Очерки истории российской внешней разведки. Том 5 - Примаков Евгений Максимович (читать книги регистрация .TXT) 📗
Среди этих людей были медицинские работники, учителя, служащие государственных учреждений, главным образом молодые или среднего возраста мужчины и женщины. По понятным причинам мы не вправе разглашать их имена, и поэтому, рассказывая о некоторых из них, ограничимся присвоенными им псевдонимами.
Афганистан — многонациональное государство, где основной нацией являются пуштуны, исторические создатели афганской государственности. Национальный вопрос всегда остро стоял в этой стране. Если спросить афганца, кто он по национальности, ответ будет обычным: я — афганец, или: я — мусульманин, но если уточнить, из какого племени, то можно услышать: из таджиков, из персов, из такого-то пуштунского племени. Непуштунские народности населяют в основном северные провинции Афганистана, и именно там осела значительная часть эмиграции из СССР после Гражданской войны и разгрома басмаческого движения в Средней Азии.
В годы Второй мировой войны и до нее, когда позиции фашистской Германии в Афганистане были сильны, афганские власти рассматривали эмигрантов из СССР, а заодно и коренное население Севера в качестве потенциальной силы против Советского Союза, но после войны увидели в них потенциальную силу против самих себя. В Кабуле считали, что это население ввиду его этнического единства с народами Средней Азии является базой для деятельности советской разведки. И не случайно в правящих кругах страны вынашивались планы кардинального решения этой проблемы: предполагалось выселить коренное население севера в другие районы Афганистана, а на его место переселить часть пуштунских племен с юга и юго-востока. Эта программа была реализована лишь частично: к 1951 году в северные провинции было переселено более 10 тысяч семей пуштунов, которые были обеспечены земельными наделами и средствами для устройства на новом месте. Сколько было выселено коренного населения, осталось неизвестным.
Агентурная сеть кабульской резидентуры позволяла знать о настроениях в афганской верхушке и ее мероприятиях по контролю за северными провинциями страны. Король Захир Шах и в особенности премьер-министр Хашим Хан (1933–1946 гг.) всерьез опасались в 1946 году, что «СССР намерен отхватить часть Афганистана по примеру Иранского Азербайджана». Они не раз публично заявляли: «Мы, афганцы, будем драться до последнего за свою землю».
Афганское правительство длительное время проводило политику насильственной пуштунизации таджиков, узбеков, туркмен и других национальностей, проживавших на севере страны. Обязательным было изучение языка пушту, само слово «таджик», например, официально не употреблялось, его заменили на «кухистанец».
В 1946 году кабульские власти решили провести поголовную паспортизацию всего населения северных провинций. Туда были направлены новенькие паспорта в большом количестве, и в Мазари-Шарифе, Герате и других городах началась кампания по установлению эмигрантов и прочих лиц, не являющихся подданными Афганистана. Их вносили в специальные списки, которые пересылались в Кабул для принятия «отдельного решения».
Территория Афганистана, в особенности его северные провинции, контролировались службой безопасности, полицией, жандармерией и погранкомиссарами, которые имели широкую агентурную сеть. Кроме того, в каждом селении имелись квартальные старосты. Они буквально сразу же узнавали о появлении на вверенной им территории любого неизвестного или постороннего человека. Хозяин дома, к которому приходил такой человек или же обращался к нему за помощью, был обязан под страхом наказания немедленно сообщить о нем квартальному старосте или в полицию. Если он по каким-то причинам этого не делал, то его сосед должен был донести и на хозяина, и на неизвестного пришельца. Наконец, в каждом населенном пункте был мулла, который знал все обо всех. Миновать такую густую сеть слежки и доносов было практически невозможно. Оказавшись в Афганистане, наши агенты-нелегалы неизбежно попадали в поле зрения местного населения, после чего их арестовывали и заключали в тюрьму.
