Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I - Карпов Владимир Васильевич (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Бедов попросил:
— Разрешите мне взять вашу машину, на ней пропуск на въезд в Кремль и ваши номера, которые все знают, иначе мне в Кремль не попасть, да и вообще по городу проехать свободнее.
Бедов выполнил поручение Жукова, он побывал в Кремле, узнал, что Сталин работает там. На своем месте в Генеральном штабе был и Шапошников: Бедов подробно рассказал мне об этой поездке. Чтобы читатели лучше представили себе, что тогда происходило в городе, я добавлю для полноты картины сведения из других источников.
В Москве в эти дни было неспокойно. О новом наступлении немецких войск узнали, конечно, не только в военных учреждениях, но и почти все жители Москвы. Артиллерийская канонада и бомбежки слышны были всем. Вот что сказано в воспоминаниях начальника тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева, человека, которому можно верить и который хорошо знал обстановку:
«Утром 16 октября мне позвонил начальник Генштаба маршал Б. М. Шапошников и передал приказ Сталина всем органам тыла немедленно эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить специальный поезд. Позднее в тот же день у меня состоялся разговор со Сталиным, который подтвердил это распоряжение…»
Решение об эвакуации государственных учреждений, Генерального штаба и Ставки подтверждается и постановлением Государственного Комитета Обороны об эвакуации Москвы, где говорилось о необходимости немедленно начать эвакуацию правительства. Верховного Совета, наркоматов, дипломатического корпуса и других учреждений, о вывозе ценностей и исторических реликвий из Оружейной палаты Кремля. В одну из ночей, соблюдая строжайшую тайну, извлекли из Мавзолея тело В. И. Ленина и отправили под особой охраной в специальном вагоне в Куйбышев.
Был в этом постановлении и такой пункт, о существовании которого Сталину очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, особенно когда стало ясно, что Москва выстояла. В нем было сказано, что товарищ Сталин должен эвакуироваться сразу же после издания этого постановления.
Как же можно допустить, чтобы народ узнал о колебаниях великого полководца, о его попытке, прямо скажем, удрать из Москвы, когда войска из последних сил обороняли столицу? Поэтому долгие годы текст этого постановления не публиковался, во всяком случае до 1988 года.
Как только в Москве приступили к широкой эвакуации населения и учреждений, качалось то, что назвали позже «московской паникой», — беспорядки, о которых ходило и до сих пор ходит много слухов. Многие очевидцы подтверждают, что действительно в городе растаскивали товары из магазинов, складов, да, собственно, даже и не растаскивали, а было такое полуофициальное разрешение все разбирать.
О том, что происходило в эти дни в Москве, несколько раз публиковал обширные статьи журналист Лев Колодный. Ниже я пересказываю несколько эпизодов из них. Вот выдержки из двух писем, которые ему прислали читатели. В. Л. Таубен сообщил:
«В тот день на Большой Полянке я видел своими глазами: склады магазинов были открыты, продукты выдавались бесплатно всем, кто хотел их взять. Естественно, многие, я в том числе, восприняли это как знак предстоящей сдачи Москвы».
Москвичка Э. Борисова пишет:
«Утром того дня вдруг заговорило радио (черная тарелка), без всякого представления кто-то сообщил, что Москва находится в угрожающем положении и поэтому предлагается уезжать или уходить из города кто как может. Единственная дорога свободная — шоссе Энтузиастов, железная дорога — Ярославская. Предлагалось получить двухнедельное пособие на службе. И все. Кто говорил, от чьего имени, так и осталось неизвестным».
На вокзалах грузились эшелоны заводов и учреждений. Множество людей уходило пешком по шоссе — на восток страны.
