцип и тогда еврейство как таковое, как своеобразный национальный конгломерат, непременно уходит в тень, а конечный результат по совокупности отождествляется с европейской эмансипацией — полного растворения еврейского начала, либо на пьедестал возносится национальность как заранее обусловленный внешний параметр, тогда как классовое расслоение еврейской сообщности становится коннотацией сионизма, а в конечном итоге русское еврейство в целом отчленяется от русского со-общника и отправляется в изоляцию. Сложность ситуации в еврейском мире усугубляется тем обстоятельством, что в русском еврействе Карл Маркс воспринимается не как представитель европейского еврейства и не как «антисемит Маркс», а как личность, причастная к еврейскому генотипу. Русское еврейство очутилось перед трудным выбором уже самой постановкой вопроса по типу «или-или»: классовое движение и неизбежная эмансипация (утрата еврейского качества) или национальное движение и непременная изоляция (утрата культурных тенденций), — и в этой сугубо рационалистической постановке таится ошибочность любого решения.
Ицхак Бен Цви (второй президент Израиля) представил прекрасную справку по этому периоду истории русского еврейства: «… одни повернули направо, другие подались налево. И те, и другие были чужды широкого охвата проблем еврейской действительности. Сторонники ассимиляции(в этнографическом, талмудистском, понимании — Г. Г. ) вообще игнорировали наличие национальной проблемы. Подобно страусу перед лицом опасности, они предпочитали прятать свои головы в песок, не желая видеть реальности. Национально-настроенная еврейская интеллигенция в свою очередь игнорировала наличие классовых противоречий, отодвигая этот вопрос на более позднее время, в туманное будущее. Узость духовных горизонтов приводила к тому, что одни игнорировали национальный, а другие — классовый момент, сознательно или по святому неведению. В результате и те, и другие не в состоянии были удовлетворить запросы молодежи, искавшей ответа на животрепещущие проблемы дня. Не удивительно, что в этой обстановке возникло новое, третье, течение, которое более соответствовало условиям тогдашней еврейской действительности, — течение, которое объединило в одном и национальный и социальный моменты и получило название Поалэй-Цион или Сионизм-Социализм. Полтава — один из пунктов, откуда вышел Поалэй-Цион. Борохов являлся одним из творцов и лидеров его»(2002, с. 278; выделено мною — Г. Г).
Итак, сионистская модель Бэра Борохова базируется на подспудно ощущаемой, но все же реальной, основе третьей реальности, и именно в том основополагающем качестве, какой заложен в фундаменте теории С. Л. Франка, и какой поставлен смыслом в древнееврейском уложении о радуге в облаке как подлинно еврейском согласии и примирении противоположностей. В конкретном плане это означает, что оперируя политэкономическими значениями как функциями, то есть конечными величинами, Борохов всецело находится в пределах поля предикации научного марксизма, но в аргументарном отношении, то есть теоретически-мыслительном порядке, выходит за рамки правоверного марксизма. Так произошло с классовой и национальной функциями, которые Борохов поставил в одно отношение как одноуровенные инстанции, тогда как в собственно марксизме национальность, взятая в общественной проекции, есть надстройка, вторичное производное от гегемона общества — классовых антагонистов. При этом в марксистских абстракциях Борохов всегда предусматривает реальное еврейское содержание («угнетенная нация», «подавленный народ») и в итоге получает вывод, который целиком отсутствует в анналах научного марксизма: "Словом, национальный вопрос для подавленного (угнетенного) народа сильно отрешается от связи с его основой, с материальными условиями производственной жизни, культурные запросы приобретают самостоятельное значение, и все члены нации заинтересованы в свободе национального самоопределения"(выделено мною — Г. Г. ). Однако подобный немарксистский оборот вовсе не изгоняет социальный классовый фактор и в продолжение темы у Борохова следует: "Освободительный процесс по существу своему не националистичен, а национален. Поэтому у передовых элементов угнетенной нации развивается реальный национализм, который не мечтает о сохранении традиций, не гипостазирует их, не обманывает себя фиктивным единством нации… Реальный национализм — это именно тот тип, который не затемняет классового самосознания. Встречается он только в среде передовых элементов угнетенных наций" (цитируется по Ш. Авинери, 1983, с. 206).
«Реальный национализм» Борохова есть другое выражение национального лица и его радикализм обнаруживается в утверждении природы этого еврейского состояния, присущего не коллективному сочетанию нации, а принадлежат отдельным «передовым элементам» общества, и, следовательно, национальное лицо есть отнюдь не автоматическое или наследственное, а только приобретенное право, требующее исполнения вполне определенных предпосылочных условий. Само собой разумеется, что для еврея это приобретение обуславливается принадлежностью к еврейскому духовному достоянию, и потому-то национальное лицо есть родитель культурного дитяти. В еврейской сфере эти перипетии и катавасии духа опосредуются в понятие Сиона, а бороховская конструкция сионизма зиждется на трехединном идеале, о котором он пишет в сочинении «К вопросу о Сионе и территории»: «Сион — освобождение еврейского народа; Сион — возрождение еврейской культуры; Сион — возвращение на древнюю родину». Данный идеал предназначается Бороховым для еврейского пролетариата, который воспринимается им в ореоле коренных марксистских свойств демиурга еврейского общества сионистского типа. Беря за основу своеобразие и самобытность классовой борьбы на Земле Обетованной, то есть в тесном переплетении и взаимосочетании классового и национального, Борохов не выпадает из универсальной марксистской схемы мирового развития, а выпячивает в марксистском многонике ту грань, на которой наиболее ощутим еврейский аромат автора марксистской парадигмы, который осязают лишь немногие, а еще меньше осмеливаются высказать это вслух, и возвещение Н. А. Бердяева завораживает не только глубокомыслием, но и смелостью: «Маркс создал настоящий миф о пролетариате. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм не есть только наука и политика, он есть также вера, религия. И на этом основана его сила» (1990, с. 83). Со времен авраамовых вера составляет ударную мощь еврейства, и не это ли обстоятельство Карл Маркс воплотил в силу своего учения?
