Говорят сталинские наркомы - Куманев Георгий Александрович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Про радио я узнал, когда приехал в штаб 1‑го Украинского фронта. Узнал также, что Сталин поверил клевете. Начальник военных сообщений фронта Скляров, офицеры Манюков, Каретников, всего семь человек были арестованы и отправлены в военный трибунал. Мотивировка: «За допущение разгрома воинского эшелона».
Иду к командующему фронтом генералу Ватутину.
— Николай Федорович, как Вы допустили арест всего Вашего отдела военных сообщений?
— А это через мою голову. Идите к Жукову, он получил указание
об аресте от Сталина.
Георгий Константинович в это время был в штабе 1‑го Украинского фронта и как представитель Ставки ВГК подготавливал меж- фронтовую операцию, которая впоследствии была названа Корсунь- Шевченковской. Иду к нему, спрашиваю, не может ли он отменить собственное распоряжение об аресте. Рассказал, как и что происходило. Он сказал:
— Нет, не могу. Это распоряжение Сталина. Вот что: давай ему сейчас доложим. Сам понимаешь, для меня это сильный прокол, что я сам не разобрал дело. Сталин был очень раздражен. Миколайчик запрашивал его из Лондона, почему, дескать, допустили гибель кадров польской армии. Я доложу, потом ты доложишь подробности.
Он позвонил в Москву, доложил Сталину и передал трубку мне. Я рассказал Верховному, чему сам был свидетелем и участником. Выслушав, Сталин сказал:
— Значит, Миколайчики и на беде хотят погреть руки. Дайте нам подробную шифровку, мы им ответим. И лондонских проанглийских полячков пошлем к черту!.. Арестованных по ошибке товарищей немедленно освободить.
Это было исполнено, и Скляров с товарищами вышел на работу.
Был високосный год, гнилая зима. В январе дороги раскисли, как в весеннюю распутицу. Весь автотранспорт сел в грязи. Танки, и те буквально плыли в густом месиве, полируя его днищами. Между тем войска Украинских фронтов проводили одну крупную операцию за другой. Их потребности в боеприпасах, горючем и прочем снабжении приходилось удовлетворять главным образом за счет восстанавливаемых железных дорог. Это время с января по апрель 1944 г. мне пришлось провести на колесах, мотаясь по Украине, проталкивая оперативные эшелоны и военно–снабженческие поезда по едва сшитым на живую нитку железным дорогам и временным деревянным мостам.
В апреле, когда войска 1‑го Украинского фронта гнали немцев от города Проскурова на юг, к Черновицам и румынской границе, распутица не раз останавливала наступление. Дороги сделались ложем для мчавшейся с гор воды. Долины превратились в болота. Единственный подход к фронту — железная дорога от Шепетовки на Тернополь. Однако ее надо еще восстановить. Восстановление идет крайне медленно. Полетел туда на самолете У-2 потому, что никаким другим транспортом до 7‑й железнодорожной бригады полковника
Н. И. Новосельского не добраться. Прилетели, плюхнулись на раскисшую поляну. Вытягивая ноги из жидкой глины, пошел я искать своего давнего наставника и учителя Николая Ивановича Новосельского. В начале двадцатых годов я служил в 10‑й железнодорожной бригаде, где он был комиссаром. Нашел его не сильно переменившимся. Пока его искал, причина медленного восстановления дороги стала мне ясна. Лес был далеко от насыпи. Валили лес, заготавливали шпалы, а потом три–четыре километра тащили дубовые шпалы к полотну. Так что собственно укладкой пути занимались не более трети рабочего времени. К тому же, как рассказал полковник Новосельский, даже металлические скрепления и костыли ему возят из тыла на самолетах У-2.
Полетел я в штаб 60‑й армии, нашел ее командующего — молодого красивого генерала Ивана Даниловича Черняховского. Обычно командармы были очень требовательны к железнодорожникам–вос- становителям, однако к простейшей логике — хочешь получить дорогу, помоги людьми — прислушивались неохотно. Иван Данилович стал приятным исключением. Без долгих разговоров послал Новосельскому 400 солдат, они приняли на себя доставку шпал и прочую черновую работу, и участок Шепетовка — Тернополь длиной в 152 км вошел в строй раньше установленного срока.
