Тайна воцарения Романовых - Шамбаров Валерий Евгеньевич (версия книг .TXT) 📗
Сперва Иван основал Ивангород, предполагавшийся как город-порт в противовес немецкой Нарве. Не тут-то было. Конкуренты грабили и топили русские суда, купцов в Ревеле (Таллине) сжигали и варили в котлах. Тогда Иван изгнал ганзейцев из Новгорода и начал войну, заключив союз с Данией, тоже недовольной засильем Ганзы на Балтике — это была первая война России в коалиции с западной державой. А союзницей Ганзы стала Швеция, очередной раз отпавшая от Дании. В ходе боевых действий русские атаковали Финляндию, эскадра поморских кораблей под командованием князей Ушатых обогнула Кольский полуостров, захватила три шведских судна и высадила десант, приведший “под государеву руку” Лапландию. Шведы в ответ разгромили Ивангород. Борьба кончились “вничью”, поскольку Швеция сочла за лучшее покориться датскому королю, и он вышел из войны. Но в итоге установились регулярные отношения с Данией, русские стали торговать в Скандинавии, а в Москве иностранцы отмечали немецких, скандинавских, польских, венгерских купцов.
При Василии III стали привлекать и иноземных военных специалистов, в столице возникла Немецкая слобода, носившая характерное название “Налейки” — в то время европейцы пили куда круче, чем русские. Василий продолжил успешные войны с поляками, отобрав у них Смоленск, Чернигов, Северскую землю. Расширялись дипломатические контакты с германским императором, папой. Хотя в Риме их воспринимали весьма однобоко, и, например, вежливые послания Василия к Клименту VII поняли так, будто царь уже признает над собой власть римского первосвященника.
Конечно, русские порядки и обычаи отличались от западных. Но надо помнить, что в то время до “унификации” Европы было далеко, и остальные государства тоже были не похожи друг на друга. В той же Ливонии яркой спецификой являлось резкое национальное неравенство. Господствующей нацией были немцы, а эстонцев и латышей не принимали ни в цеха ремесленников, ни в торговые гильдии. Всей землей владели тоже немцы, и крепостное право было самым жестоким в Европе. В 1518 г. здешние правители и юристы провели кодификацию законодательства, взяв за основу римское право. Но при этом пошли по пути прямых аналогий и крестьян приравняли… к римским рабам. Прибалтика стала единственным регионом Европы, где широко практиковалась розничная торговля крестьянами — цена человека составляла 40–70 марок, за специалиста или красивую девушку платили 100. Хозяин обладал неограниченной юрисдикцией над крестьянами вплоть до “права первой ночи” и смертной казни. Так, за кражу улья в первый раз полагались розги, во второй — отсечение головы.
Швеция в 1523 г. все же отделилась от Дании, и в Скандинавии стало две державы: Дания — включавшая Норвегию, и Швеция — включавшая Финляндию. Обе страны стали непримиримыми соперницами. Обе были вовлечены в Реформацию, приняв лютеранство, и благодаря этому усилились, поскольку к государству перешли церковные богатства и земли (а они составляли 35 % обрабатываемых территорий). Обе привлекали специалистов-эмигрантов из Нидерландов и Германии, предоставляя им освобождение от налогов и прочие льготы, что способствовало возникновению промышленности. Но мануфактуры тут были не частными, а королевскими — в основном, работали на армию. Воспользовавшись ослаблением немцев в религиозных войнах, датчане победили Ганзу, она покатилась к упадку. А Швеция была богата природными ресурсами, усиленно развивала горное дело и металлургию, вышла на первое место в Европе по производству и экспорту железа и меди. Хотя это вызвало перекос в экономике. Дефицитом здесь были, к примеру, ткани. В итоге наживались голландцы, поставляя их в Швецию и скупая металл.
