Кухня века - Похлебкин Вильям Васильевич (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Источником дополнительного питания войск явились также рыба, которой были богаты местные водоемы, и продукты охоты — мясо диких оленей и других животных, а также птиц.
Всего за три года (с 1942 по 1944) фронтом было заготовлено: рыбы — 7582 т, зелени — 291 т, ягод — 1345 т, грибов — 1448 т, сена — 55 727 т, мха-ягеля 7649 т, картофеля — 16 528 т, овощей — 4615 т (в том числе капусты 2571 т), зерна — 3086 т, мяса дичи — 505 т.
Итого, средняя калорийность суточного рациона бойцов Карельского фронта уже в начале 1943 г. составила 3436 калорий, что соответствовало норме, установленной ГКО для боевых частей Советской Армии.
Глава 11. Еда в СССР после войны в период восстановления народного хозяйства. 1949—1954
Продснабжение и советский общепит в первые послевоенные годы
Первые послевоенные годы были, несомненно, своеобразным периодом в истории советской страны. Но, к сожалению, ни духовная обстановка того времени, ни новые черты бытовой жизни советских людей не нашли глубокого и серьезного отражения ни в советской художественной литературе, ни тем более в исторических исследованиях. Время, а с ним и люди, помнившие его, к концу века постепенно уходят. Современникам же было тогда невдомек анализировать своеобразие наступившего нового исторического периода, который все они считали временным, преходящим, промежуточным, не стоящим серьезного внимания со стороны литературы и тем более науки. Между тем время это было особенным и неповторимым. Все внимание писателей и историков со всей силой, со всей энергией, как чисто человеческой, так и творческой, было обращено в то время к прошедшей войне, к ее воздействию на души и судьбы людей. Это представлялось и значительным исторически, и самым главным.
Война не ушла из жизни общества сразу же после своего формального завершения, хотя прежде казалось, что это неизбежно произойдет, одним махом. Она продолжала пронизывать своим «постдыханием» все, с чем сталкивались люди в первые годы послевоенной жизни, как на официальном, так и на бытовом, житейском уровне. В этом и заключалась одна из характерных особенностей первых послевоенных лет, этого нового исторического этапа в жизни страны. Живая, текущая реальная жизнь выдвигала новые вопросы, ставила новые задачи, создавала новые общественные и бытовые коллизии и ситуации, но прошедшая война, с ее критериями и опытом, все еще глубоко укорененная в сознании и психологии народа, приходила в противоречие с этим «новым» и не уходила из сознания людей, оставляя глубокие шрамы в их душах, идеализируясь у одних и «мельчая» у других в соответствии с личным опытом каждого.
«Война была свирепа, но ясна!» — записал в своей записной книжке драматург Евгений Шварц в 1946—1947 гг., мысленно имея в виду, как антитезу, переживаемый период. «Война — время тяжелое, но чистое», — повторил он спустя год-полтора, в 1948—1949 гг., в еще более четкой форме ту же мысль. Теперь уже это отчетливо ощущали все, в том числе и те, кто не мог столь ясно формулировать свои мысли. В гражданской жизни миллионы демобилизованных воинов столкнулись с массой неприятных явлений, которыми они были оскорблены и шокированы: воровством, приспособленчеством, ложью, карьеризмом, завистью и хитростью, с общей неясностью, туманностью мотивов, поступков своих сослуживцев и сограждан.
То, что великий идейный стержень, сплачивавший и поддерживавший весь народ, всю страну, постепенно начинает подтачиваться усталостью, мелкими житейскими неурядицами и общей неустроенностью быта, первыми, несомненно, поняли руководящие партийно-правительственные круги, хорошо информированные об истинном положении общества.
Этот процесс был признан опасным, а потому и было принято решение остановить его как можно резче, чтобы сразу оборвать, прекратить его. Перед лицом новой грандиозной исторической задачи — скорейшего восстановления разрушенного войной хозяйства — стране требовались отнюдь не меньший энтузиазм и вера людей, чем для отражения вторгнувшегося врага.