Кабульская резидентура в 1945–1946 годах неоднократно информировала Центр о поимке советских агентов, заброшенных в Афганистан из СССР. Так, в январе 1946 года на основании агентурных данных она сообщила, что «три месяца назад афганцы задержали в районе Шинданда (Гератская провинция) трех советских разведчиков, идет поиск еще четырех, заброшенных в район Мазари-Шарифа, в районе Кундуза был задержан еще один советский разведчик». В конце января того же года начальнику Первого управления НКГБ СССР П.М. Фитину было доложено об аресте афганскими властями в г. Ханабаде двух местных жителей, у которых были обнаружены радиостанция и разведывательные документы. Затем были произведены аресты еще нескольких лиц в ряде городов Северного Афганистана.
В те годы от надежной агентуры поступала информация о том, что король Захир Шах, премьер-министр Хашим Хан, министр внутренних дел Навруз Хан и другие афганские официальные лица в узком кругу говорили о поимке советских агентов, заброшенных в Афганистан из СССР.
Общее число выведенных в Афганистан агентов-нелегалов нам не известно, поскольку сведений на этот счет в архивных материалах СВР нет, но было их по меньшей мере два-три десятка. Их провалы вскоре после скрытого пересечения границы были вызваны, с одной стороны, слабой подготовкой, плохой зашифровкой и неосторожным поведением на территории Афганистана, а с другой — упомянутой выше всеохватывающей системой сыска, доносов и слежки, которая царила в стране в годы правления премьер-министра Хашим Хана. Арестованных советских агентов судили и приговаривали к длительным срокам тюремного заключения. Условия их содержания в местах лишения свободы были крайне тяжелыми. Многие не выдерживали пыток и избиений во время допросов, другие погибали во время отбывания наказания, но были и такие, кто сумел приспособиться, войти в доверие к тюремному начальству и становился надсмотрщиком над своими товарищами.
Трагически сложилась судьба радистки «Мухабат», которой ко времени ее вывода в Афганистан исполнилось 20 лет. Ее задержали с поличным: у нее обнаружили рацию, оружие и другие уликовые материалы. Она была тут же препровождена в Кабул, где ей учинили допросы с пристрастием. Ее осудили на длительный срок лишения свободы и долгое время содержали в так называемом «зиндане» — тюремной камере под землей с решетками наверху. Там здоровье молодой женщины было почти полностью подорвано, цветущая девушка превратилась в старуху.
До середины 50-х годов никто в СССР не поднимал перед афганскими властями вопроса об освобождении наших граждан, о них как бы забыли, будто они не существовали вовсе. Обстановка изменилась, когда к власти в Афганистане пришел премьер-министр М. Дауд, который решительно пересмотрел состояние афгано-советских отношений. В годы его правления (1953–1963 гг.) советско-афганские отношения получили развитие, началось крупномасштабное сотрудничество между двумя странами, к концу 50-х годов в Афганистане работали тысячи советских специалистов. В этих условиях оставлять без реакции и внимания вопрос о томившихся в афганских тюрьмах советских людях было уже просто кощунственным. Тем более что в 50-60-е годы достаточно регулярно происходили встречи советских руководителей с королем Захир Шахом, премьер-министром М. Даудом и другими афганскими официальными лицами.
Однако ни Н.С. Хрущев, ни другие руководители СССР того времени, посещавшие Афганистан или принимавшие в Москве представителей высшего афганского руководства, не хотели брать на себя ответственность и поднимать перед афганцами вопрос о судьбе советских граждан, отбывавших наказание в афганских тюрьмах. Как правило, этот вопрос «спускался» на уровень МИД СССР и нашего посольства в Кабуле, да и то с оговорками, что ставить его перед афганской стороной следует при удобном случае и осторожно. При таком подходе наши робкие попытки добиться освобождения бывших агентов-нелегалов неизменно наталкивались на отрицательное отношение афганских властей соответствующего уровня. Они обычно ссылались на то, что «эти лица совершили особо тяжкие преступные деяния против Афганистана», и вопрос оставался в подвешенном состоянии, перспективы его решения были неясными.
