Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон (читать книги регистрация TXT) 📗
«Светлой памяти незабвенного друга и товарища Анны Давыдовны Данишевской-Розовской. 21 сентября 1955 г.»
Заявление незаконно репрессированной Розовской тоже попало к Хрущеву. Член партии с 1904 года, она была близким сотрудником Ленина. Сохранилась фотография, на которой Розовская стоит рядом с Лениным и Свердловым на Красной площади.
…Она лежала в больнице с инфарктом, к ней явился заместитель Шверника с партбилетом. Через два часа после этого она умерла.
Всего два месяца прожила она после освобождения из лагеря.
Сам принцип, на котором строилось дело реабилитации, — если это можно назвать принципом — выглядит неубедительно: каждый политический должен ходатайствовать о себе сам (если он еще жив), или заявление о нем подают родственники.
Даже в таком гуманном деле как реабилитация, — ни логики, ни уважения к личности…
О реабилитации погибшего в тридцать седьмом Александра Артемьевича Бакзадяна просили товарищи бывшего наркома по иностранным делам Закавказской федерации.
В силу каких обстоятельств сохранилось дело Бакзадяна, толстая зеленая папка, неизвестно. И в папке — докладная записка с резолюцией генсека: «Расстрелять». И фотографии погибшего. Прокурор вызвал старую коммунистку Ф. Кнунянц, показал фотографию.
— Узнаете?
Как не узнать товарища «Юрия»… Вместе вели подпольную партийную работу.
…На фотографии — изуродованное лицо, опухший глаз…
Кнунянц читает показания Бакзадяна: «Мой отец по происхождению из дворян занимал должность мирового судьи. Семья была большая, мы нуждались. Учился я на свои средства. В партию я вступил лишь затем, чтобы отомстить за тяжелую жизнь. Но главная цель — навредить партии»…
— Ваше мнение о Бакзадяне? — спрашивает прокурор.
— Это очень честный и чистый человек, замечательный коммунист.
Ну, а если бы никто не просил о нем? Если бы товарищи от него отвернулись?
…Оглядываясь назад, на краткие годы оттепели, постигаешь реабилитацию как подобие лотереи.
Судя по началу, Владимиру Антонову-Овсеенко повезло. На XX съезде Анастас Микоян упомянул отца как жертву посмертной клеветы. Клеветником оказался историк Лихалат [274].
Значит, ЦК признал революционера невиновным, подумал я. Вскоре же я получил справку о посмертной реабилитации отца. Разумеется, мне ее не прислали, меня никто не разыскивал. Мне пришлось ходатайствовать самому.
Но что это? Прошло совсем немного времени и в 1963 году научный сотрудник Института истории Академии наук Д.И. Ознобишин публично обвиняет «троцкистски настроенного» Антонова-Овсеенко в антипартийной стратегии, проводимой им на Украинском фронте в 1919 году.
Через год «Известия» публикуют заметку А. Сорокина, сотрудника Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (ИМЛ). Сей «историк» утверждал, будто Антонов-Овсеенко в сговоре с Дыбенко переделали текст условной телеграммы «Высылай устав». По этой телеграмме в октябре 1917 года из Гельсингфорса в Питер должен был выйти отряд кораблей. Так вот, Антонов и Дыбенко из карьеристских соображений «сфальсифицировали исторический документ», приписав телеграмму себе [275].
Эту газетную инсинуацию состряпал кандидат исторических наук Совокин. Состряпал совместно с другим кандидатом Андреем Свердловым. Сын Я.М. Свердлова ряд лет плодотворно работал под началом Берии. Так что искать мотива поступка Андрея Свердлова нужды нет. А что толкнуло Юрия Шарапова (тоже кандидата исторических наук), сотрудника газеты, на участие в клеветнической акции?
Беседуя в редакции с ответственным лицом, я заметил:
— Три кандидата наук. Не много ли для одной элементарной гнусности?