Между тем мобилизовать силы уставших от четырех лет войны людей требовало немалых усилий. И в этой обстановке отсутствие морально-политического единства общества, распространение в нем сомнений, неверия в будущее, мелкого хихиканья по поводу общественных и бытовых недостатков представлялось совершенно недопустимым, опасным, носило подрывное значение для государства, особенно в складывающейся международной обстановке, направленной на политическую и особенно экономическую изоляцию Советской страны.
Вот почему уже 14 августа 1946 г. последовало постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», а затем аналогичные постановления «О репертуарах драматических театров» (26 августа 1946), «О кинофильме „Большая жизнь“» (4 сентября 1946 г.) и, наконец, «Об опере Мурадели „Великая дружба“» (10 февраля 1948 г.). Общая цель всех этих мероприятий состояла в том, чтобы резко заклеймить всякие проявления мелкобуржуазной идеологии, мелкобуржуазных идейных установок и устремлений, которые всегда служат теоретической и бытовой базой для возрождения капитализма. Речь шла, следовательно, не о «борьбе на литературном фронте», а о самой настоящей классовой борьбе, о серьезной политической, а точнее — внутриполитической акции, направленной против попыток размагнитить социалистическую решимость и непримиримость нового поколения строителей коммунизма.
То, что этот чисто политический и классово заостренный шаг был облечен в форму дискуссии о проблемах культуры и о роли деятелей культуры в советском обществе, объясняется рядом причин. Но то, что сама форма ослабила действенность содержания и классовая борьба велась под псевдонимом «литературной», было в известной степени — слабой стороной акции, и эта «ошибка» руководства партии объяснялась исключительно своеобразием исторического момента внутри страны и положением, сложившимся в послевоенных международных отношениях. Речь шла о борьбе за умы, за идейное сознание советского народа, и одно это делало ставку чрезвычайно высокой. Отсюда и резкость, и придание этим выступлениям государственной значимости — пальба велась из орудий самого крупного политического калибра. Большинство советских людей сути этой компании так и не поняли, а у других это вызвало сомнения и пошатнуло авторитет верхов. Между тем на кону стояли следующие серьезные проблемы экономическо-демографическо-политического и одновременно социально-психологического характера.
К концу войны армия Советского Союза насчитывала 11,5 миллионов человек, в основном холостых мужчин от 18 до 40 лет. Их демобилизация, которая была связана с немалыми экономическими, транспортными и психологическими проблемами, началась с 23 июня 1945 г. и проводилась в три этапа.
Первая очередь демобилизованных солдат состояла из 13 старших возрастов, вторая, стартовавшая 25 сентября 1945 г. после окончания войны с Японией, включала 10 последующих возрастов. Наконец, 20 марта 1946 г. была осуществлена третья очередь демобилизации, «подчищавшая» все «остатки». Всего к лету 1946 г. в стране оказалось 8,5 млн молодых демобилизованных мужчин, которых надо было обеспечить не только работой, но и достойным, никак не худшим, чем в армии, содержанием и, кроме того, не давая фактически отдохнуть, призвать к скоростному, напряженному труду по восстановлению разрушенного войной хозяйства.
Помимо демобилизованных воинов, к концу 1946 г. из-за границы были репатриированы 5,5 млн человек, в основном молодых женщин, которые были угнаны на фашистскую каторгу или оказались в плену в фашистских концентрационных лагерях. Эти люди, как правило, были сильно истощены, страдали теми или иными болезнями, а среди бывших воинов Красной Армии был немалый процент инвалидов. Все это требовало улучшенного продовольственного снабжения, а положение с продовольствием в стране было тяжелым: во время войны сельскохозяйственное производство ежегодно снижалось из-за нехватки рабочих рук и сельхозтехники в деревне.
