Курс русской истории (Лекции I—XXXII) - Ключевский Василий Осипович (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Приобретения Ивана III и Василия III
Таковы новые явления, которые замечаются в территориальном собирании Руси Москвой с половины XV в. Сами местные общества начинают открыто обращаться к Москве, увлекая за собой и свои правительства или увлекаемые ими. Благодаря этому тяготению московское собирание Руси получило иной характер и ускоренный ход. Теперь оно перестало быть делом захвата или частного соглашения, а сделалось национально-религиозным движением. Достаточно короткого перечня территориальных приобретений, сделанных Москвой при Иване III и его сыне Василии, чтобы видеть, как ускорилось это политическое объединение Руси. С половины XV в. и вольные города со своими областями, и княжества быстро входят в состав московской территории. В 1463 г. все князья ярославские, великий с удельными, били Ивану III челом о принятии их на московскую службу и отказались от своей самостоятельности. В 1470-х годах покорен был Новгород Великий с его обширной областью в Северной Руси. В 1472 г. приведена была под руку московского государя Пермская земля, в части которой (по р. Вычегде) начало русской колонизации положено было еще в XIV в., во времена св. Стефана Пермского. В 1474 г. князья ростовские продали Москве остававшуюся за ними половину Ростовского княжества; другая половина еще раньше была приобретена Москвой. Эта сделка сопровождалась вступлением князей ростовских в состав московского боярства. В 1485 г. без боя присягнула Ивану III осажденная им Тверь. В 1489 г. окончательно покорена Вятка. В 1490-х годах князья Вяземские и целый ряд мелких князей черниговской линии — Одоевские, Новосильские, Воротынские, Мезецкие, а также сейчас упомянутые сыновья московских беглецов, князья черниговский и северский, все со своими владениями, захватывавшими восточную полосу Смоленской и большую часть Черниговской и Северской земель, признали над собой, как уже сказано было, верховную власть московского государя. В княжение Иванова преемника присоединены были к Москве в 1510 г. Псков с его областью, в 1514 г. — Смоленское княжество, захваченное Литвой в начале XV в., в 1517 г. — княжество Рязанское; наконец, в 1517—1523 гг. княжества Черниговское и Северское включены были в число непосредственных владений Москвы, когда северский Шемячич выгнал своего черниговского соседа и товарища по изгнанию из его владений, а потом и сам попал в московскую тюрьму. Мы не будем перечислять территориальных приобретений, сделанных Москвой в царствование Ивана IV за пределами тогдашней Великороссии, по Средней и Нижней Волге и в степях по Дону и его притокам. Довольно того, что было приобретено отцом и дедом царя, чтобы видеть, насколько расширилась территория Московского княжества. Не считая шатких, неукрепленных зауральских владений в Югре и земле вогуличей, Москва владела от Печоры и гор Северного Урала до устьев Невы и Наровы и от Васильсурска на Волге до Любеча на Днепре. При восшествии Ивана III на великокняжеский стол московская территория едва ли заключала в себе более 15 тысяч квадратных миль. Приобретения Ивана III и его сына увеличили эту территорию по меньшей мере тысяч на 40 квадратных миль.
Основной факт
Такова перемена, происшедшая в положении Московского княжества. Территориальное расширение само по себе — успех чисто внешний, географический; но оно оказало могущественное действие на политическое положение Московского княжества и его князя. Важно было не количество новых пространств. В Москве почувствовали, что завершается большое давнее дело, глубоко касающееся внутреннего строя земской жизни. Это чувство выразили тогдашние органы московской публицистики, летопись и юродивый. Летопись называет великого князя Василия III последним собирателем Руси. Только что упомянутый Шемячич северский был последний московский родом князь не из семьи Темного, находившийся на положении удельного. Когда его посадили в тюрьму, на московских улицах появился блаженный с метлой в руках. На вопрос, зачем у него метла, он отвечал: «Государство не совсем еще чисто; пора вымести последний сор». Если вы представите себе новые границы Московского княжества, созданные перечисленными территориальными приобретениями, вы увидите, что это княжество вобрало в себя целую народность. Мы знаем, как в удельные века путем колонизации в Центральной и Северной Руси сложилось новое племя в составе русского населения, образовалась новая народность — великорусская. Но до половины XV в. эта народность оставалась лишь фактом этнографическим, без политического значения: она была разбита на несколько самостоятельных и разнообразно устроенных политических частей; единство национальное не выражалось в единстве государственном. Теперь вся эта народность соединяется под одной государственной властью, вся покрывается одной политической формой. Это сообщает новый характер Московскому княжеству. До сих пор оно было одним из нескольких великих княжеств Северной Руси; теперь оно остается здесь единственным и потому становится национальным: его границы совпадают с пределами великорусской народности. Прежние народные сочувствия, тянувшие Великую Русь к Москве, теперь превратились в политические связи. Вот тот основной факт, от которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и XVI вв. Можно так выразить этот факт: завершение территориального собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское княжество в национальное великорусское государство и таким образом сообщило великому князю московскому значение национального великорусского государя. Если вы припомните главные явления нашей истории XV и XVI вв., вы увидите, что внешнее и внутреннее положение Московского государства в это время слагается из последствий этого основного факта.
