История тайных обществ, союзов и орденов - Шустер Георг (библиотека книг .txt) 📗

Георг Шустер

История тайных обществ, союзов и орденов

© «Центрполиграф», 2017

Часть первая

Введение

Во все времена и у всех народов существовали общества, союзы и ордена, которые сохраняли в тайне свои цели и приемы. Мы встречаем такие союзы в самых различных формах у диких первобытных народов, в глубокой древности, в мрачные Средние века, а также и в более светлые дни, которые явились на смену суровой, безотрадной эпохе.

Из древних времен нам известны тайные общества египетских и индийских жрецов, пифагорейцев и орфиков, различные греческие и римские мистерии, иудейские ессеи и кельтские друиды.

В Средние века мы встречаем общества плотников и каменщиков, известных под именем Bauhutten, впоследствии давших начало обществу свободных каменщиков – масонов; орден тамплиеров, тайные судилища; каланды – тайные общества взаимопомощи; братства Вольфганга, вальденсов и иезуитов. В Новые и Новейшие времена привлекают внимание розенкрейцеры, иллюминаты и рыцари солнца, карбонарии, секта друзов и дервиши, сицилийские мафиози, греческие гетерии, ирландские фении, ремесленные объединения «Странные товарищи», масоны и друиды. Насколько можно судить на основании дошедших до нас, частью весьма скудных, преданий и сведений об этих тайных обществах, они представляли собой или замкнутые кружки людей, возвышавшихся над общим уровнем своими дарованиями и высокими стремлениями, или служили во времена невзгод и гонений верным хранилищем высших духовных сокровищ, религий и философии, а также политических идей.

Казалось, почти все они служили одной и той же высокой цели: просвещению и облагораживанию ближнего, освобождению порабощенного человечества от духовного, политического и социального гнета. Впрочем, не подлежит сомнению, что их цели нередко бывали и довольно туманны и даже безнравственны, что под густым покровом таинственности скрывалась лишь гнусная погоня за чинами и титулами, что легкомысленные головы лишь по-детски забавлялись громкими фразами, бессодержательными обрядами и символами. Известно также и то, что нередко заведомые обманщики, фантазеры, личности пошиба Катилины, люди худшего разбора основывали такие общества или же втирались в существующие союзы, чтобы пользоваться ими для своих личных, низменных целей.

Из всех нравственных идей, которые когда-либо существовали, существуют и будут существовать на свете, религиозная идея отличается наибольшей устойчивостью и могущественной длительностью. Ее таинственная власть, непрестанно меняясь, господствует над человеческим сердцем, над нравственностью народной массы: эта идея руководит наукой, искусством и поэзией, всем ходом мировой жизни, историческими путями человечества.

Много веков подряд человечество мучительно работало над уяснением религиозной проблемы, но до сих пор еще не проникло в ее сущность и вместе с тем не разрешило загадки бытия. Философы, теологи, антропологи, скептики, Иов, Аристотель и Софокл, Цицерон, Августин и Фирдоуси, Шекспир, Кальдерон, Вольтер и Шопенгауэр – все они работали над этой проблемой. Но им удалось установить лишь одно основное положение: человек не может отречься от Бога, все равно, стоит ли он на низшей ступени первобытного состояния или же на вершине цивилизации, «человек неизбежно должен проникнуться идеей божества, он не может отречься от нее, как не может освободиться от собственной совести». Гений также не может быть чуждым религиозного чувства. Как сильна искренняя религиозность, доказал Гете, написав свою превосходную оду «Границы человечества».

Религиозное чувство в человеческом обществе пробуждается значительно раньше, чем люди начинают различать добро и зло.

Конечно, у первобытных народов не существует той ясности, какую мы наблюдаем у иудеев, христиан и магометан. Во всей их духовной жизни нет единства, нет определенной системы. Первобытный человек повсюду вокруг себя видит властные проявления сил природы, которые вызывают в нем тягостное ощущение собственного ничтожества и сознание своей подчиненности. Природа кажется ему подавляющей его враждебной силой, которая со всех сторон бесчисленными препятствиями стесняет и ограничивает волю. И в беспрерывной борьбе с этим грозным врагом он не успевает разобраться во внутренней сущности его. Ужасающие его громы и молнии, утренняя и вечерняя зори, страшная сила бушующих ураганов, пламя вулканов, видимое на громадном расстоянии, возмущенные бурей кипящие волны океана – все это порабощает его ум и наполняет его страхом и ужасом; с другой стороны, вид звездного неба, согревающие лучи солнца, сияние луны и звезд производят на него глубокое впечатление своим величественным спокойствием и правильной сменой явлений. Даже безбрежная морская гладь, безграничная степь, таинственная тишина первобытного леса, шелест деревьев, тихий плеск источников, уходящие в облака снежные вершины гор расширяют кругозор первобытного человека, этого исполненного предрассудков «существа человеческого рода»; они пробуждают и приковывают к себе его внимание.

Великие явления природы пробуждают в человеческом духе глубокую потребность доискиваться причины каждого явления, каждого события, причем у первобытных народов проявляется сильная наклонность до известной степени олицетворять все силы природы. Неправильное применение закона причинности приводит затем к тому, что человек ставит себя в такую зависимость от созданных его воображением признаков, что не в состоянии уже от них отрешиться. Если же предметы внешнего мира представляются одушевленными и обладающими волей, они кажутся также виновниками бедствий, истинная причина которых скрывается от умственного взора человека. Вследствие этого в глубинах человеческого ума возникает смутное предчувствие, что людям удастся со временем сделаться повелителями природы. Человек предается безумной мечте, будто он в состоянии уничтожить или, по крайней мере, ослабить влияние природных сил. Поэтому он прибегает к известным приемам, знакам, изречениям, которые уже проявили свое действие, – наивный самообман, не чуждый в более утонченном виде даже самым высоким умам.

Такие моменты в жизни народов обозначают начало религиозного поклонения; эти начала, подобно, например, идее жертвоприношения, неразлучно сопутствуют историческому развитию религиозной мысли. «Идея жертвоприношения выражается в различных деяниях; она заставляет браминского йогина бросаться под колесницу Джагерната, она руководит финикийскою матерью, которая кидает свое дитя на раскаленные руки Молоха; она заставляет грека приносить гекатомбу (100 быков) в жертву Зевсу. Эта же идея внушает желание буддисту положить цветы к ногам статуи своего пророка, монахине и деве солнца – дать клятву в вечном целомудрии, а мусульманину – во славу своего Аллаха убивать гяуров; она учит христиан уничтожать альбигойское население целых городов; создавать инквизиционные суды, которые предпринимают массовые сожжения «ведьм», и руководит благочестивым паломником, который на коленях взбирается по ступеням собора Петра и Павла. Все это различные выражения одной и той же идеи жертвоприношения».

Объектом религии в ее первобытной и грубой форме является все, что привлекает к себе взоры человека, стоящего на уровне анимизма: цветы, камни, раковины, перья, живые существа.

Из неодушевленных предметов особенное поклонение вызывали камни. Метеориты, упавшие на землю в раскаленном виде, легко возбуждали благоговение. Они становились фетишами. Памятниками такого фетишизма, бесспорно, является, например, камень в Вифлееме, освященный, согласно библейскому сказанию, Иаковом, который на нем отдыхал; черный камень в Каабе, в Мекке, и тот, который замурован в мечети Омара в Иерусалиме. Даже в XI веке от Рождества Христова английская церковь все еще вынуждена строгими эдиктами бороться с продолжавшимся культом камней.