De Secreto / О Секрете - Фурсов Андрей Ильич (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Жестокость приведенных слов поразительна, особенно если учесть, что человек сам наказал себя смертью за проявленную слабость и наказал не в последнюю очередь потому, что не мог после этого спокойно глядеть в глаза своему кумиру. «Я, — отмечал по этому поводу В.Е. Максимов, — прожил жизнь, какую врагу не пожелаю, но нигде, даже на самом дне общества, ни от кого, даже от самого падшего, я в схожих ситуациях такого не слыхивал» [235].
При чтении «Телёнка» нельзя не обратить внимание на противостояние автора с А.Т. Твардовским. Объясняя его, А.И. Солженицын пишет: «Советский редактор и русский прозаик, мы не могли дальше прилегать локтями, потому что круто и необратимо разбежались наши литературы» [236]. И далее: «Расхождение наше было расхождением литературы русской и литературы советской, а вовсе не личное» [237].
Можно по-разному относиться к А.Т. Твардовскому и как к поэту, и как главному редактору «Нового мира», и как к человеку, но бесспорно одно: он не сделал А.И. Солженицыну ничего плохого и по-своему всячески старался ему помогать, причём порою рискуя не только своей карьерой, но и журналом.
Поэтому можно понять Александра Исаевича, когда он, несмотря на различия в их взглядах, называл А.Т. Твардовского своим «литературным отцом» [238] и подписал ему свою телеграмму по случаю 60-летия словами: «неизменно нежно любящий Вас, благодарный Вам Солженицын» [239].
Уже, казалось бы, одно это должно было удержать Александра Исаевича от тех оскорбительных выпадов, которые были допущены им в «Телёнке» в отношении своего «литературного отца». Не удержался. Вот только два примера.
Осенью 1965 г. А.Т. Твардовский посетил Париж, где ему был задан вопрос о творческих планах А.И. Солженицына, на который Александр Трифонович якобы ответил, что чрезвычайная скромность писателя и его монашеское поведение не позволяют ему говорить о его творческих планах, но он уверен, что из-под его пера ещё выйдет много прекрасных страниц. Как расценил этот явно дипломатичный ответ Александр Исаевич: «Я от солёной воды во рту не мог крикнуть о помощи — и он меня тем же багром помогал утолкнуть под воду» [240].
Мы знаем, что тогда, осенью 1965 г., никто багром его под воду не «уталкивал» и вся истерия по поводу возможного ареста была делом его собственных рук. Мы ведь помним, как именно в это время «уталкиваемый под воду» писатель, с минуты на минуту ожидавший ареста, спокойно ходил в ЦК и «нагло» требовал там не просто квартиру, а квартиру с московской пропиской.
Для чего же тогда ему понадобился этот багор? Неужели для того, чтобы продемонстрировать свою неизменную и нежную любовь к своему литературному отцу? Неужели для того, чтобы показать, насколько он ему благодарен?
Весной 1967 г. А.Т. Твардовский побывал в Италии и там на вопрос: действительно ли у А.И. Солженицына есть произведения, которые он опасается вынуть из стола, ответил: «В стол я к нему не лазил», но «вообще с ним всё в порядке», «он окончил 1-ю часть новой большой вещи», которую «хорошо приняли московские писатели» [241]. Ответ тоже дипломатичный. Как же на него отреагировал А.И. Солженицын? Вот его слова: «Сам в эти месяцы душимый, — он помогал и меня душить» [242].
Как же можно было испытывать благодарность и нежность к человеку, который помогал другим тебя душить? Значит, лгал, когда писал о неизменной нежности, значит, лгал, когда уверял в благодарности.
Александр Исаевич неоднократно подчеркивал, что ради идеи он готов идти на любые жертвы, даже на смерть. Так, в 1967 г. в своём «Письме к съезду» он заявил: «Никому не перегородить путей правды, и за движение её я готов принять и смерть» [243]. Через шесть лет летом 1973 г. в «Письме вождям» А.И. Солженицын повторил ту же самую мысль: «Я, кажется, доказал многими своими шагами, что не дорожу материальными благами и готов пожертвовать жизнью. Для вас такой тип жизнеощущения необычен — но вот вы наблюдаете его» [244].
В 1974 г., вспоминания события, предшествовавшие появлению «Архипелага», А.И. Солженицын утверждал, что на тот случай, если бы встал вопрос: жизнь детей или издание «Архипелага», им и его женой было принято «сверхчеловеческое» решение — «наши дети не дороже памяти замученных миллионов, той Книги мы не остановим ни за что» [245].
Поразительная самоотверженность. Пожертвовать близким тебе человеком труднее, чем пожертвовать собой. Многие ли способны на это?
В 1983 г. Александр Исаевич дал интервью корреспонденту газеты «Таймс», которое закончил словами: «Пришло время ограничивать самих себя в потребностях, учиться жертвовать собою для спасения родины и всего общества» [246]. Учиться? Но у кого? Конечно, у того, кто ради идеи, ради правды готов пожертвовать не только собою, но и своими детьми.
Но вот мы листаем воспоминания Александра Исаевича и читаем о том, как он проводил часть лета 1969 г. на берегу Пинеги вместе с одной из своих помощниц, ставшей позднее его женой, “Алей”, Натальей Дмитриевной Светловой. Здесь они обсуждали идею издания свободного от цензуры журнала. Полагая, что журнал следует издавать в СССР, а он как редактор «может быть здесь, а может быть и там», т. е. за границей, А.И. Солженицын пишет: «Аля считала, что надо на родине жить и умереть при любом обороте событий, а я, по-лагерному: нехай умирает, кто дурней» [247].
Если бы эти слова Александра Исаевича передал кто-нибудь из его противников, их можно было бы поставить под сомнение как клевету. Если бы эти слова нашли отражение в воспоминаниях его нейтральных современников, можно было бы усомниться в их точности. Но приведённые слова содержатся в воспоминаниях самого А.И. Солженицына, переизданных трижды.
«Нехай умирает, кто дурней” — это значит, по мнению нашего праведника, ради идеи на костёр идут только дураки. И это говорил человек, призывающий к самопожертвованию? Достаточно одной этой фразы, чтобы понять истинную цену его призывов.
Вот его настоящее лицо: “нехай умирает, кто дурней”.
Значит, всё, что говорилось им о готовности к самопожертвованию, — это ложь.
Приводя слова А.И. Солженицына из «Телёнка» «мои навыки каторжанские, лагерные», В.Я. Лакшин писал: «Эти навыки, объясняет его книга, суть: если чувствуешь опасность — опережать удар, никого не жалеть, легко лгать и выворачиваться, раскидывать “чернуху”» [248]. И далее В.Я. Лакшин делал заключение о том, что прошедший лагерную школу автор предстает со страниц своих воспоминаний не в образе безобидного «телка», а в виде «лагерного волка» [249].
Среди поклонников А.И. Солженицына могут найтись те, кто скажет: «Пусть он не был великим писателем, пусть порою он был бестактным и даже жестоким, пусть ему приходилось маневрировать и идти на компромиссы, зато он не побоялся рассказать правду о том обществе, в котором жил».
Ну, что же, давайте посмотрим, что такое солженицынская правда.
«Жить не по лжи»
Читатели «Архипелага», наверное, знают фотографию А.И. Солженицына в одежде зэка с номерами на шапке, куртке и брюках: сутулая фигура, голова, вобранная в плечи, угрюмое лицо. Известна и другое его фотографическое изображение в подобной же одежде с разведёнными в сторону руками: он в лагере во время обыска.