Перемена во внешнем положении и в политике Москвы
Вследствие этого, во-первых, изменилось внешнее положение Московского княжества. До сих пор оно почти со всех сторон было прикрыто от внешних врагов другими русскими же княжествами или землями вольных городских общин: с севера — княжеством Тверским, с северо-востока и востока — Ярославским, Ростовским и до конца XV в. Нижегородским, а с юга — Рязанским и мелкими княжествами по верхней Оке, с запада — Смоленским (до захвата его Витовтом в 1404 г.), с северо-запада — землями Новгорода и Пскова. С половины XV в. все эти внешние прикрытия исчезают, и Московское княжество становится глаз на глаз с иноземными государствами, не принадлежавшими к семье русских княжеств. В связи с этой переменой во внешнем положении княжества изменилась и внешняя политика московских князей. Теперь, действуя на более широкой сцене, они усвояют себе новые задачи, какие не стояли перед московскими князьями удельных веков. До сих пор внешние отношения московских князей ограничивались тесным кругом своей же братии, других русских князей, великих и удельных, да татарами. С Ивана III московская политика выходит на более широкую дорогу: Московское государство заводит сложные дипломатические сношения с иноземными западноевропейскими государствами — Польшей и Литвой, Швецией, с орденами Тевтонским и Ливонским, с императором германским и другими.
Идея национального государства
Вместе с расширением дипломатической сцены изменяется и программа внешней политики. Эта перемена тесно связана с одной идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого времени, — идеей национального государства. Эта идея требует тем большего внимания с нашей стороны, чем реже приходится нам отмечать прямое участие идей в образовании фактов нашей древней истории. Сознание или, скорее, чувство народного единства Русской земли — не новый факт XV—XVI вв.: это дело Киевской Руси XI—XII вв., и, заканчивая изучение политического строя Русской земли в те века, я указывал на это чувство, даже пытался отметить некоторые его особенности. Я говорил, что в то время оно выражалось не столько в сознании характера и исторического назначения народа, сколько в мысли о Русской земле как общем отечестве (лекция XII). Трудно сказать, какое действие оказали на нее тревоги удельных веков. Но она, несомненно, тлела в народе, питаемая церковными и другими связями. Разрыв русской народности на две половины, юго-западную и северо-восточную, удельное дробление последней, иноземное иго — эти неблагоприятные условия едва ли могли содействовать прояснению мысли о народном единстве, однако были способны пробудить или поддержать смутную потребность в нем, и мы уже знаем, какую крупную роль сыграла она в ходе успехов Московского княжества. Я веду речь не об этой потребности, а об идее национального государства, о стремлении к политическому единству на народной основе. Эта идея возникает и усиленно разрабатывается прежде всего в московской правительственной среде по мере того, как Великороссия объединялась под московской властью. Любопытно следить, в каком виде и с какою степенью понимания дела проявлялась эта идея, которая не могла не оказать влияние на ход жизни Московского княжества. Видно, во-первых, что она вырабатывается под давлением изменявшихся внешних сношений московского великого князя. Потому первой провозвестницей ее является московская дипломатия Иванова времени, и уже отсюда, из государева дворца и кремлевской канцелярии, она проникает в московское общество. Прежде столкновения московских великих князей с их русскими соседями затрагивали только местные интересы и чувства москвича, тверича, рязанца, разъединявшие их друг с другом. Боролась Москва с Тверью, Рязанью; теперь борются Русь с Польшей, со Швецией, с немцами. Прежние войны Москвы — усобицы русских князей; теперь это борьба народов. Внешние отношения Москвы к иноплеменным соседям получают одинаковое общее значение для всего великорусского народа: они не разъединяли, а сближали его местные части в сознании общих интересов и опасностей и поселяли мысль, что Москва — общий сторожевой пост, откуда следят за этими интересами и опасностями, одинаково близкими и для москвича, и для тверича, для всякого русского. Внешние дела Москвы усиленно вызывали мысль о народности, о народном государстве. Эта мысль должна была положить свой отпечаток и на общественное сознание московских князей. Они вели свои дела во имя своего фамильного интереса. Но равнодушие или молчаливое сочувствие, с каким местные общества относились к московской уборке их удельных князей, открытое содействие высшего духовенства, усилия Москвы в борьбе с поработителями народа — все это придавало эгоистической работе московских собирателей земли характер народного дела, патриотического подвига, а совпадение их земельных стяжений с пределами Великороссии волей-неволей заставляло их слить свой династический интерес с народным благом, выступить борцами за веру и народность. Вобрав в состав своей удельной вотчины всю Великороссию и принужденный действовать во имя народного интереса, московский государь стал заявлять требование, что все части Русской земли должны войти в состав этой вотчины. Объединявшаяся Великороссия рождала идею народного государства, но не ставила ему пределов, которые в каждый данный момент были случайностью, раздвигаясь с успехами московского оружия и с колонизационным движением великорусского народа.