Лихорадочно, торопливо работало в эти ночи (а по случаю спешки — даже днем) ведомство Берии. Срочно уничтожались арестованные и отбирались те, кого предстояло вывезти. Говорят, именно в эти дни были случаи, когда в тюрьмах Москвы расстреливали сотни человек в сутки. Наиболее «ценных» арестованных, которых готовили в качестве участников грандиозного процесса, похожего на «военный заговор» 1937-1938 годов, отправили под усиленным конвоем в Куйбышев. В этой группе были дважды Герой Советского Союза, помощник начальника Генерального штаба Я. Смушкевич, бывший заместитель наркома обороны и командующий советской авиацией генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза П. Рычагов и его жена, тоже летчица, генерал-полковник, начальник управления ПВО страны Герой Советского Союза Г. Штерн…
Только прибыли вагоны с узниками на место, как вслед им, 18 октября, пришло предписание наркома НКВД генерального комиссара государственной безопасности Берии — немедленно расстрелять 25 заключенных, среди которых находились и вышеназванные военачальники. Приказ был выполнен немедленно, все были расстреляны без суда и следствия.
В Москве начались грабежи и беспорядки, которые чинили дезертиры и всякая другая нечисть. 19 октября Государственный Комитет Обороны принял постановление о введении в Москве осадного положения. В первых строках говорилось о Жукове:
«Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100— 120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову».
Дальше говорилось о введении комендантского часа и о строжайшем наведении порядка в Москве органами охраны и войсками НКВД и милиции и предписывалось:
«Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду Военного Трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
1 ноября Жукова вызвали в Москву. Сталин сказал:
— Мы хотим провести в Москве кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?
Жуков ответил:
— В ближайшие дни враг не начнет большого наступления. Он понес в предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска. Против авиации, которая наверняка будет действовать, необходимо усилить ПВО и подтянуть к Москве истребительную авиацию с соседних фронтов.
Утром 6 ноября позвонил Сталин:
— Завтра будем проводить парад. А сегодня вечером будет торжественное заседание Моссовета, Для безопасности проведем его на станции метро «Маяковская». Позволит ли вам обстановка приехать на заседание?
Жуков присутствовал на этом торжественном заседании. Но на трибуне Мавзолея во время парада он не был, находился на командном пункте, готовый немедленно принять все необходимые меры, если гитлеровцы попытаются кинуться на Москву.
Для всей страны парад стал неожиданным, потрясающе радостным событием. Поэтому мне хочется коротко рассказать о том, что происходило тогда на Красной площади. Рассказать не от себя, — я в этот день был еще заключенным в одном из лагерей Сибири и писал письма Калинину с просьбой отправить меня на фронт.
Это был парад хотя и традиционный, но необыкновенный. Парад не только военный, но и политический, парад-вызов, парад презрения к врагу, парад-пощечина: вот вам! Вы кричите о взятии Москвы, а мы проводим свой обычный праздничный парад!
В дни, когда враг находился в нескольких десятках километров от города, проведение парада было очень рискованным. Ведь если бы немцы узнали о нем, они могли обеспечить десятикратное превосходство наземных и воздушных сил, пронзить, как ударом кинжала, нашу оборону на узком участке и ворваться прямо на Красную площадь. Разумеется, это предположение гипотетическое, однако же и не слишком. Немцы ведь не раз прошибали нашу оборону своими клиньями за короткое время и на большую глубину.
Но на этот раз они удара не подготовили. Их разведка не узнала о готовящемся сюрпризе. Когда начался парад, только в эту минуту была включена радиостанция и пошла трансляция на весь мир. Его, конечно, услышали и в Берлине, и в «Волчьем логове», но все это было так неожиданно, так невероятно, что не знали, что же предпринять. Все боялись доложить Гитлеру о происходящем. Он сам совершенно случайно, включив радиоприемник, услышал музыку и твердую поступь солдатских сапог. Фюрер сначала принял это за трансляцию о каком-то немецком торжестве, но, услышав русскую речь, команды на русском языке, понял, что происходит. Фюрер кинулся к телефону. Он понимал — ругать разведчиков и генштабистов не время, они ничего не успеют предпринять, поэтому позвонил сразу в штаб группы армий «Центр».