Еще один эпизод. В марте 1944 г. прервалось железнодорожное сообщение с Киевом. Нам в Шепетовку, в штаб 1‑го Украинского фронта, доложили, что неделю подряд от Киева до Бердичева мела пурга, дороги завалило снегом, поезда стали. Это сообщение пришло в штаб утром, когда мы завтракали. Представитель Ставки маршал Г. К. Жуков посмотрел в окно. Там синее небо, солнышко, весна. Трудно поверить, что в ста двадцати километрах от нас бушуют метели. Говорит мне:
— Слетай в Киев и надери уши своим брехунам.
После завтрака я связался с Киевом, с нашими товарищами, но — ничего утешительного. Говорят, даже улицами Киева не проедешь, снег едва не под крыши. Взял я самолет, полетел в Киев. От Бердичева начались снега, внизу бело, вокруг бело, самолет пробивается в снежной круговерти. Сели под Клевом, от аэродрома в город меня доставили на тракторе.
Пришел в ЦК Компартии Украины. Показал все документы, прошу пропустить к первому секретарю ЦК Н. С. Хрущеву — не пропускают. Я — начальник Центрального управления военных сообщений, прибывший в Киев по срочному делу, должен еще доказать охране Хрущева, что не отниму даром времени. Нет, я не возмущался и не кипел. Спросил охранников:
— Откуда позвонить в Москву?
Они указали кабинет второго секретаря ЦК КП(б)У Кириченко. Позвонил по ВЧ Сталину, доложил, что Киев не пропускает поезда в тылы 1‑го и 2‑го Украинских фронтов из–за снежных заносов.
— Зайдите к Хрущеву, — сказал Сталин. — Примите меры к расчистке путей.
— Заходил, товарищ Сталин, — сказал я. — Охрана не пустила.
— Вы где? — спросил он.
— В кабинете Кириченко.
— Будьте на месте, — приказал он. — Он сам придет.
И верно, через 5 минут стремительно вошел в комнату Хрущев. Почему, спросил, меня обошел и прямо звонишь Верховному?.. Ну, что отвечать и зачем? Пустое провождение времени. Я доложил дело (Хрущев ведь был еще и членом Военного совета 1‑го Украинского фронта). Надо отдать ему должное, с обычной своей энергией он тотчас мобилизовал партийные организации города, тысячи людей с лопатами вышли на железную дорогу, и сутки спустя поезда пошли через Киев на фронт.
Конечно, и этот, и многие другие эпизоды, которым я был свидетелем и участником, можно рассматривать с разных сторон. С одной стороны, в них необычайная оперативность Сталина, его обычай ничего не откладывать, мало говорить и много делать. Но с другой стороны — это же явные неполадки в управлении, когда обычная тыловая работа по расчистке дорог может замереть, если тот же Верховный не задаст взбучку должностному лицу.
Дарницкий железнодорожный мост играл столь заметную роль в снабжении советских войск, наступающих на Правобережной Украине, что немецко–фашистское командование попыталось уничтожить его диверсионным способом. Случайно мне довелось поглядеть на этих бандитов. Мы двумя машинами возвращались в Киев после ликвидации крупной фашистской группировки под Корсунем — Шев- ченковским. По округе бродили недобитые группки, мы ехали с хорошей охраной. Обогнали колонну. Это были конники–партизаны с красными лентами на шапках, а также партизанская пехота на санях с пулеметами. Я придержал машину, крикнул: «Далеко ли путь держите?» Отвечают: «А до Киева. До батьки Ковпака. На партизанское совещание». Поехали дальше, километров через 10–15 остановил патруль из солдат войск НКВД. Порасспросили нас. Заинтересовались партизанским обозом. Командир сказал, что они ждут этих конников, что это не партизаны, а бандиты, служившие немцам. А идут к Киеву с заданием взорвать дарницкий мост. Уже в Киеве я узнал, что банду окружили и ликвидировали.
В последних числах февраля того же года в Москву позвонил из Киева Хрущев. (В это время я находился в кремлевском кабинете вождя). Сталин поговорил с ним, и по репликам я понял, что ранен Николай Федорович Ватутин. В кабинете сидели Маленков, Булганин и Ворошилов. Сталин сказал:
— Хрущев говорит, что бандиты ранили Ватутина. Ранен в пах, просит оставить в Киеве для лечения. Рана не очень серьезная. Оставим?