Сотрудник рассмеялся. Мне же было не до смеха. Я решил подать в суд на Совокина и на редакцию, благо только что в УК и в ГК были включены, правда, с небольшим — сорокалетним — опозданием, статьи о праве граждан на сатисфакцию. Я обратился в Народный суд — заявление, естественно, не приняли. В городском суде — то же самое. Только благодаря вмешательству старых большевиков и личному указанию генерального прокурора горсуд принял дело к слушанию и… тут же закрыл дело: «Известия» успели напечатать письмо Совокина. Нет, клеветник не извинился перед читателями и перед редакцией газеты. Он, видите ли, привлек новые материалы и вынужден признать, что «допустил ошибку» [276]. Только и всего…
От редакции «Известий» — ни слова.
Статья в УК имеется, право на защиту чести и достоинства есть. В случае чего можно жаловаться…
Тем временем и ИМИ, и Академия общественных наук (АОН), и Высшая партийная школа (ВПШ) выпустили серию новых книг по истории партии. Теперь уже Сталин — не вождь революции и даже не второй вождь. Авторы заняли удобную позицию замалчивания его имени. Зато проклятия в адрес Троцкого и «троцкистов» удвоились. Без густых, от сердца идущих проклятий, нельзя защитить диссертацию, невозможно опубликовать книгу, статью. По любому поводу и без повода — упоминают «троцкиста» Антонова-Овсеенко. В годы Первой мировой войны Антонов вел в Париже интернационалистскую газету, выступал солидарно с ленинским «Социал-Демократом», открыто отмежевался от Троцкого и Мартова. И Ленин приветствовал позицию Антонова-Овсеенко. Однако, кто же будет разбираться в таких тонкостях. Проще придерживаться старых, надежных ярлыков. И ведущее трио, при ЦК, — НМЛ, АОН и ВПШ бьют во все антитроцкистские колокола…
Еще один удобный повод — дискуссия 1923–1924 годов. Впоследствии эта сталинская провокация стоила жизни тысячам честных революционеров.
Но — звоните, колокола! Все, кто не поддерживал Сталина, — троцкисты.
И все документы против генсека — троцкистские…
Эта абсурдная кампания клеветы не так уж абсурдна. Без нее — как объяснить гибель ленинского костяка партии?
Тут уж не скажешь — левая рука не ведает, что творит правая. Очень даже ведает. А в утешение реабилитированным можно отмечать их юбилейные даты.
К восьмидесятилетию (1963) и девяностолетию Антонова-Овсеенко (1973) одна-две газеты откликнулись заметками, с непременным упоминанием его «троцкистского» прошлого. Соратники революционера пытались организовать вечера воспоминаний в Музее революции, в Доме Советской армии, но их «не поняли» — ни в Москве, ни в Ленинграде, ни в Киеве. В центральном Доме литераторов предложение отметить девяностолетие писателя, критика, поэта Антонова-Овсеенко тоже отвергли с порога:
— Он из этих, «бывших», кажется?
— Антонов реабилитирован решением ЦК.
— А кто мне поручится, что завтра его не ре-реабилитируют? Как Федора Раскольникова, — возразило ответственное лицо…
Затем последовала еще одна серия клеветнических выступлений в печати.
Я состою в Обществе слепых, несколько лет читал там лекции о революционном пути отца. Последовал клеветнический донос, и мне запретили «популяризировать троцкиста»…
…Можете жаловаться!
И я попробовал. Написал пространное заявление председателю Комиссии партийного контроля (КПК). Я просил председателя, Арвида Яновича Пельше, проверить исполнение решения ЦК. И если оно еще не отменено, остановить травлю реабилитированного отца.
Через две недели помощник Пельше сообщил мне номер телефона инструктора КПК Петровой. Я выждал еще две недели (вопрос изучается). Позвонил и услышал:
— Н-н-нда!
Такое густое барственное н-н-нда… В нем чувствовалось пресыщение властью. И зернистой икрой.
— Я занималась вашим заявлением (в голосе Петровой этакое усталое снисхождение…). Дело вашего отца у меня на столе. Непонятно, чего вы хотите… Он вступил в партию в 1917 году, а до этого…
— Простите, мне придется вставить слово, для точной справки. В партию отец вступил в 1903 году. Это отражено в протоколах съездов, изданных при Ленине. Могу представить вам все материалы. Я ведь по профессии историк. Если вы меня примете лично…
