Война с персами. Война с вандалами. Тайная история - Кесарийский Прокопий (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
Эллинизированный сириец, Прокопий родился около 500 г. [6]в административном центре Палестины Кесарии, цветущем торговом городе, где помимо других достопримечательностей имелась еще и хорошая риторическая школа. Византийцы считали Прокопия прекрасно образованным человеком, и младший его современник Агафий сказал о нем, что он «перерыл всю историю» [7].
Эта оценка и реальные знания Прокопия дают нам любопытную возможность уяснить себе тот круг исторических сведений, который, по представлениям византийцев VI в., давал его обладателю право считаться прекрасным знатоком истории.
Творчество Прокопия позволяет заключить, что он знал (и знал прекрасно) Гомера, Фукидида, Геродота, Ксенофонта и других античных авторов. Осведомлен он был и в истории Греции классического периода. Описывая, например, Фермопилы, он нисколько не сомневается в том, что его читателю известно о Леониде и трехстах спартанцах, погибших, защищая Фермопилы от персов [8]. Вместе с тем создается впечатление, что более близкую по времени римскую историю он знал гораздо слабее. Так, описывая продвижение византийского войска в ходе воины с готами к городу Беневенту, где в 275 г. до н. э. римляне одержали победу над Пирром, историк не говорит ни слова об этом событии, важном для римской истории (и для истории самого города, который именно в связи с этой победой был переименован из Малевента в Беневент), но пускается в долгий рассказ о том, как Диомед, сын Тидея, основал этот город [9]. Он упоминает о доме Саллюстия в Риме [10], но не ясно, в какой степени он знал творчество этого писателя.
Но с «Энеидой» Вергилия он, по-видимому, был знаком, и вообще был достаточно начитан в греческой и римской мифологии. Правда, и здесь не обошлось без курьезов, ибо храм Артемиды Таврической он при составлении «Войны с персами» локализовал в горах Тавра в Армении (у реки Евфрат) [11]. И лишь когда он работал над последней книгой «Войн» (она увидела свет в 553г.), ему стало известно, что жертвенник Артемиды находился в Таврике, т. е. в Крыму [12].
Но все же, если мир античных богов, Геракла и кентавров для него вполне привычен и знаком, то эпоха после Александра Македонского вплоть до середины V в. была для него далеким и неясным прошлым.
Так обучали в риторических школах Византии, где внимание было сосредоточено прежде всего и главным образом на Гомере и классических авторах. Потому-то и писал Прокопий в архаико-аттической манере, принятой среди образованной византийской элиты.
В науке за Прокопием достаточно прочно закрепилось звание консервативно настроенного аристократа, принадлежавшего к старой, восходящей к римским временам, сенаторской знати [13]. Этой устоявшейся точке зрения нам хотелось бы противопоставить некоторые вполне очевидные факты, свидетельствующие об ином круге, в котором сформировалось мировосприятие историка. В первую очередь сюда следует отнести представления самого Прокопия о знатности. В сочинениях историка встречаются весьма разнообразные термины, обозначающие ранневизантийскую аристократию. Это «благородный» (ευ γεγονώς) [14], «славный родом» (γένει λαμπρό) [15], «благородный по отцу» (εύπατρίς) [16], δη «славнейший» (επιφανέστατος) [17], «лучший» (άριστος) [18], «сенатор» (о εκ συγκλήτου βουλής) [19], «первый саном» (ό το άξςίωμα πρώτος) [20], «именитый (пользующийся почетом)» (δόκιμος) [21], «влиятельнейший» (λογιμώτατος) [22].
Прокопий, как видно, отличает в ранневизантийском обществе в качестве его верхов людей, благородных по рождению (причем некоторые могли быть благородными лишь со стороны отца), лиц, входящих в состав сената, отличающихся высотой званий, а также видных по положению, влиятельных, лучших. Вполне естественно возникает вопрос, совмещались ли, по Прокопию, эти качества в одном лице, и если нет, то кому среди перечисленных категорий лиц он отдает предпочтение.
Б. Панченко, в свое время наиболее тщательно изучивший вопрос о социальных взглядах историка, считал, что он наделял богатством, родовитостью, сановностыо и влиятельностью одних и тех же людей – высшее сословие империи, именуемое сенатом – ή σύγκλητος βουλή [23]. Однако терминологический анализ сочинений Прокопия приводит нас к выводу, что родовитость и сановность далеко не всегда сочетались в тех, о ком он упоминает в своих трудах. Примеры, подобные Мамиану из Эмесы, который был патрикием и в то же время отличался знатностью рода (γένει λαμπρός), обладая при этом и большим богатством [24], крайне редки, если не сказать единичны. Уже само выражение «был из числа секаторов в хорошего рода», употребленное им по адресу военачальника Ливии Ареовинда [25], свидетельствует о том, что сенатор и родовитый аристократ для Прокопия отнюдь не синонимы.
Любопытно и другое – само понятие родовитости у Прокопия достаточно своеобразно для человека, которого принято считать выразителем интересов консервативных кругов старой сенаторской аристократии, ибо в отличие, например, от своего современника Иоанна Лида [26]он относит понятие «благородный» не к лицам с пышной родословной, а всего лишь к тем, чьи недавние предки, достигнув высокого положения в имперской администрации, получили за это тот или иной высокий титул. Так, он считает родовитым (γένει μέγαν) императора 467 – 472 гг. Анфимия [27], хотя дед того происходил из семьи колбасника [28].
Показательно, что понятие родовитости у Прокопия распространяется даже на варваров, в частности, вандалов. Повествуя о бедственном положении Гелимера, он например, Говорит, что вместе с царем вандалов трудности терпело его окружение, состоявшее из его племянников, детей двоюродных братьев и сестер и «других благородных вандалов» [29]. Упомянутый выше термин «благородный по отцу» Прокопий также использовал по отношению к варвару – предводителю герулов Фаре [30].
Конечно, на страницах сочинений Прокопия встречается истинно родовитая знать, но это – провинциальная муниципальная аристократия, например, Анатолий из Аскалона, первым значившийся в городских таблицах [31], Мамилиан из Кесарии, отпрыск славнейшего рода [32]. Отдавая должное этой знати, Прокопий вместе с тем не испытывает чувства негодования или протеста, когда представители ее оказываются на весьма низких постах, как это случилось со «славным родом» Иосифием, писцом придворной стражи в Карфагене [33].
Характерно и другое. Говоря об аристократах того или иного города, Прокопий акцентирует внимание не столько на их родовитости, сколько на их значительности, о чем свидетельствуют термины «именитый» (δόκιμος) [34], «славнейшие» (επιφανέστατοι) [35], «влиятельнейшие» (λογιμώτατοι) [36]. А к этой группе можно отнести и чиновную знать провинций – так называемых honorati.
