Немецкие бронетанковые войска. Развитие военной техники и история боевых операций. 1916–1945 - Неринг Вальтер (лучшие книги .TXT) 📗
Эти процессы после 1945 года были освещены в печати и публицистических выступлениях, от случая к случаю подвергались критике – зачастую в неверном освещении. Подготовка танкистов началась с середины 1920-х годов. С германской стороны в ней принимали участие ряд молодых офицеров и инженеров, которые с 1933 года стали ценными преподавателями для германских бронетанковых войск. Среди них были такие офицеры, как Хаарде, Колль, Кребер, Кречмер, Линнарц, Недтвиг, Зибург, Штефан, барон фон Тома-и-Томале, затем с 1929 по 1933 год старший инженер Бауманн, доктор Мерц и инженер Энгель. Руководство школой осуществлял с 1927 по 1929 год директор Мальбранд, с 1929 по 1931 год майор барон фон Радльмайер и завершил в 1933 году майор Гарпе.
Полковник Гудериан в 1932 году вместе с генералом Лутцем, будучи в командировке, посетил танковую школу «Кама», где не только готовились будущие искусные танковые командиры, но также проходили испытания прототипы первых германских танков.
С советской стороны на учебные курсы и тактические маневры в Германию направлялись наряду с будущим маршалом (с 1935) Тухачевским также и другие, ставшие известными во время Второй мировой войны советские генералы и военачальники, такие как, например, будущий маршал (с 1943) Жуков. Отношения между офицерами рейхсвера и Красной армии всегда сохранялись дружественными. Ставший позднее генерал-майором Теодор Кречмер, который в 1933 году был слушателем последнего, через несколько месяцев прерванного учебного курса в школе «Кама» сообщал, что завершение этих танковых курсов в августе 1933 года «воспринималось русскими как весьма печальное событие». Окончание последнего учебного курса в Казани прошло осенью 1933 года почти без всяких осложнений. Только ликвидация совместного оборудования и средств обучения вызвала некоторые трения, особенно для генерала Лутца, которого особенно заботило надежное возвращение прототипов германских танков. Но в конце концов и эта «проблема» к взаимному удовлетворению была решена после личного вмешательства Тухачевского [25].
Советский полковник инженерных войск Мостовенко в своей книге «Танки вчера и сегодня» (1961) описывает результаты тогдашнего германо-советского сотрудничества и отмечает, что «…в области военной техники в 1924–1928 годах была проделана значительная работа… В период 1928–1931 годов советская военная наука определила для каждого времени оптимальную организационную форму моторизованных и бронетанковых частей и соединений. В 1929 году началось создание моторизованных формирований, способных к самостоятельным оперативным действиям…». Подобным же образом советский журнал «Техника и вооружение» (№ 9/1966) сообщал о развитии русского танкостроения с 1920 года.
Школа «Кама», которая очень скоро перестала быть секретом для ведущих мировых держав, не представляла собой нарушение условий Версальского договора, поскольку в Казани не только не изготавливались танки, но и оттуда «не ввозились в Германию танки или другое аналогичное оружие». Так что с точки зрения тогдашних мировых держав все там происходившее никоим образом не могло привести к существенному повышению германского танкового потенциала.
Даже иностранные публицисты не ставили под сомнение законное стремление германского политического и военного руководства выйти из односторонних ограничений статьями Версальского договора германского суверенитета, как это в свое время с успехом удалось сделать Пруссии против Наполеона I под управлением Шарнхорста и Гнейзенау. Британский публицист Бэзил Генри Лиддел Гарт утверждал в своих работах, что позиция, влияние и результаты действий германских генералов между 1930 и 1945 годами таковы, какими они и должны были быть изначально, что Сект со всей своей энергией посвятил себя одной задаче – снять с Германии оковы Версальского договора и «подготовить дорогу к тому, чтобы Германия вернула себе военную мощь, – как это должен был делать каждый солдат любой страны в аналогичных обстоятельствах».
Ценность школы «Кама» состояла в том, что ее деятельность представляла собой подготовку для последующей реорганизации сухопутных сил. Практическое использование подготовки и опыта учебных танковых курсов Казани было в то время в Германии невозможно, поскольку в стране вплоть до 1935 года не существовало бронетанковых частей. «Кама» дала возможность сформировать группу хорошо образованных офицеров-инструкторов, без которых быстрое создание первых учебных подразделений в 1934–1935 годах едва ли было бы возможно.
Между высшим военным командованием обеих стран не было заключено никаких договоров, существовали только договоренности. Правительство Германии и ее президент дали свое согласие и регулярно информировались о происходящем. Упреки в адрес Секта, появлявшиеся порой в прессе, являлись совершенно безосновательными. Поэтому правительство Германии, которое заблаговременно узнало, что союзники по Антанте, очевидно, были готовы не обращать внимания на общее обещание разоружения согласно преамбуле к части V Версальского договора, действовало в соответствии с поведением командования сухопутных войск. В начале января 1923 года в кабинете Куно [26] возникло мнение, что в результате занятия Рурской области франко-бельгийскими войсками Версальский договор односторонне нарушен союзниками по Антанте, а поэтому его условия более не обязательны для Германии.
Сект, который недоброжелательно относился к большевизму, сумел прагматично извлечь из всего этого пользу в условиях необходимости глубоких ограничений государственного суверенитета. Один из его последователей и преемников, генерал Курт барон фон Хаммерштайн-Экворд [27], с 1931 по 1934 год занимавший пост главнокомандующего рейхсвером, разъяснил свою точку зрения 24 апреля 1931 года перед офицерами 2-го группового командования в Касселе: «…Германская внешняя политика на протяжении последних лет проводится по абсолютно прямой линии. Ее дипломаты ищут поддержки у Москвы, поскольку Запад пока не в состоянии предложить нечто сравнимое с тем, что могут предложить русские. Отношения с Москвой представляют собой пакт с дьяволом; но у нас нет другого выбора… Отсюда вывод для командования сухопутных сил: непоколебимо отвергать все влияния на интересы вооруженных сил. Нельзя упускать ни малейшей возможности для расширения этой работы…» Сенсационно выглядели также «разоблачения» Филиппа Шейдемана [28] 16 декабря 1926 года в рейхстаге о предполагаемом «союзе рейхсвера с русскими». Они также стали одной из причин последующего ухода Шейдемана, политика которого в отношении вооруженных сил оставалась в значительной степени спорной.
Сухопутные войска Германии и танк (1921–1926)
Танки и наряду с ними танковые подразделения были запрещены в Германии на основании Версальского договора. Оставшиеся от бывших «батальонов тяжелых танков» боевые машины времен войны были лишены моторов в Висбадене. Такая же судьба постигла и «добровольный танковый батальон Феттера», который участвовал в боях против спартаковцев [29] в Берлине. В ходе этих боев погиб последний офицер танковых войск Шефер.
Память о танках оставалась после войны лишь в транспортных частях, которые в количестве семи подразделений обслуживали семь дивизий, из которых состояли сухопутные силы Германии.
Подобно тому как в 1921 году многие испытанные в боях молодые офицеры переходили в кавалерию (как ставшие позднее генералами танковых войск Дитрих фон Заукен и Герман Бальк), чтобы использовать свой пехотный опыт в кавалерии, таким же образом поступало и командование сухопутных сил при переформировании транспортных частей. Тогда и в более поздние времена в них переводились молодые «обстрелянные» добровольцы, чтобы в рамках чрезвычайно ограниченного Версальским договором офицерского корпуса сохранить для рейхсвера опытных фронтовых офицеров.
