Мир в ХХ веке - Коллектив авторов (список книг TXT) 📗
Сплошная коллективизация развернулась с января 1930 г. Проведенная с беспрецедентным насилием, она стала одной из крупнейших трагедий народа в XX в. и привела к тяжелейшим долговременным последствиям. От политики “раскулачивания” пострадало, по некоторым данным, до 15 млн человек. Первым результатом этой политики стал массовый голод, разразившийся в 1932–1933 гг. именно в наиболее богатых зерновых районах страны, где каток коллективизации прокатился по крестьянству сильнее всего. Жертвами голода стали до восьми млн человек.
За 1929–1932 гг. поголовье крупного рогатого скота сократилось на 33 %, лошадей — на 32 %, свиней — почти вдвое, овец — в 2,5 раза. Начался массовый исход сельского населения в города. Однако это также входило в планы руководства — индустриализации требовались рабочие руки. В течение 30-х годов из села ушли более 15 млн человек, а численность рабочего класса увеличилась с 9 до 24 млн. Объемы сельскохозяйственного производства в результате коллективизации почти не изменились (лишь среднегодовое производство зерна увеличилось на 6–7 млн т). Зато эти показатели теперь обеспечивали не 55 млн крестьян-единоличников, а 35 млн колхозников, к тому же полностью зависимых от государства.
Безусловно, главным историческим результатом коллективизации было другое — осуществленный ценой больших усилий и издержек индустриальный скачок. Темпы роста тяжелой промышленности были почти втрое выше, чем и без того высокие показатели индустриального развития страны накануне первой мировой войны и составляли, по официальным данным, ежегодно 17 %. По абсолютным объемам производства промышленной продукции СССР занял второе место в мире после США. СССР превратился из аграрной страны в индустриально-аграрную. Созданный мощный промышленный потенциал заложил основу для победы в Великой Отечественной войне.
Вместе с тем рост тяжелой индустрии был достигнут ценой отставания легкой и пищевой промышленности, стагнации аграрного сектора, сверхцентрализации экономической жизни и окончательного слома механизмов саморегуляции экономики. Вместо этого в стране в 30-е годы оформилась общественная система мобилизационного типа, получившая в литературе оценку “тоталитарной”, “классической советской” и.т.д.
Ее экономическую основу составляли полное подчинение производителя государству и зависимость от него; ликвидация свободы труда и замена ее внеэкономическим принуждением; фактическое присвоение государством средств производства и рабочей силы; государственное регулирование рабочего дня и заработной платы; запрет забастовок; экономическая автаркия; милитаризация экономики и труда; государственное регулирование имущественных отношений.
Ее политической основой являлись господство однопартийной политической системы; уничтожение политических оппонентов в лице других партий и внутри правящей партии; сращивание партийного и государственного аппарата; создание системы официальных (огосударствленных) массовых организаций; унификация всей политической и общественной жизни; культ харизматического вождя; мощный репрессивный аппарат; разветвленный аппарат обработки общественного сознания.
В сфере духовной жизни она характеризовалась огосударствлением партийной идеологии и символики; изъятием и уничтожением литературы, не укладывающейся в идеологические рамки режима; государственным контролем над средствами массовой информации; жестким контролем над единой системой идеологизированного образования; унификацией и стандартизацией духовной жизни; деятельностью пропартийных творческих союзов.
Такая система организации общества держалась на двух важнейших “китах” — масштабной идеологической и политико-воспитательной работе, призванной убедить население в правильности проводимого политического курса, и отлаженной репрессивной машине, позволявшей не только наказывать противников режима, но и профилактировать их появление путем “срезания” целых слоев населения, потенциально опасных для власти.
На это были нацелены не только органы НКВД, но и само советское законодательство. Оно позволило, например, только по РСФСР, на вполне законной основе привлечь к судебной ответственности за 1926–1952 гг. судами первой инстанции около 40 млн человек. В эту цифру не вошли репрессии в ходе сплошной коллективизации, внесудебные решения “троек”, депортация народов и т. п. По официальным данным, в 1930–1952 гг. по обвинению в контрреволюционной деятельности и антигосударственных преступлениях были осуждены 3 778 234 чел., из которых 786 098 были расстреляны.
Построенный в СССР “государственный социализм” явился не только материализацией марксистско-ленинской идеологической концепции, но иной, альтернативной капитализму моделью развития индустриального общества. Ее создание стало одним из вариантов выхода из общемировой структурной перестройки. В отличие от радикального правого, фашистского, это был ультралевый вариант общемирового общественного развития. Столкновение этих альтернатив (а также и неолиберальной модели выхода из мирового кризиса, предложенной США, Англией и Францией) во многом определило и последующее их противоборство в ходе второй мировой войны.
Внешняя политика советского государства с октября 1917 г. не претерпела серьезных изменений. Она оставалась в плену идеологических догм. Однако если первоначально она строилась на убеждении Ленина, Троцкого и других лидеров большевизма в близости мировой революции (на нужды которой тратились колоссальные средства полунищей страны), то к концу 20-х годов утвердилась иная идеологическая схема, согласно которой признавалось, что СССР в течение достаточно долгого времени может оставаться единственной страной социализма (народная Монголия была не в счет), а потому поведение на международной арене должна была определять формула: “СССР — осажденная крепость”.
В течение многих десятилетий советская внешняя политика отражала противоречивость, обусловленную курсом на поддержку мировой революции и необходимостью устанавливать “нормальные” отношения с капиталистическим миром.
Изначально приоритет во внешней политике Советской России долгое время оставался за Германией: их объединяло положение “изгоев” в послевоенном европейском и мировом сообществе, а также стремление обеих стран преодолеть с помощью друг друга международную изоляцию. Советской России было необходимо получение кредитов и машин для нужд индустриализации. Германия была заинтересована в преодолении с помощью России ограничений, наложенных на нее Версальским договором. Обеим странам не только удалось достичь своих целей, но и заметно изменить сам характер межгосударственных отношений, сделать их более доверительными (что было подтверждено Раппальским договором 1922 г.).
Ситуация изменилась с приходом к власти в Германии фашистов. Довольно скоро все основные направления сотрудничества были свернуты, а с 1934 г. начинается кратковременный период переориентации внешней политики СССР на страны западной демократии (выразителем этого курса стал сменивший Г.В. Чичерина М.М. Литвинов). В рамках этого курса СССР был принят в Лигу Наций, попытался стать центральным звеном создаваемой системы коллективной безопасности в Европе, ограничить начинавшуюся фашистскую экспансию.
Начало кризису этого направления внешней политики СССР положил мюнхенский сговор западных демократий с фашистскими лидерами в отношении судьбы Чехословакии, происшедший не в последнюю очередь из-за заметного падения международного авторитета СССР в ходе массовых репрессий 1937–1938 гг. Весной 1939 г. советские руководители начали контакты с германским руководством относительно нового сближения. Интерес СССР лежал, в первую очередь, в заключении кредитного соглашения с Германией (необходимого в том числе и для финансирования обширных военных программ). Гитлеру же был необходим нейтралитет Сталина в намечавшейся войне с Польшей. Окончательное решение о тесном альянсе с Германией было принято в августе, когда московские переговоры с миссиями Англии и Франции зашли в тупик, а у Сталина появился реальный шанс договориться с Гитлером о разделе сфер влияния в Восточной Европе.
