Английский для смелых. Истории о духах и привидениях / Great Ghost Stories - Сарапов Михаил (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
I repeated the question somewhat more loudly (я повторил вопрос несколько громче), but with the same result (но с тем же результатом). Then I lost patience, and let the sash down (тогда я потерял терпение и опустил окно; sash – скользящая рама в подъемном окне). As I did so the leather strap broke in my hand (когда я это делал, кожаный ремень порвался у меня в руке; to break – разламывать/ся/, разрушать/ся/), and I observed that the glass was covered with a thick coat of mildew (и я заметил, что стекло было покрыто толстым слоем плесени; coat – пиджак; мундир; слой, покров), the accumulation, apparently, of years (слой, накопившийся, по-видимому, за /многие/ годы; accumulation – накопление). My attention being thus drawn to the condition of the coach (когда я обратил таким образом внимание на состояние дилижанса; to draw attention – привлекать внимание), I examined it more narrowly (я осмотрел его тщательнее; narrowly – тесно, узко; тщательно; narrow – узкий), and saw by the uncertain light of the outer lamps that it was in the last stage of dilapidation (и в неверном свете наружных фонарей увидел, что он был в последней стадии обветшания). Every part of it was not only out of repair (каждая деталь его была не только не в порядке; repair – ремонт; починка; out of repair – в неисправном состоянии), but in a condition of decay (но и находилась в полуразвалившемся состоянии; decay – обветшание, разрушение). The sashes splintered at a touch (окна разлетались от прикосновения; splinter – лучина; щепка). The leather fittings were crusted over with mould (кожаные детали были покрыты коркой плесени; fitting – пригонка, прилаживание, подгонка /о деталях оборудования/; fittings – гарнитура; арматура; crust – корка), and literally rotting from the woodwork (и буквально отгнили от деревянных частей). The floor was almost breaking away beneath my feet (пол чуть ли не разваливался у меня под ногами). The whole machine, in short, was foul with damp (весь экипаж, короче говоря, разваливался от сырости; machine – машина, механизм; транспортное средство; foul – разложившийся, испорченный), and had evidently been dragged from some outhouse (и был вытащен, по-видимому, из какого-то неотапливаемого сарая; outhouse – надворная хозяйственная постройка) in which it had been mouldering away for years (в котором он прогнивал годами), to do another day or two of duty on the road (чтобы еще день-другой прослужить на дороге; duty – долг, служебные обязанности; to do one’s duties – выполнять свои обязанности).
I turned to the third passenger, whom I had not yet addressed (я повернулся к третьему пассажиру, к которому я еще не обращался), and hazarded one more remark (и рискнул /сделать/ еще одно замечание).
‘This coach,’ I said, ‘is in a deplorable condition (этот дилижанс, – сказал я, – находится в плачевном состоянии). The regular mail, I suppose, is under repair (рейсовый почтовый дилижанс, я полагаю, находится в ремонте; regular – постоянный, нормальный, регулярный)?’
He moved his head slowly, and looked me in the face (он медленно повернул голову и посмотрел мне в лицо; to move – двигать, перемещать; изменять положение), without speaking a word (не говоря ни слова). I shall never forget that look while I live (пока я жив, я никогда не забуду этого взгляда). I turned cold at heart under it (у меня от него: «под ним» застыло сердце; to turn – поворачиваться; делаться, становиться; превращаться; cold – холодный). I turn cold at heart even now when I recall it (у меня стынет сердце и сейчас, когда я вспоминаю его). His eyes glowed with a fiery unnatural lustre (его глаза горели противоестественным огненным блеском; unnatural – неестественный, ненормальный). His face was livid as the face of a corpse (его лицо было бледно, как лицо трупа; livid – синевато-багровый; серовато-синий; мертвенно-бледный). His bloodless lips were drawn back as if in the agony of death (его бескровные губы были растянуты: «оттянуты назад», словно в гримасе смерти; agony – мука, мучение; агония, предсмертное состояние), and showed the gleaming teeth between (показывая поблескивавшие зубы; between – между).
‘This coach,’ I said, ‘is in a deplorable condition. The regular mail, I suppose, is under repair?’
He moved his head slowly, and looked me in the face, without speaking a word. I shall never forget that look while I live. I turned cold at heart under it. I turn cold at heart even now when I recall it. His eyes glowed with a fiery unnatural lustre. His face was livid as the face of a corpse. His bloodless lips were drawn back as if in the agony of death, and showed the gleaming teeth between.
The words that I was about to utter died upon my lips (слова, которые я собирался произнести, умерли у меня на губах = на устах; to be about to do smth. – собираться сделать что-либо), and a strange horror – a dreadful horror – came upon me (и странный ужас – страшный ужас – овладел мной; to come upon – нападать, налетать, обрушиваться). My sight had by this time become used to the gloom of the coach (зрение мое к этому времени приспособилось к полумраку экипажа; to become used – привыкнуть к чему-либо; gloom – мрак; темнота; сумрак), and I could see with tolerable distinctness (и я стал видеть довольно отчетливо; tolerable – удовлетворительный, сносный; distinctness – ясность, отчетливость). I turned to my opposite neighbour (я повернулся к соседу напротив; opposite – расположенный, находящийся напротив, противоположный). He, too, was looking at me (он тоже смотрел на меня), with the same startling pallor in his face (на лице его была та же пугающая бледность: «с той же пугающей бледностью на лице»), and the same stony glitter in his eyes (и тот же холодный блеск в глазах; stony – каменный; недвижимый; холодный). I passed my hand across my brow (я провел рукой по лбу; brow – бровь; /поэт./ лоб, чело). I turned to the passenger on the seat beside my own, and saw (я повернулся к пассажиру рядом со мной: «на сиденье рядом с моим собственным») – oh Heaven! how shall I describe what I saw (о Небо = боже мой, как мне описать то, что я увидел)? I saw that he was no living man (я увидел, что он не был живым человеком) – that none of them were living men, like myself (что никто из них не был живым человеком, подобно мне)! A pale phosphorescent light (бледный фосфоресцирующий свет) – the light of putrefaction (свет разложения) – played upon their awful faces (играл на их ужасных лицах); upon their hair, dank with the dews of the grave (на их волосах, влажных сыростью могилы; dew – роса); upon their clothes, earth-stained and dropping to pieces (на их одежде, запачканной землей и разваливающейся на части); upon their hands, which were as the hands of corpses long buried (на их руках, которые выглядели как руки давно похороненных трупов). Only their eyes, their terrible eyes, were living (жили только их глаза, их ужасные глаза); and those eyes were all turned menacingly upon me (и все эти глаза были с угрозой: «угрожающе» обращены на меня; to menace – угрожать)!