Датские и шведские крестьяне считались лично свободными, но трудились на государственной или дворянской земле. К тому же в Дании, как и в Англии, развернулся процесс “огораживания”, и за вторую половину XVI в. доля крестьян-собственников уменьшилась с 20 до 6 %. Норвегия и Финляндия в составе этих государств формально считались равноправными частями, на деле занимая “второсортное” положение. Государственными языками были языки метрополий, в администрацию назначались, соответственно, датчане или шведы. И финнам под шведами жилось много хуже, чем норвежцам под датчанами. Налоги были выше, а вдобавок финны были не только подданными, но и зависимыми от короля людьми, наподобие государственных крепостных. Они служили основным источником рекрутских наборов. Многие бежали, и как раз финны вместе со швейцарцами и шотландцами составляли в Европе большую долю бродячих солдат-наемников.
А спецификой Речи Посполитой были ее “свободы”. Здесь, собственно, реализовалось то, за что ратовали французские поборники теорий “общественного договора”. Всесилие знати. Короли утратили собственность на львиную долю земель, прикармливая аристократов наградами. Не имели ни реальной силы, ни денег, ни своей армии и вынуждены были идти на поводу у знати и поддакивать решениям сейма — где заседали те же аристократы, ограничивая власть монархов и вынося постановления, выгодные им самим. Герберштейн, посетивший Польшу в 1520-х гг, констатировал: “Они не только пользуются неумереной свободой, но и злоупотребляют ею”.
Как и в теориях “общественного договора”, свобода отнюдь не касалась основной массы населения. Историки, часто цитирующие язвительную критику шляхты насчет “рабских” порядков в России, обычно не приводят или искажают ответы русских. А отвечали всегда одно: таких “свобод”, как у вас, нам и даром не надо. Польская “демократия” вылилась в абсолютный беспредел знати. У нас почему-то принято писать только о “монголо-татарском иге”, молчаливо подразумевая, будто русским землям, попавшим под власть культурных западных соседей, больше повезло. Но вот как описывает порядки в Литве Герберштейн: “Народ жалок и угнетен тяжелым рабством. Ибо если кто в сопровождении слуг входит в жилище какого-нибудь поселянина, то ему можно безнаказанно творить что угодно, грабить и забирать необходимые для житейского употребления вещи и даже жестоко побить поселянина… Со времен Витовта вплоть до наших дней они пребывают в настолько суровом рабстве, что если кто будет случайно осужден на смерть, то он обязан по приказу господина казнить сам себя и собственноручно себя повесить. Если же он случайно откажется исполнить это, то его жестоко высекут, бесчеловечно истерзают и тем не менее повесят… Если судья или назначенный для разбора дела начальник пригрозит виновному в случае его замедления или только скажет ему: “Спеши, господин гневается”, несчастный, опасаясь жесточайших ударов, оканчивает жизнь петлею”.
В 1566 г. был принят Статут, согласно коему право владеть землей признавалось только за шляхтой. Простолюдины, как крепостные, так и свободные, могли иметь лишь движимое имущество, а землю должны были арендовать у землевладельца. При этом попадая под его полную административную и юридическую власть — любой шляхтич обладал правом суда и расправы в своих имениях. Но вдобавок господину требовались средства для “шляхетского” образа жизни, балов, пиров, охот. И подати были огромными. Крестьянин каждый год отдавал 10 % — не от дохода, а от всего имущества. Плюс еще другие поборы — очковое (с ульев), рогатое (со скота), ставщина (за ловилю рыбы), спасное (за выпас скота), желудное (за сбор желудей), сухомельщина (за помол), дудок (при рождении ребенка), поемщизна (при заключении брака).
Иезуит Скарга возмущался: “Нет государства, где бы подданные и земледельцы были так угнетены, как у нас, под беспредельной властью шляхты. Разгневанный владелец или королевский староста не только отнимает у бедного хлопа все, что у него есть, но и самого убьет, когда захочет и как захочет, и за то ни от кого дурного слова не потерпит”. В 1569 г. была заключена Люблинская уния, по которой Литва утратила прежнюю автономию. Речь Посполитая превратилась в единый организм уже не только с одним королем, но и с одним сеймом, общими финансами. Только главнокомандующих осталось два — коронный гетман и литовский гетман. Причем южнорусские области — Киевщина, Брацлавщина, Подолия, Волынь, перешли из-под литовской юрисдикции под непосредственное управление Польши. Хотя на бумаге при этом гарантировалось сохранение прежнего языка, веры и обычаев, но бумага в Польше ничего не значила, паны были фактически неподсудны.
